Я собрался, и рванул вперёд. Было больно, но я полз сжав зубы. На зубах скрипел песок и очень хотелось пить… Ухватив труп Кольки, я начал тащить его на себя. Получалось плохо… В глазах мелькали белые пятна… Похоже я много крови потерял… Я почувствовал, что тело погибшего бойца вздрогнуло у меня в руках, и увидел, как его спину вспарывает от попадания пули… Сука… Снайпер… Мне конец… Следующий выстрел мой. Но внезапно шум боя изменился. Застрекотала вертушка прямо на головой и стала поливать из крупняка горы с которых в нас стреляли ду́хи… А потом появилась десантура… Тогда я и познакомился с Лёхой. Оказывается это он обнулил душмана, который стрелял в меня. Его выстрел произошёл за мгновение до того, как дух нажал на спусковой крючок. Моджахед всё-таки успел выстрелить в меня, но пуля досталась не мне, а уже убитому Кольке… Потом Лёха вколол мне шприц-тюбик промедола и забинтовал ногу прям поверх формы. Тащил на себе меня, мой автомат и разговаривал со мной без остановки. А меня всё время тянуло закрыть глаза и хоть немного поспать. Я даже не понимал, что это от сильной кровопотери. Мне просто хотелось спать, спать, спать… А Лёха всё болтал и болтал. Оказалось, что мы земляки, хотя и жили в разных районах Москвы… Практически всё, что он мне говорил, пролетало где-то мимо меня. Но он всё говорил и говорил… «Держись, братишка!»… Это он уже мне на прощание сказал, передавая медикам у вертолёта. Я практически не слышал его слов. Но его лицо осталось в памяти… С подтёками грязи на щеках и с улыбкой от уха до уха… «Держись, братишка!» * * * За тот бой у меня медаль «За отвагу». Нога у меня зажила. Дослуживал я после госпиталя уже в Союзе. Лёху в армии я больше не встречал. Адресами и фамилиями мы не успели обменяться. 1989 год. Москва. — Лёха! Ты? Я узнал его сразу, несмотря на то, что он очень изменился за это время. Ну, ещё бы… Там-то, в Афгане все были в форме, да ещё и щедро присыпаны пылью. А тут такой спортивный красавец во всём импортном, да ещё со значком мастера спорта СССР на груди. — Извини! Не признал. Мы знакомы? — Я тебя на всю жизнь запомнил и помнить буду. Сашка я. Помнишь, в Панджшере нашу колонну накрыли. А ты меня на себе тащил до медиков. — Саня? Не узнал, братуха… Богатым будешь!… Мы обнялись, крепко похлопывая друг друга по спине… Афганистан уже был так далёк от нас… Да и последние войска оттуда уже вывели в феврале этого года… — Ну, как ты? Как нога? — Тебе спасибо, не отрезали тогда. Отлежался в госпитале в Ташкенте. Потом оставшиеся полгода в Союзе дослуживал… А ты как? — Да я почти сразу дембельнулся тогда в восемьдесят третьем… Мне за тот бой Красную Звезду дали. В аккурат под дембель. — А мне «За отвагу»… — «За отвагу» у меня уже была. Ну, как ты тут? Тогда и познакомиться толком не успели. — Окончил Юрфак, сейчас стажёром в милицию устраиваюсь. — В ГАИ небось? По блату? — он толкнул меня в плечо. — Нет. Опером в Уголовный розыск. — На Петровку? В МУР? — Да, нет. Простым опером, в обычном районном отделении… И не по блату… — А чего к ментам? — Ну, надо же кому-то это делать… — Да, ну… Брось ты это дело. Там говорят сейчас и не платят ни хрена… — А ты-то как. — Физкультурный институт… Биатлоном серьёзно занимаюсь… Ты же помнишь, что я не только раненых мотострелков умею вытаскивать с поля боя… — Да. Если бы не подоспела ваша десантура на вертушках, мы бы… — Забей! Ерунда всё это… Сам знаешь, мы — русские… На войне своих не бросаем! Пойдём лучше отметим нашу встречу! Знаю тут недалеко неплохое место… * * * Попили, поели тогда мы не слабо… И парней погибших помянули, как следует. Он своих, я своих… И всех вместе потом… А после до нас докопалась какая-то пьяная гоп-компания. Ух и порезвились мы с ним тогда от души. Положили всех, кроме тех, кто был поумнее и успел сбежать… По кафе летали столики и стулья. Билась посуда… Мы тогда с ним вовремя слиняли… Иначе бы нам не поздоровилось… Если бы менты нас приняли, то могли бы и срок намотать. Ну а как же… Все остальные в отрубе лежат. И только мы, как два богатыря. Сильно помятые, слегка побитые, но не побеждённые. И на своих ногах ушли… Ушли красиво… На соседней улице нам удалось поймать такси и доехать до Курского вокзала, а там уже распрощались, и обменявшись телефонами, разъехались в разные стороны… Москва большая… Август 1991 год. Москва. ГКЧП застал меня на работе. Что там творилось в остальной части Москвы я толком и не знал тогда. У нас ввели режим «Крепость». Заперлись у себя в отделении и вооружившись автоматами сидели по кабинетам… Ждали чего-то. Кто-то спал, кто-то пытался куда-то дозвониться. Связь работала еле-еле. А потом и вовсе телефоны отключились. Я попил чайку, да у завалился спать в обнимку с автоматом. Прямо на полу в кабинете. Мне не привыкать… Вот так вот и проспали мы развал СССР. А проснулись уже совсем в другой стране, под другим флагом. 1992 год. Москва. Сижу в кабинете. Скучаю. Чаёк попиваю. Я сегодня дежурный опер. А день весёлый — воскресенье. Отдел пуст. Дежурный следователь слинял на обед. Он живёт рядом. Питается дома. Повезло… У меня к чаю пряники каменного века, судя по твёрдости. Но ничего. Зубы молодые… Разгрызу. Зарплаты в последнее время ни на что не хватает, хотя и выдают её чуть ли не пачками. Зато, если пересчитать в долларах получится не больше пары зелёных бумажек не самого крупного номинала. Но пока ещё платят в рублях. Три ха-ха… Хотя и задерживают иногда выплаты… И это при том, что я не рядовой и не сержант, а старлей… Вот такая вот хрень… Мы тут на хрен никому не нужны… А цены такие везде, что даже удивительно, как мы ещё живы. Я реально похудел за пару последних лет… Всё кругом напоминает зарисовки из времён НЭПа на заре советской власти… Жирные купцы нэпманы — в наличии. Бандитов сколько угодно. Работяги последний хрен без соли доедают. Зато старики недоедают, старую одежду донашивают, доживают кое-как… Вымирают… Молодежь ворует, колется, нюхает… В последнее время из нашего отдела уволилось уже почти треть. В основном семейные… У них своя правда. Детей кормить надо не разговорами о честности и светлом будущем, а реальной едой. У коммерсантов-то платят побольше… А уж если удастся пристроиться куда-нибудь в совместное предприятие, где платят живыми баксами, то это вообще, как крупный выигрыш в лотерею. Те, которые остаются служить в органах, подрабатывают, как могут. Кто-то таксует. Кто-то дежурит, охраняя новых русских коммерсантов, в свои выходные. Взамен уволившихся приходят молодые, голодные и злые. Как раз те, кого призвали в армию ещё при Советском союзе, а вернулся уже в Российской Федерации. Ничего не понимающие в окружающей их жизни, но имеющие жгучее желание получить всё и сразу. На заводах и фабриках не платят, а у нас пока ещё платят иногда. Да ещё, как в том анекдоте: «Пистолет дали и живи. Как хочешь…» Шум в коридоре отрывает меня от грустных мыслей. Похоже, что кого-то притащили. Опять принимать заявления, писать бесконечные протоколы и брать объяснения у всяких терпил, твёрдо зная, что украденное у них никогда не найдётся. Выхожу в коридор, иду в сторону дежурки… Упс… Не угадал. Никаких ограбленных и заплаканных потерпевших нет. Зато гаишники притащили двух мутантов в кожаных куртках. Уже упакованы в наручники, но при этом имеют наглый вид и держатся довольно дерзко… Ну-ну… Посмотрим. * * * — Здорово, парни! Что тут у нас?