Да и вообще, все эти горе-разбойники вдруг обнаружили, что у них имеется целая куча совершенно неотложных дел. У кого — в баре, у кого — за карточным столом, а кому и вовсе понадобилось срочно покинуть салун. Одним словом, буквально через пару секунд Гомес обнаружил, что посреди зала остались только мы вдвоем. Мексиканец облизнул пересохшие губы; малый явно чувствовал себя не в своей тарелке, однако гонор все еще мешал ему пойти на попятную. — Может, тебе не понравились мои слова насчет сеньора Заморры? — прохрипел он. — Но я сказал чистую правду. Когда я сообщу ему, что в Каньоне Охотничьих Ножей собираются посе-литься гринго, сеньор Заморра будет оччень недоволен! — Тогда поспеши ему об этом сообщить, и чем скорее он переживет такую неслыханную трагедию, тем быстрее снова перестанет огорчаться, — рассудительно заметил я. — Да и вообще, отчего бы тебе не сделать это прямо сейчас? Я взял Гомеса за шиворот и отправил на улицу сквозь ближайшее окно. Он сразу вскочил на ноги и заковылял куда-то за угол, в темноту, сплевывая кровь и изрыгая самые кошмарные мексиканские богохульства. Ну а в салуне тем временем воцарилась какая-то неестественная, мертвая тишина. Мне все это порядком надоело, я взвел курки своих шестизарядных и решительно шагнул вперед, к стойке бара, за которой тихо трясся от страха знакомый мне по старым временам беглый каторжник. Только в такой дыре, как Пороховая Гарь, он мог сойти за бармена. — Эй, приятель! — ласково позвал я его. — Может быть, ты желаешь, чтобы я уплатил за то чертово стекло? Или как? — О нет! — воскликнул он, механически продолжая протирать тряпкой плевательницу, явно спутав ее с пивной кружкой. — Нет, нет и нет! Ни о чем подобном не может быть и речи! Мы уже давно собирались сами выставить то окно… для… для улучшения вентиляции! Только вот руки все никак не доходили! — Тогда должен ли я это так понимать, что и все остальные джентльмены, присутствующие здесь, также полностью удовлетворены? — вежливо поинтересовался я. В ответ раздался дружный гул голосов. Он явно свидетельствовал о том, что собравшиеся в салуне конокрады, грабители дилижансов и прочее ворье с готовностью рады в любой момент подтвердить справедливость моего предположения. — Отлично! — Я не скрывал своего удовлетворения. — Эт-то оччень хорошо! Потому как больше всего на свете мне дороги мир и покой. И я непременно добьюсь их! Даже ежели мне… придется укокошить всех до единого чудаков, собравшихся в здешней забегаловке! Ну а вам, парни, — я коротко взглянул на ребят Ричардсона, — по-моему, самое время топать в лагерь! Похоже, они и сами так думали, ибо, не скрывая радости, мгновенно испарились из салуна. Ну а мне пришлось еще малость слегка подзадержаться. Купив себе местного зелья, я заодно решил угостить выпивкой одного своего старого знакомого. Помнится, когда мы с ним последний раз виделись в Жеваном Ухе, он как раз собирался ограбить поезд. — Послушай-ка! — начал я издалека. — В память о нашем старинном знакомстве поведай мне одну единственную вещь: кто таков чертов сеньор Заморра, о котором, улетая в окно, так пространно повествовал тот долбаный мексикашка? — Н-не знаю, — дрожащим голосом ответствовал мой бывший приятель. — Никогда о таком не слышал. — Понимаешь ли, — проникновенно сказал я, — у меня нету ни малейшего желания утверждать, что ты — низкопробный лжец! Думаю, ты просто страдаешь внезапными провалами в памяти. Но тут вот какая странная штука: мне недавно довелось услышать, что подобная болезнь поддается лечению. Одним словом, ежели я несколько раз долбану по твоей черепушке рукояткой моего любимого шестизарядного, а затем с размаху надену на тебя через голову вон тот очень симпатичный бочонок виски, то провалиться мне на этом самом месте, ежели твоя память немедленно не восстановится! — Погоди-ка! — торопливо начал он. — Кажется, она уже улучшается! Во всяком случае, я только что совершенно отчетливо вспомнил, что Заморра — главарь той самой шайки мексиканцев, которая во всеуслышание объявила Каньон Охотничьих Ножей своей территорией. А еще мне вдруг внезапно припомнилось любимое занятие Гонсалеса Заморры. Говорят, он души не чает в лошадях! — Короче говоря, ты хочешь сказать, что этот парень — конокрад! — полувопросительно произнес я. — Оно конечно, можно посмотреть на это дело и так, — не захотел спорить мой знакомый. — В любом случае, тот каньон как нельзя лучше подходит для самых разнообразных занятий сеньора, и ежели ты, вместе со своими переселенцами, вдруг окажешься прямо посреди его любимого скотного двора, сеньор Заморра, пожалуй, действительно очень сильно выйдет из себя. — А как же! — согласился я. — Обязательно выйдет. И обязательно сильно. Дай мне только добраться до него, и он выйдет из себя настолько сильно, что уже никогда не вернется обратно! Я залпом прикончил свою выпивку и быстро направился к выходу. Но, уже у самых дверей, резко обернулся, сжимая в обеих руках свои пушки со взведенными курками. Увидав такое, человек девять или десять парней, уже повытаскивавших свои револьверы и изготовившихся малость пострелять мне в спину, разом выронили их, безо всякой команды подняли руки вверх и взмолились: — Не стреляй, Брекенридж! Пощади! К сожалению, у меня очень мягкое сердце и мне трудно устоять перед просьбами страждущих. Вот почему я просто разрядил обе обоймы, посбивав на пол все светильники, какие имелись в салуне, после чего вышел наружу. Покидая Пороховую Гарь, я чисто случайно разнес вдребезги несколько попавшихся мне по дороге уличных фонарей. Когда я вернулся в лагерь, оказалось, что искатели ночных увеселений, вернувшиеся чуть раньше меня, уже успели устроить переполох, и теперь буквально все переселенцы, включая малых детей, дрожа от страха, сидели по фургонам и сжимали в руках самое разнокалиберное оружие. — Прямо не могу сказать, как я рад снова увидеть вас в добром здравии, мистер Элкинс! — с жаром воскликнул старый хрыч Ричардсон. — Мы здесь слыхали всю эту жуткую пальбу и очень боялись, что тем бандюгам удалось-таки вас прикончить! Мне кажется, нам надо немедля запрягать и убираться отсюда подобру-поздорову! Лично я уже давным-давно отказался от всяких попыток разобраться, как устроены мозги у этих неженок-новопоселенцев. Черт возьми! Да ежели б я им только позволил, они действительно немедля тронулись бы в путь. В темноту, не зная дороги, просто так, куда глаза глядят! Более того, мне до сих пор кажется, что большинство тех чудаков не спало всю ночь, опасаясь, как бы та кровожадная пьянь из салуна не расправилась с ними спящими прямо в лагере. А про Заморру я им вообще ничего не сказал. Вряд ли парни Ричардсона толком разобрались в болтовне глупого Гомеса, так что я не видел никакого смысла пугать остальных переселенцев еще больше, чем они уже были напуганы. * * * На следующий день мы выехали еще затемно, потому как мне хотелось добраться до каньона безо всяких там промежуточных остановок. Обоз двигался на удивление быстро, но все равно на месте мы оказались уже ночью. И все-таки эти переселенцы — очень странные люди. Без всякого умысла я выбрал место для стоянки как раз на той поляне, где шесть лет тому назад апачи разделались с караваном мексиканцев. Ночка выдалась очень темная, поэтому до самого утра никто из моих подопечных так и не разглядел во множестве валявшихся здесь повсюду костей, оставшихся от мулов, а также от их погонщиков. Например, старый хрыч Ричардсон заснул, подсунув себе вместо подушки под голову якобы просто удобный круглый булыжник. Утром старикана чуть удар не хватил — оказывается, он всю ночь продрых, прикорнув на человеческом черепе. А когда я предложил пообедать в той рощице, где три года назад поселенцы повесили семерых воров, взятых с поличным на краже и клеймении чужого скота, мои спутники, едва углядев петли, все еще свисавшие с ветвей, наотрез отказались устроить тут привал. Нескольких, особо впечатлительных, даже пробрала самая настоящая трясучка! Причем все они хором заявили, что в таком месте не сумеют проглотить даже самого малюсенького кусочка хлеба. Значит, им еще не приходилось голодать по-настоящему, скажу я вам. Вот и все! Впрочем, я могу распинаться сколько угодно, но только покуда вам самим не придется иметь дело с новопоселенцами, вы все равно ни за что не сможете себе представить, насколько они странные люди! Ну да ладно. Мы остановились-таки передохнуть всего несколькими милями дальше, в следующей рощице, посреди пологих холмов, поросших деревьями и высокой травой. Тут уж я проглотил язык и не стал никому сообщать, что именно здесь разбойники зарезали трех сыновей Гриссома, которым, на беду, вздумалось вздремнуть средь бела дня. Старик Ричардсон оглядел окрестности, после чего объявил: как ему кажется, лучшего места для поселения и быть не может. Я, похоже некстати, напомнил ему, что мы вроде бы собирались тщательно осмотреть всю долину перед тем, как окончательно сделать выбор. После моих слов старый хрыч Ричардсон вдруг на глазах увял и хнычущим голосом попросил меня, чтобы я, во имя всего святого, дал его родне хотя бы несколько дней передохнуть. До того раза мне еще никогда не приходилось встречать столь хилый народец, который уставал бы так быстро и от таких сущих пустяков. Но что делать! Черт с вами, сказал я, после чего мои подопечные принялись устраиваться на ночевку. С тех самых пор как обоз добрался до долины, мне на глаза не попадалось никаких признаков присутствия банды Заморры. Поэтому я решил, что сии рыцари наживы просто в отъезде и заняты любимым делом. Воруют где-нибудь лошадей. Но в общем-то суть дела от этого никак не менялась. На следующий день рано утром Неду и Джо, сыновьям старика Ричардсона, вздумалось поохотиться на оленей. Я попросил их не уходить от лагеря дальше чем на милю и вести себя очень осторожно. Они пообещали быть паиньками и двинулись от лагеря прямо на юг. Я тоже отошел от лагеря примерно милю назад прямо по колее, к тому самому ручью, возле которого четыре года назад Джим Дорнли подстерег в засаде Тома Харригана, и с удовольствием выкупался. Надо признаться, я плескался в водичке куда дольше, чем собирался. Но уж так приятно было отдохнуть, хотя бы ненадолго оказавшись вдали от всех этих недотеп! Когда, выкупав Капитана Кидда, я наконец вернулся обратно, то сразу же заметил, как с другой стороны к лагерю приближается Нед Ричардсон в сопровождении какого-то незнакомца, белокожего юноши, державшегося крайне высокомерно и, я бы сказал, даже несколько вызывающе. — Эй, пап! — крикнул Нед, едва спешившись. — А где же мистер Элкинс? Вот этот парень утверждает, будто бы мы не имеем никакого права селиться в Каньоне Охотничьих Ножей! — Эт-то еще что за хлыщ? — поинтересовался я, внезапно появляясь из-за фургона. Едва увидев меня, малый разинул рот и очень потешно выпучил глаза. — Меня зовут Джордж Уоррен, — немного придя в себя, стал отвечать тот. — Я из большого каравана переселенцев, который только что прибыл в эту долину из Иллинойса. — А по какому такому праву ты тут приказываешь моим людям покинуть Каньон Охотничьих Ножей? — зловеще вопросил я. — А по такому праву, что нас привел сюда наисильнейший во всем мире человек! — выпятив грудь, ответствовал Уоррен. — Вообще-то, — честно добавил он, — пока здесь не появился ты, мне казалось, что другого такого громилы, как наш предводитель, нет на всем белом свете. Но это неважно. Важно другое: с ним шутки плохи, имейте в виду! Когда он услыхал, что в долине появился еще какой-то обоз, то пришел в ужасную ярость и послал меня передать, чтобы вы счас же убирались на все четыре стороны! И ежели у вас осталась хотя бы капля здравого смысла, вы немедленно так и сделаете! — Конечно! — дрожащим голосом пролепетал старый хрыч Ричардсон. — Сделаем! Нам ни к чему лишние неприятности! — Цыц! — приказал я и повернулся к визитеру. — Послушай-ка, малый! Да ты, оказывается, большой нахал! С этими словами я сперва с такой силой натянул ему шляпу на уши, что поля оторвались от тульи и повисли у парня на шее наподобие воротничка, а затем повернул бедолагу за плечи на-лево кругом и наградил его таким добротным пинком, после какого он чудесным образом оказался в собственном седле. Тут, правда, я малость не рассчитал, потому как Джордж Уоррен теперь восседал на своем скакуне задом наперед. — Вали обратно, откуда пришел! — заревел я так яростно, что высокая сочная трава вокруг нас тихо полегла на землю. — Да смотри, не забудь передать своему недоделанному предводителю: Каньон Охотничьих Ножей принадлежит нам и только нам! — Вытащив пару своих шестизарядных, я слегка пострелял под ноги лошадке, дабы чуток добавить ей резвости. — И еще скажи вашему вожаку: на то, чтобы собрать манатки и убраться отсюда подобру-поздорову, у вас имеется всего лишь час! — Я еще сведу с тобой счеты! — с безопасного расстояния заверещал Джордж Уоррен, перемежая свои жалкие угрозы бессильными рыданиями. — Ты еще не раз пожалеешь о случившемся! Слышишь ты, здоровенный грязный гризли! Как только я расскажу обо всем мистеру… — Дальнейшего мне так и не удалось расслышать, ибо незваный вестник быстро исчез за склоном ближайшего холма. — Готов поклясться, этот малый почти свихнулся от злости, — заметил старый хрыч Ричардсон. — Пожалуй, все-таки будет лучше, ежели мы покинем здешние края. В конце концов… — Заткнись! — окончательно разъярившись взорвался я. — И в конце концов, и перво-наперво, и раз и навсегда, эта долина — наша! И я твердо намерен отстаивать свои священные права до последней капли вашей крови! Быстро запрягайте мулов и ставьте фургоны в круг, как можно ближе друг к другу! Промежутки между колесами забейте седлами и всяким другим барахлом, какое у вас найдется. Потому как мне кажется, что, укрывшись за надежным бруствером, вы и сражаться будете куда лучше! Теперь ты, Нед. Ты видел вблизи их лагерь? — Не-а, — ответил тот. — Но этот Уоррен говорил, будто до него отсюда три мили, точно на восток. Он сказал, что выехал прогуляться перед самым восходом, случайно заприметил нашу стоянку, вернулся к себе и рассказал обо всем своему вожаку, а уж тот, рассвирепев, послал его сюда передать нам, чтобы мы выметались из каньона. — Я начинаю волноваться из-за Джо, — к слову вставил старик Ричардсон. — Прошло уже порядочно времени, но мальчик до сих пор не вернулся. — Ладно, — кивнул я. — Поеду, попробую найти парня. А заодно разведаю обстановку. И ежели только перевес в их пользу не окажется больше чем десять к одному, нам нет никакого резона ждать, покуда они надумают нас атаковать. Тогда мы сами неожиданно нагрянем к ним в лагерь и в два счета разделаемся с этими недоумками. Или мне больше никогда не бывать Брекенриджем Элкинсом! А затем мы разведем костры, — позволил я себе немного помечтать, — хорошенько провялим ихние дурацкие скальпы да и развесим их гирляндами на передках наших фургонов. Получится отличное предупреждение для всех остальных негодяев, которым еще может прийти в голову глупая мысль встать у нас на пути! Слушая мою вдохновенную речь, старик Ричардсон почему-то побледнел как полотно, а коленки у него сами собой подогнулись и начали потихоньку постукивать друг об дружку. Но мне было уже некогда, поэтому я просто еще раз строго-настрого приказал ему составить фургоны в сплошное кольцо, а сам вскочил на Капитана Кидда и двинулся на восток. Тут выяснилось, что единственной причиной, по которой мы до сих пор не заметили дымы от лагерных костров тех парней из Иллинойса, оказалась невысокая, густо поросшая лесом холмистая гряда, преграждавшая прямой путь на восток. Обогнув ее южную оконечность, я двинулся в прежнем направлении и, проехав мили полторы, вдруг увидел вдали всадника, не спеша скакавшего в мою сторону. Едва он заметил меня, как сразу погнал своего коня во весь опор; блики солнечных лучей весело посверкивали на дуле его винчестера. Ясное дело, я взял на изготовку свой верный «сорок пять — девяносто» и помчался ему навстречу, и мы таки встретились, в точности посередине громадной ровной поляны. Тут мы разом опустили стволы смертоносных винчестеров и резко осадили своих лошадок. — Брек! Брекенридж Элкинс! — как бы не желая верить своим глазам, произнес он. — Разлюбезный братец! Медведь Бакнер! — ласково отозвался я. — Уж не ты ли посылал ко мне со смехотворными угрозами того глупенького, совсем зеленого молокососа, Джорджа Уоррена? — Конечно я! А кто ж еще! — пренебрегая всеми правилами элементарной вежливости, яростно зарычал Медведь Бакнер, лишний раз продемонстрировав свой поистине ужасный характер. — Видишь ли, — еще более ласково заметил я, — эта долина — она наша! А вам придется продолжить свой путь. — Что значит — продолжить свой путь?! — что было мочи завопил братец Бакнер. — Я всю дорогу буквально на себе тащил сюда целую толпу этих несчастных созданий! От самого Финт-Сити в Канзасе, где, на свою беду, вызволил этих чудаков из грязных лап нескольких потешавшихся над ними бизоньих браконьеров, да будет земля пухом тем глупым и непутевым идиотам! И с той поры я провел их фургоны сквозь огонь, воду и целые орды меднокожих индейцев и бледнолицых мерзавцев! Я клятвенно обещал беднягам, что лично приведу их в те края, где сама земля будет сочиться молоком и медом. Я был суров с ними и пренебрег их мольбами даже тогда, когда, стоя на коленях, они умоляли меня, Христа ради, отпустить их обратно в Иллинойс! Потому как я действительно знал, что для них лучше. И все это время я имел в виду только одно: замечательные угодья Каньона Охотничьих Ножей. А теперь ты нагло предлагаешь им — то есть мне, не кому-нибудь, а мне! — продолжить свой путь! Медведь Бакнер в бешенстве завращал глазами и плюнул на землю, под ноги своей лошадке. Я молча ждал. — И какой же ответ я получил на свое вполне справедливое требование удалиться и оставить в покое этих несчастных агнцев Божиих? — наконец с горечью в голосе продолжил братец Бакнер. — Жалкий беззащитный мальчишка, Джордж Уоррен, вернулся в лагерь сломленный морально, с полями от своей лучшей шляпы на шее! И вдобавок — стоя на стременах, поскольку нанесенное тобой страшное и незаслуженное оскорбление еще долго не позволит этому несчастному достойно сидеть в седле! Раз такое дело, я велел им всем немедля укрепить лагерь, а сам отправился на разведку. И вот теперь я лично повторяю тебе те же самые слова, какие посылал раньше с беднягой Джорджем. Разумеется, я не забыл что мы с тобой — кровная родня. Но принципы дороже! — Согласен! — сурово молвил я. — Жизненные принципы Элкинсов из Невады никогда не станут менее возвышенными, нежели принципы Бакнеров из Техаса. Год назад, когда я уложил тебя на обе лопатки в Кугуарьем Хвосте… — Какая низкая ложь! — заскрежетал зубами братец Медведь. — Просто ты тогда ловко воспользовался незаконным преимуществом, пригрев меня по уху здоровенным дубовым бревном именно в тот момент, когда я никак не мог этого ожидать! — Конечно не мог, — с достоинством ответил я. — Потому как именно в тот момент ты только что расколол об мою голову булыжник размером с хорошую кадку для воды! Но хватит об этом. Кто прошлое помянет — тому глаз вон! Перейдем к делам насущным. Возникшее теперь между нами небольшое разногласие мы можем решить лишь в честном бою, как полагается истинным джентльменам! Но в таком разе прежде всего следует обсудить вопрос об оружии, ибо предмет спора слишком серьезен, чтобы стать поводом всего лишь для вульгарного кулачного боя!