– Замолчи же! Неужели не стыдно? – Я хотела только объявить, Алистер, что если ты и твой гость извините меня, то предпочла бы вернуться к своему вязанию. И она направилась к двери. Алистер перевела изумленный взгляд на Алека и крикнула матери вслед: – Как, мама, ты вяжешь? – Я? Да никогда в жизни не притрагивалась к спицам, детка. Увидимся позже. Довольно хихикнув, миссис Форсайт вышла. Чтобы разобраться во всех новостях, касавшихся Крошки, Алеку понадобилась почти неделя, благо рассказчица не скупилась на детали. А вот на то, чтобы объяснить все странности собачьего поведения, казалось, целой жизни не хватит. Может быть, причиной было и то, что стоило молодым людям остаться наедине, как время начинало нестись невиданными темпами. Несколько раз по утрам Алек ездил вместе с Алистер в Нью-Йорк за покупками. Прежде он лишь однажды побывал в этом городе чудес, и Алистер доставляло немалое удовольствие чувствовать себя хозяйкой гигантского города и демонстрировать его диковины, как вываливают перед гостем содержимое шкатулки с драгоценностями. Потом Алек два дня не вылезал из дому, окончательно покорив сердце миссис Форсайт тем, что разобрал и починил коробку передач в Синем Кенгуру, а холодильник после его ремонта стал агрегатом, с которым мог справиться и ребенок. Финальную точку Алек поставил, укрепив осевший угол веранды. Возобновились и занятия с Крошкой, теперь они стали более продолжительными и регулярными. В первый раз, когда к ним присоединился Алек, Крошке это не понравилось, но уже через полчаса он принял новые правила игры и успокоился. А потом, наоборот, все чаще прерывал Алистер и испытующе глядел на Алека. Хотя пес не мог читать его мыслей, он отлично схватывал все, что говорил его старый хозяин хозяйке новой. И со временем смирилась и Алистер, потому что так работать оказалось не в пример легче. Алек был несилен в теории, любимом коньке Алистер, зато у молодого человека оказался здравый практичный ум. Он принадлежал к тем самородкам, кто все схватывает на лету. Крошке явно нравилось работать с Алеком – во всяком случае, непроходимые тупики в их совместном продвижении к цели становились все реже. Алек обладал завидной способностью возвращаться назад и искать обходные пути, и так, шаг за шагом, они приближались к тому решению, в котором нуждался Крошка. Со временем становилось ясно и то, почему он в нем так нуждался. Ключом к разгадке послужил предсмертный рассказ старого Деббила. На основании его Алек построил гипотезу, объясняющую все странности в поведении собаки. – Это случилось на заводике по переработке сахарного тростника. Деббил подозвал меня к лотку, по которому тростник загружается на конвейер. «Басса, – сказал он мне, – эта штука опасная». И показал на катки, по которым двигался конвейер. У них такие зубья, которые захватывают полотно конвейера, – дюймов по десять каждый. Шестерни старые, но чертовски крепкие. А старику показалось, что одна из них расшатана. «Не обращай внимания, старый дурень», – отмахнулся я, но он не отставал: «Нет, басса, гляди – эта штука с зубьями опасная». И прежде чем я успел сообразить, что к чему, он открыл предохранительную решетку и засунул руку в каток по локоть! Руку ему отрезало, как бритвой… Простите меня за эти подробности, мисс Алистер. – Нет, ничего… Продолжайте, – ответила девушка, уткнув лицо в платок. – Так это и произошло. Старик Деббил был малость чокнутый, и его нелепая смерть это только подтвердила. Правда, он уже был стар, часто болел, и жизнь его уже так потрепала, что все усилия доктора Тетфорда оказались втуне. Однако вот что было самое странное: когда у постели умирающего собралась вся деревня, чтобы обсудить предстоящие поминки, Деббил неожиданно послал за мной. Когда я вошел к нему, лицо старика осветила неземная улыбка. Пока Алек рассказывал, перед его глазами стояла глинобитная хижина с крышей из пальмовых листьев, освещенная газовой лампой, поставленной на стол у постели умирающего. – Я спросил его: «Как ты себя чувствуешь, старина?» – «Басса, считайте, что я уже мертв. Однако в голове у меня светло». – «Что ты хотел мне сказать, Деббил?» – «Басса, люди правду говорят, что старый Деббил не помнит даже вкуса манго, съеденного час назад. Он не помнит дом, в котором отсутствовал три дня». – «Не принимай всерьез, Деббил». – «Нет, это правда, басса. Моя голова как дырявый горшок, но сейчас, басса, у меня в голове стоит только одна картина. Ты должен знать, басса, в тот день, когда я пошел посмотреть на трубу, в развалинах губернаторского дворца мне повстречался огромный джамби». – Джамби? – подала голос миссис Форсайт. – Дух из местных, мэм. Островитяне страшно суеверны… Крошка! Чем ты недоволен, старина? Крошка зарычал. Женщины переглянулись. – Он не хочет, чтобы вы продолжали. – Эй, Крошка, слушай меня внимательно. Мне необходимо, чтобы ты понял. Я твой друг. Я хочу помочь тебе, а ты поможешь – сам знаешь кому. Понятное дело, ему не нравится, когда об этой истории узнает все больше народу. Обещаю, что не скажу никому ни слова, пока не получу разрешения. – Так как, Крошка? Дог беспокойно ворчал, перебирая лапами и переводя взгляд с Алистер на Алека. Наконец из его могучей груди вырвался как бы звук согласия, и пес вопросительно посмотрел на миссис Форсайт. – Ну нет, мама и я – одно целое, – решительно заявила Алистер. – У тебя нет выбора. – Она наклонилась вперед. Ты не умеешь говорить, но можешь показать, что хотел бы сказать или сделать. Думаю, если Алек расскажет нам все, мы быстрее поймем, что нам нужно, чтобы помочь тебе. Ясно? Крошка долго смотрел на нее своими грустными глазами, потом глубоко вздохнул и улегся, положив голову на лапы и уставившись на Алека. – Кажется, разрешение получено, – объявила миссис Форсайт. – И должна заметить, во многом тут заслуга моей дочери, которая находит, что вы очень милый молодой человек. – Мама! – Нет, вы только посмотрите – они оба покраснели! – торжествующе констатировала миссис Форсайт. – Продолжайте, Алек, – попросила Алистер, отведя взгляд. – Спасибо. Так вот, старик Деббил поведал мне совершенно фантастическую историю о том, что произошло в развалинах. Им там повстречалось чудовище настолько отвратительное, что можно было окочуриться от одного его вида. Однако старик настаивал, что от чудища исходила какая-то волна доброты и покоя, и Деббил совсем не испугался. «Он был такой мокрый, басса, навроде слизняка, а глаза его сверкали и бешено вращались, но старик Деббил стоял счастливым, как невеста перед алтарем, и ни чуточку не боялся». Мне показалось, что старик, как всегда, заговаривается, – то, что он чокнутый, было известно всем, – но самым странным было то, как он все это рассказывал. Он ни разу не запнулся, не потерял нить, и речь его звучала на редкость убедительно. Далее он рассказал, что Крошка подбежал к чудовищу, а оно обволокло пса, накрыло, будто океанская волна. Крошка исчез из виду, а старый Деббил врос в землю, как соляной столб, не ощущая ни страха, ни времени и не испытывая желания бежать без оглядки. Его даже не очень удивила та штуковина, которую он заметил в зарослях кустарника. Из слов Деббила выходило, что там была спрятана целая подводная лодка размером с усадьбу, без окон и дверей, если не считать маленького окошка на носу. А когда солнце склонилось к закату, по телу чудовища прошла дрожь и оно, снова как волна, откатилось, выпустив из себя Крошку. Пес подошел к Деббилу и застыл чуть поодаль. Чудовище снова исказилось судорогой, как будто прилагало все силы, чтобы что-то сказать, да никак не получалось. И тут в голове у Деббила возникло облако, и из него раздался голос: «Никому ни слова, слышишь, никому». – «Он велел мне забыть обо всем, что я увидел, басса. Велел уходить и все забыть, басса». Но прежде чем уйти, Деббил успел заметить, как чудовище бездыханным упало на землю – как будто истратило последние силы на эти слова. «С тех пор облако не покидало мою бедную голову, басса. А теперь, когда я умер, облако куда-то делось, и Деббил все вспомнил». Алек откинулся назад. – Вот такая история. Получается, что все случилось полтора года назад прямо перед тем, как в поведении Крошки проявились первые странности. Он глубоко вздохнул и посмотрел на женщин. – Может быть, не стоило доверять предсмертному бреду полупомешанного старика. Но самому Деббилу никогда бы такое не придумать. После похорон я отправился к развалинам губернаторского дворца и ничего там не обнаружил, если не считать примятую площадку в зарослях кустарника, диаметром футов в сто. Вот и все. Можете считать это бреднями суеверного, неграмотного старика, который к тому же был при смерти. В кухне повисло долгое молчание. Тишину разорвал голос Алистер: – Значит, это вовсе не Крошка. А кто-то… что-то вне Крошки. – Она пристально поглядела на пса, и ее зрачки расширились. – Но я ничего не имею против. – Старик Деббил тоже не имел, – отозвался Алек. – Ну что вы тут заладили! – вмешалась миссис Форсайт. – Молчите. Сейчас говорить буду я. Конечно, легче всего придумать версию, в которую хорошо втискиваются факты, однако нас губит наш рассудок, и мы никак не можем собраться с духом и взглянуть правде в глаза. Все, что не противоречит фактам, мы отбрасываем, как слишком невероятное. – Точно, – усмехнулся Алек. – Может быть, мы выслушаем вашу версию? – Дурачок, – пробормотала Алистер. – Не груби, детка. Извольте, Алек, вот вам моя версия. Я совершенно уверена, что наш Господь в неизъяснимой мудрости своей решил, что от Алистер не выйдет проку и она никогда не возьмется за ум. А потому, отлично понимая, что единственное, что откроет ей глаза, – это некое квазинаучное чудо, он и придумал… – Знаешь, мама, – ледяным тоном отчеканила Алистер, – в один прекрасный день я положу конец и твоей разговорчивости, и твоим шуточкам. Миссис Форсайт ответила ей улыбкой: – Отчего ж не пошутить, дитятко мое? Самое время для шуток. Терпеть не могу, когда серьезные люди делают серьезные лица просто оттого, что боятся заглянуть правде в глаза. А как вы считаете, Алек? Алек задумчиво почесал за ухом и сказал: – Я бы предпочел оставить решение проблемы за Крошкой. В конце концов это его дело. Мы же будем продолжать наши исследования, держа в уме то, что сейчас услышали. И тут, к их изумлению, Крошка подбежал к Алеку и лизнул его руку. Развязка наступила спустя полтора месяца. (Он действительно вынужден был задержаться на полтора месяца – даже дольше. Ему пришлось призвать на помощь все свое воображение, чтобы найти себе в Нью-Йорке кучу неотложных дел в области торговли недвижимостью, которыми и объяснялось затянувшееся пребывание в доме Алистер. А по истечении шести недель он стал в этом доме своим, и нужда в подобных увертках сама собой отпала.) Для того чтобы облегчить общение с Крошкой, Алек изобрел специальный код, объяснив женщинам: «Посмотрите на бедного пса. Сидит он, как муха на стене, все слышит и все понимает, а сказать ничего не может. Представляете, каково ему?» Особенно хорошо представила себе это миссис Форсайт – и целых четыре дня никто в доме не занимался ничем иным, кроме составления кода. Сначала мелькнула мысль сшить специальную перчатку с привязанным карандашом, которую можно было бы надевать Крошке на лапу, но от идеи быстро отказались. Кроме всего прочего, пес ведь не понимал написанного, если только об этом же не подумала Алистер… Наконец Алек изобрел довольно простую систему. Для начала он вырезал из дерева три фигурки – квадрат, круг и треугольник. Круг означал утверждение, квадрат – отрицание; выбором треугольника Крошка просил повторить вопрос или сменить тему. Оказалось, что с помощью всего трех фигур пес может передавать или принимать уйму информации. Происходило это следующим образом: как только определялась тема очередного занятия, Крошка усаживался между кругом и квадратом, чтобы одним поворотом головы отвечать «да» или «нет». С тяжкими изнуряющими беседами с бесконечными повторами и смысловыми тупиками было покончено. Отныне разговоры протекали примерно так: – Крошка, можно задать тебе вопрос? Надеюсь, он не покажется тебе чересчур личным. Ты разрешишь? – Это был, конечно, Алек, всегда предельно вежливый с собаками, ибо признавал за ними врожденную гордость. «Да», – отвечал Крошка, мотнув головой в сторону круга. – Скажи, правда ли, что ты, собака, – лишь посредник в нашем разговоре? Крошка тянулся в сторону треугольника. «Нет». – Хочешь сменить тему? После некоторого замешательства Крошка все-таки возвращался к квадрату. «Нет». В разговор вмешивалась Алистер: – Он явно чего-то хочет попросить, прежде чем продолжит разговор. Это так, Крошка? «Да». Миссис Форсайт: – Он уже пообедал и не курит. Остается одно – он просит нас сохранить тайну. «Да». – Отлично. Нет, Алек, ты все-таки молодчина, – сказала Алистер. – Мама, перестань же хихикать. Я только хотела… – Ты уже все сказала, дочка. Больших разъяснений мужчинам и не требуется. – Благодарю вас, мэм, – серьезно сказал Алек, и в глазах его загорелись знакомые искорки. Затем он снова обратился к псу: – Ну, так кто же ты, Крошка? Суперпес? «Нет».