Я остановился перед бильярдной Кейси, постаравшись как следует затормозить и сконцентрировать все свое внимание на визге тормозов и реве двадцатичетырехклапанного двигателя, и не сразу выключил зажигание. Не стал я торопиться и вылезать из машины. Просто отвалился на спинку сиденья, раскурил сигару за пятьдесят центов, сдвинул набекрень шляпу и, нажав на клаксон, сорок восемь секунд слушал мелодию «Фрачного Перекрестка». Только проделав все это, я посмотрел в сторону бильярдной. Ну, сперва я подумал, что зря приехал сюда, раз мое возвращение имело подобный результат. Но после этого «сперва» я начисто забыл все прочие мысли, кроме одной: как бы выбраться отсюда. В освещенном прямоугольнике входа сутулились две фигуры. Дело было в небольшом переулке, таком коротком, что по старинному обычаю город должен был поставить здесь фонари. Старательно приглядевшись, я распознал в одной из этих фигур Счастливчика Сэма, а в другой Фреда Биллью. Они просто смотрели на меня; они не шевелились; они не говорили ни слова, и когда я спросил их: «Эй, там, мелюзга, еще не забыли меня?» – вдруг обнаружилось, что по обоим бокам от входа выстроилась целая толпа – точнее, вся банда. Я был потрясен; слишком уж идеально складывалось все. И мне это не понравилось. – Привет, – невозмутимо проговорил Фред. Я знал, что процветание мое ему не по нутру. Конечно же, я не ожидал другого и от всех остальных, однако неприязнь Фреда была порождена отвращением, в то время как остальные просто возмущались, и я впервые почувствовал себя в какой-то мере дешевкой. Я распахнул дверь «Лендровера» и ступил штиблетой на мостовую, позволяя присутствующим поглазеть на мои изящные перышки. Сэм фыркнул и отчетливо произнес: – Пошлый пижон! Кто-то хихикнул, a из тьмы возле дома донеслось тоненькое: – Ууу-ууу! Я подошел к Сэму и широко ухмыльнулся ему, хотя вовсе не хотел этого делать. – Давно же я тебя не видел, даже забыл, какая ты задница, – проговорил я. – Ну как, зарабатываешь? – Зарабатываю нормально, – проговорил он и добавил оскорбительным тоном: – На жизнь хватает. Ропот, пробежавший по собравшемуся обществу, поведал мне, что умнее всего будет сесть в этот сверкающий новизной автомобиль, гудком распрощаться с публикой и уехать. Я остался. – Мудрите все, а? – произнес я неуверенным тоном. Они были пьяны, я вдруг понял это, – все до единого. И я вляпался в неприятную ситуацию. Запустив руки в карманы, Сэм свысока посмотрел на меня. Среди всех известных мне коротышек подобный поступок удавался только ему. После многозначительной паузы он промолвил: – Лучше возвращайся к своим хрустальным шарам, недоделанный. Нам нравятся парни, которые потеют. Нам даже нравятся те, у кого есть собственный рэкет, – потому что у них больше мозгов или норова, чем у соседей. Однако языком и удачей нашего восхищения не добиться. Выметайся отсюда. Я беспомощно огляделся. Итак, я получал по заслугам. А чего, собственно, можно было еще ожидать? Или я предполагал, что парни столпятся вокруг меня, расталкивая друг друга, чтобы только пожать мне руку за подобную выходку? Они вроде бы и не шевельнулись, однако вдруг со всех сторон окружили меня. Если я немедленно чего-нибудь не придумаю, со мной расправятся. A когда эти лопухи начинали с кем-нибудь расправляться, они проделывали это самым превосходным и окончательным образом. Я набрал воздуха в грудь. – Сэм, мне от тебя ничего не нужно. Ничего, в том числе и советов, понял? – Не выпендривайся! – вспыхнул он. – И не возникай со своими сеансами. Слыхали мы о твоих делах. О том, как ты дерешь со вдов по полсотни баксов, чтобы они могли поговорить со своим «милым покойником»! Хренов псиколог! Вот выдумал! Валяй, дурачь старух дальше! Теперь у меня появилась опора: – Ты считаешь меня жуликом, так? А ты знаешь, что я могу показать тебе таких привидений, что у тебя все волосы дыбом встанут, если не побоишься пойти туда, куда я тебе скажу? – Можешь? Лопну от смеха. Послушайте-ка его, братаны. – Хохотнув, он повернулся ко мне и бросил сквозь зубы: – Ну ладно, раз сам напросился. Действуй теперь, богатей, держу пари. Фред, принимай заклад. Как насчет десяти твоих паршивых долларов на каждый мой? Эй, Фред, держи десятку. – Даю тебе двадцать против одного, – сказал я едва ли не истерическим тоном. – A потом отвезу тебя в такое место, где ты сможешь столкнуться с самым милым и простодушным старым призраком из всех, о которых тебе приводилось слыхать. Кодла взревела. Сэм тоже расхохотался, однако отступать не стал. Пари есть пари. Он предложил его, сделал ставку, а теперь обязан выполнить условия. Я кивнул и вложил две сотни в ладонь Фреда Биллью. Фред и Сэм уселись в машину, и когда я включил двигатель, Сэм высунулся из окошка и крикнул: – До встречи в аду, ребята. Я намереваюсь побеседовать с призраком, и один из нас насмерть перепугает другого! Я нажал на рожок, чтобы согнать с тротуара вопившую и улюлюкавшую ватагу и убраться отсюда. Выехав на бульвар, я направился к пригороду. – Куда мы едем? – спросил через некоторое время Фред. – Подожди, – ответил я, потому что еще не сделал выбор. Где-нибудь здесь неподалеку должно найтись такое местечко, где водится настоящее привидение, способное заставить Сэма капитулировать и снова принять меня в свою компанию, подумал я. Открыв бардачок, я выпустил из него Айки. Айки – это такой мелкий бесенок, во время сборки угодивший хвостом между двумя листами железа и оттого вынужденный оставаться в машине, пока она не пойдет на свалку. – Эй, Айк, – прошептал я. Нечистый дух посмотрел на меня, лампочка бардачка красным светом отразилась в его ярких глазенках. – Свистни профессора, ладно? Я не хочу громко звать его, чтобы не услышали лопухи, которые едут на заднем сиденье. Тебя-то они не услышат. – Окей, босс, – молвил он и, засунув пальцы в рот, испустил душераздирающий, створаживающий кровь свист. Так уж было положено вызывать профессора. Старина облетел автомобиль спереди, сделал полный круг и скользнул ко мне сквозь щель в окошке, которое я чуть приоткрыл для него. – Боже мой, – пропыхтел он, – могу только пожелать, чтобы меня никогда не вызывали в устройство, перемещающееся с подобной скоростью. Едва сумел догнать вас. – Не вешайте мне на уши лапшу, профессор, – прошептал я. – При желании вы сумеете догнать даже авиалайнер. Вот что, у меня на заднем сиденье едет парень, который хочет, чтобы его как следует пуганул призрак. Есть здесь поблизости какой-нибудь из них? Профессор водрузил на нос призрачное пенсне. – Ну, конечно. Помнишь, как я рассказывал тебе о доме Вольфмейера? – Да, крепкий тип. – Он идеальным образом подходит для этой цели. Только не проси меня провожать тебя в это место. С Вольфмейером наши не общаются. И, ради бога, будь осторожен. – Полагаю, что сумею с ним справиться. А где его искать? Он дал мне точные инструкции, пожелал спокойной ночи и отправился восвояси. Это чуточку удивило меня; профессор изрядно попутешествовал со мной по свету, и я еще не видел, чтобы он отказывался от возможности увидеть новое для себя местечко. Отмахнувшись от этой мысли, я продолжил свой путь. Наверное, потому, что не сумел придумать ничего лучшего. Оставив город, я направился к некоему сельскому дому, в котором повесился Вольфмейер, пенсильванский голландец. Он и прежде был и теперь оставался гнилым яблочком. Вместо того чтобы все принимать со смирением, он сделался отпетым бунтарем. Ему было превосходно известно, что если он не сумеет сделать кучу добра, чтобы загладить содеянное при жизни зло, то останется на своем месте до конца вечности. Но это его ни капельки не смущало. Он сделался мрачен и угрюм и превратился в истинно скверное привидение. В том доме, где он сгнил на своей веревке, после его смерти умерли восемь человек. Трое арендаторов, снимавших дом, трое бродяг и два исследователя-психолога. Все они повесились. Таков был стиль Вольфмейера. Едва ли все это доставляло ему удовольствие. Однако он старательно исполнял свои обязанности, какими понимал их. Я не хотел, чтобы со Счастливчиком Сэмом произошло что-либо неприятное. Я просто хотел преподать ему урок. A что получилось! Мы приехали на место еще до полуночи. Разговаривать по пути особо было не о чем, я только рассказал Фреду и Сэму о Вольфмейере и о том, что от него следует ожидать. Они как следует посмеялись, и я заткнулся, переключив все свое внимание на дорогу. Следующую тему для разговора предоставил Фред, принявшийся обсуждать условия пари. Чтобы победить, Сэму нужно было провести в доме всю ночь до рассвета. Он не должен был звать на помощь и не должен был выходить из дома. Еще он должен был принести с собой моток веревки, сделать на одном ее конце удавку, а другой привязать к Стропилу Вольфмейера – толстому дубовому брусу, на котором повесился и он сам, и все остальные. Жест этот должен был заставить Вольфмейера обратить особое внимание на Счастливчика Сэма, и идея принадлежала мне. Я должен был войти в дом вместе с Сэмом и проследить за ним на тот случай, если события примут слишком опасный оборот. Фреду надлежало находиться в автомобиле в сотне ярдов от дороги и ждать. Оставив машину на оговоренном расстоянии, мы с Сэмом вышли. Через плечо Сэма был уже переброшен выданный мной моток крепкой веревки, с готовой удавкой на ней. Фред существенно присмирел, лицо его сделалось смертельно серьезным. – Ох, не нравится что-то мне все это, – проговорил он, поглядев вдоль дороги на дом, горбившийся в стороне от шоссе с видом погруженного в глубокое раздумье злобного существа. Я спросил: – Ну так как, Сэм? Может быть, расплатишься и считай, что мы квиты? Тот последовал направлению взгляда Фреда. Местечко, конечно, имело вид унылый, да и алкоголь успел испариться из его вен. Подумав минутку, он пожал плечами и ухмыльнулся. Я невольно восхитился этой крысиной душонкой. – К черту, до конца так до конца. Одной лишь наружностью ты меня не испугаешь, пустышка. К моему удивлению, Фред возразил ему: – Не сказал бы, что он пустышка, Сэм. Сопротивление пробудило в Сэме упрямство, хотя по лицу его было видно, что он сожалеет об этом. – Пошли, пустослов, – сказал он и зашагал по дороге. В дом мы пробрались через подвальную дверь, от которой шла лестница к окну на первом этаже. Я достал фонарик, чтобы осветить им путь до ближайшей балки, одной из многих, явно получавших удовольствие, превращая звуки шагов в смеющийся шепоток, обегавший комнаты и залы и не желавший утихать. Пол под знаменитой балкой был покрыт темными пятнами. Я помог Сэму привязать веревку, a затем выключил свет. Ему, должно быть, стало крепко не по себе, но я не стал обращать на это внимания, потому что был способен увидеть любую тварь, пока она еще не приблизилась ко мне, и даже в таком случае, ни один призрак не мог увидеть меня. Я уже не говорю о том, что, с моей точки зрения, стены, пол и потолок были освещены разноцветным фосфоресцирующим свечением присутствующих повсюду призрачных растений. Я даже пожалел, что Сэм не может видеть зрелищное облачко света над потусторонней плесенью, жадно пожиравшей пятно под балкой. Сэм уже тяжело дышал, но я превосходно знал, что одними только темнотой и тишиной этого козла не проймешь. Он должен остаться один и собственными глазами увидеть явившегося гостя. – Ну, пока, малец, – сказал я, похлопав его по плечу, повернулся и вышел из комнаты. Я дал ему послушать, как выхожу из дома, а потом неслышно пробрался обратно. Вне сомнения, более заброшенного уголка мне еще не приходилось видеть. Даже духи держались подальше от него, за исключением, конечно, призрака Вольфмейера. Меня окружали видимая только мне роскошная растительность и глубокая тишина, которую нарушало только пыхтение Сэма. По прошествии минут десяти я успел убедиться в том, что Счастливчик Сэм наделен отвагой в куда большей мере, чем я мог предположить. Его нужно было испугать, раз он не хотел, или не мог, пугаться. Я устроился поудобнее возле стены соседней комнаты. По моим расчетам, Вольфмейер должен был вот-вот появиться. И я искренне надеялся, что сумею остановить эту погибшую душу прежде, чем она успеет зайти слишком далеко. Все должно было ограничиться простейшим уроком обнаглевшему умнику. Я ощущал полную уверенность в себе и потому оказался абсолютно неготовым к тому, что произошло. Я смотрел на противоположную дверь, когда понял, что она уж несколько минут освещена самым слабым, какой только может быть, светом. Буквально на моих глазах он сделался ярче, сделался неровным и мерцающим. Он отливал зеленью – зеленью гнили и плесени; его отчасти сопровождала едкая вонь. На меня дохнуло плотью, столь давно мертвой, что она уже утратила мерзкий запах. Все это было предельно жутко, и я самым искренним образом перепугался до потери сознания. Прошло несколько мгновений, прежде чем сознание собственной неуязвимости вернулось ко мне, и, пригнувшись и припав к стене, я стал наблюдать. Тут и появился Вольфмейер. Призрак этот принадлежал старому, дряхлому человеку. Из его развевающегося и грязного одеяния тянулись вперед жилистые и сильные руки. Лохматая и бородатая голова дергалась на переломленной шее словно рукоятка ножа, только что вонзившегося в мягкую древесину. Каждый неторопливый новый шаг его по полу заставлял ее трепетать. Глаза его полыхали красным огнем, в недрах которого угадывались зеленые тени. Зубы его удлинились и сделались похожими на собачьи, превратившись в желтые тупые клыки, словно колонны поддерживавшие кривую ухмылку. Гнилостное зеленое свечение образовывало вокруг него жуткий ореол. Он был до предела мерзостен. Совершенно не заметив моего присутствия, Вольфмейер остановился возле двери той комнаты, в которой возле веревки бодрствовал Сэм, выставив когти вперед, судорожные движения головы его медленно затихали. Поглядев на Сэма, он вдруг открыл свою пасть и взвыл. Негромкий и мертвый звук вполне мог вырваться из глотки какой-нибудь далекой собаки, но хотя я не видел того, что происходило сейчас в соседней комнате, я знал, что в этот самый миг, дернувшись, Сэм смотрит на привидение. Вольфмейер чуть приподнял руки, как будто бы слегка пошатнулся и проплыл в комнату. Я вырвался из объятий стиснувшего меня ползучего ужаса и вскочил на ноги. Если я не потороплюсь… На цыпочках подбежав к двери, я остановился, чтобы посмотреть, как Вольфмейер буйно размахивает руками над головой, отчего одеяние его колышется, а вся фигура мерцает в зеленом свете; чтобы увидеть, как Сэм, вскочив на ноги, озираясь шальными глазами, отступает и отступает к веревке. Схватившись за горло, он беззвучно открыл рот, наклонил голову, изогнул шею, обратил глаза к потолку, пятясь подальше от призрака, к ждущей его петле. Тут я склонился к плечу Вольфмейера и, приблизив губы к его уху, произнес: – Буу! Я едва не расхохотался. Вольфмейер чуть взвизгнул, подпрыгнул футов на десять и, не оглядываясь, пробкой вылетел из комнаты, словно его и не было здесь. Такого испуганного старого призрака я еще не видел! Тут Счастливчик Сэм выпрямился, на расслабившемся лице его проступило облегчение, и он с шумом осел на пол прямо под удавкой. Именно такую картину мне и хотелось увидеть. По поникшему лицу его струился холодный пот, руки были зажаты между колен. – Вот так тебе и надо! – обрадовался я, подходя к нему. – Плати, подонок, и можешь умирать с голода, ожидая еженедельной зарплаты! Он не пошевелился. Я подумал, что испуг еще не оставил его. – Ладно! – продолжил я. – Возьми себя в руки, мужик! Ну как, довольно с тебя? Старикашка может вернуться в любую секунду. Вставай!