* * * Было в нем что-то странное. Что-то такое неуловимое, такое…знакомое! Где он его встречал? То, как он держал бокан, то, как нанес удар… Казалось — Кендал сейчас еще немного напряжется, чуть-чуть, ну совсем немного! И вспомнит. Но не вспоминалось. Нет, не вспоминалось. Да скорее всего и ошибся. Эти фиолетовые, будто сияющие изнутри глаза — разве бы он забыл? Бойцы нужны, тем более — такие бойцы. Кендал с трудом уловил движение, каким парень нанес свой удар. И если бы тот нанес его в полную силу… Ох, и дурак этот Алан! Силы много, ума мало. От таких одни проблемы. Погнать бы его отсюда, пусть идет в наемники и там показывает свою удаль, но…бойцов не хватает. Как бы не пришлось и наемников приглашать. Как воронье слетелись в город! Слышали, что Степь поднялась, вот и собрались со всех сторон. Там где война — там и деньги. Война и деньги неразделимы. Кендал минут двадцать постоял, понаблюдал за тренировкой новобранцев, скривился, глядя на то, как неуклюже они держат меч, и медленно побрел в свою комнату. После того, что случилось с Конто, он тяготился тем, что находится в этом замке. С Конто ушла душа замка. Он стал совсем чужим. А нынешний управляющий…Кендал даже говорить о нем не хотел. Даже думать о нем! Такая продажная мразь… Кендал не удивится, если окажется, что всю историю с Конто затеял именно он, управляющий, он же казначей. Чтобы совсем уж глубоко запустить свои руки в клановые закрома. Теперь он творил что хотел, и никто не мог призвать его к ответу. Кендал ненавидел его лютой ненавистью, и с ясностью осознавал — тут не служить. Впрочем, ничего плохого он в своей отставке не видел. Кое-какие деньги у него имелись — спасибо Конто — откроет свою школу единоборств и будет тренировать бойцов. В смутные времена бойцы требуются всегда, и хороший тренер на вес золота. Надо будет Эдвара с собой забрать…великолепный тренер, хотя и с гонором. Впрочем — хорошие тренера всегда такие. Гордые и независимые — они знают себе цену. Поднялся по лестнице, прошел по террасе, потом по полутемному коридору. В замке всегда прохладно, всегда будто в погребе. Хорошо! Могучие камни стен хранят прохладу так же, как хранят и тепло в зимние дождливые месяцы. Умели строить в старину. В комнате тоже сумрачно — окна прикрыты ставнями, хоть здесь можно отдохнуть уставшим глазам. Снять перевязь, меч стоймя к изголовью кровати — это закон. Боец не должен искать, куда он засунул свой меч, меч всегда наготове, днем и ночью. Стянул сапоги, носки…пусть ноги отдыхают. Камзол тоже долой…ух, хорошо! Ну как же хорошо! Вытянулся на кровати, раскинув руки в стороны. Да, хватит уже служить кому-либо. Он присягал Конто, Конто теперь нет. Ну…кроме одного мальчишки. Хорошего мальчишки, славного, умелого, умного…но…мальчишки. Сожрут его за одну секунду. Долго Альгис прятаться не сможет. Кстати, ведь как он был прав насчет поездки! Как он уговаривал не ехать в столицу! Предупреждал — будет беда! Не послушались? Вот и получили. Насчет того, что мальчигшка покрошил весь Клан Союти Кендал не поверил ни на секунду. Чушь собачья. Мальчишка хорош, он скрывает свои способности, Кендал в этом уверен, но Альгис не настолько хорош чтобы вырезать весь Клан. И некромантией он никогда не увлекался, зря его обвинили. Некроманты — мерзкие существа, они возятся со смертью, с трупами, и нередко для своих обрядов убивают животных и людей, Альгис же не такой. Он жалеет кошек, жалеет собак, даже охотничью дичь — и ту жалеет. Про людей и говорить нечего — он вечно возился со своими лечебными травами. Эх, какого ботаника загубили! Альгис, Альгис…где же ты есть?! Кендал лег на бок, на подушке что-то захрустело, кольнуло в щеку. Мастер нахмурился, потянулся рукой…взял двумя пальцами левой руки сухие листья. Поднес к носу, понюхал…знакомый запах! Боган. Это — боган. Высохший, готовый к употреблению. В принципе он и не высохший готов к употреблению, но ферментированный, вобравший в себя всю возможную Силу работает лучше, лечит лучше. И вдруг Кендала буквально подбросило с кровати! Боган! Это боган! Последний разговор с Альгисом шел именно о богане! Мальчишка дал ему знать, что находится в замке! Но как он попал в закрытую комнату? Как сумел преодолеть дубовую дверь и два замка, на которые Кендал запирал свои покои? И где прячется Альгис? Впрочем — от мальчишки можно ожидать чего угодно, умнейшая бестия, настоящий ученый, несмотря на свой малый возраст. Кстати — ему сейчас должно быть лет шестнадцать. Точно, день рождения был недавно. Да как же он сумел проникнуть в замок так, чтобы его никто не узнал?! Это же невозможно! Маг, он настоящий маг. И глаза отвести, и снадобье сделать. Дурак был его папаша — не ценил такого сына. Теперь понять бы — что он хочет сказать этим посланием? Да что хочет…только одно: «Я жив, и я вернулся!» А зачем он может вернуться? Только затем, чтобы занять свое место. Место Главы Клана Конто. Клана, который жив, пока жив хоть один его хозяин. Настоящий хозяин, а не тот, которого поставил Император. Кстати сказать — это ведь бунт. Бунт против власти. Альгис в бегах, его ищут, ему грозит смертельная опасность, и значит — всякий кто ему поможет, тут же становится государственным преступником. Даже не сообщив о своих подозрениях, о том послании, что нашел у себя на подушке, Кендал тут же станет преступником. Он представил, как идет к этому жирному борову управляющему и сдает мальчишку, рассказывая о его послании, о том, как говорил с Альгисом перед отъездом того в столицу. Кендала даже передернуло от такой картинки — мерзко! Отвратительно! Если Альгис жив, если это он — значит, Кендал до сих пор связан клятвой. Никто не освобождал его от клятвы, данной Клану Конто. И не может освободить. Кроме Конто. Кендал же как и положено настоящему воину всегда держит свои клятвы, никогда через них не преступает. И тем всегда гордился. Убери у Кендала этот стержень, это самоуважение — и что тогда останется? А жена? А сыновья? Если они проиграют — семье конец. Может отправить их за границу? В Союз? У жены там двоюродная сестра, они вместе росли и обожают друг друга. Деньги есть — дать ей банковский сертификат, на месте уже обналичит. Тем более что все равно собирался отправить семью подальше отсюда — Степь поднялась, слухи все более и более угрожающие. И разведчики доносят о нездоровой суете в той стороне. Если пойдут войной на Империю — первый удар придется именно сюда, в замок. Замок-то выстоит, запасов здесь на годы и годы, а вот город…городу конец. И жителям его конец. Кого убьют, кого в рабство возьмут. Его, Кендала жену — точно в рабство, куда-нибудь в гарем. Он красивая и ей всего двадцать пять лет — самый возраст. Превратят в поганую шлюху! Кендал даже зубами скрипнул, сел на край постели и стал натягивать носки и сапоги. Сегодня же, край — завтра утром отправит семью подальше. Когда ты один, легче воевать. Через пять минут он уже выходил из комнаты, предварительно ссыпав сухие листочки богана в маленький полотняный мешочек-кошелек. Дорогое растение, очень дорогое! Нельзя им просто так разбрасываться. Возможно когда-нибудь оно спасет Кендалу жизнь. Эдвар проводил Кендала растерянным взглядом — чего это он? День в разгаре, а шеф идет домой? Ясное дело — домой, а куда же еще. Он почти не пьет, по борделям не шастает — да и зачем ему бордели при красавице жене? Будь у Эдвара такая жена — он вообще бы у нее из-под бока не вылезал. И как это не боится оставлять ее одну? Хе хе хе… Длинные жилистые ноги несли Кендала все дальше и дальше от замка, к переправе. Он не думая сунул мужчине означенную плату и замер у перил, ограждающих край парома, глядя на мутноватую воду и наблюдая за снующими в ней у берега мелкими тварями. Где-то в верховьях реки идут дожди — привычно отметил он — Степь в это время превращается в плохо проходимую топь из-за особенностей почвы. Как только дожди закончатся, полезет новая, свежая трава вместо выгоревшей — жди нашествия. Немного осталось. Может месяц, может две недели, а может…гадать можно много, только кто угадает, что задумали боги? В их власти продлить дожди и на целый год. Как в старых легендах, когда мир якобы затопило по самые горы и спаслись самые предусмотрительные, заранее сделавшие лодки под смех своих «умных» соседей. Кендал не верил в сказки, но ведь откуда-то это все взялось? Что-то ведь было основой для этих легенд? Надо было взять лошадь, но тогда начались бы вопросы — почему, зачем, куда собрался. А Кендалу не хотелось на них отвечать. И разговаривать ни с кем не хотелось. Он сейчас находился в состоянии нервного возбуждения — уж больно резко начала меняться его жизнь. Начала, начала — он ведь не проигнорирует обращение последнего из Конто! Он, Кендал Оуг, дал клятву — всегда стоять за Клан Конто! И никогда ее не нарушит. У порта нанял извозчика, а по дороге в поместье заехал в кондитерскую к Селману. Тот делал лучшие в городе розовые пирожные с кремом, а Селма их просто обожала. И кстати — как ни странно, с них не толстела! Она объясняла это семейными особенностями — и бабушка была стройная, и мать, и сестры. Ну так им боги положили — не толстеть. Кендалу очень нравилась ее фигура — почти мальчиковая, без этих толстых широких бедер и задницы подушкой, какие ценились в купеческих семействах. Селма была под стать жилистому Кендалу — худая, небольшая, торчащая вперед грудь, которую не испортили даже роды двух мальчишек, аккуратная круглая попка без лишнего жира, стройные, длинные юношеские ноги, которые могли нести ее легкое тело сколько угодно без устали и боли. И характер жены Кендалу нравился — легкий, воздушный, романтичный. Но при этом она за своих детей, за него, Кендала — глотку перегрызет кому угодно. Он встретил ее на одном из приемов, которые устраивал городской магистрат. Здесь присутствовали только те, кто внес большой вклад в развитие города, способствовал его процветанию. Само собой — без Конто здесь никуда, а Конто никуда без своего Мастера над Оружием, знаменитого бойца. Она тогда была совсем юной — девочка, да и только. Выглядела совсем юной. Он тогда даже подумал о том, что пускать на бал такую юную девчушку — это верх неприличия. Ведь здесь не только танцуют. Не секрет, что на балах нередко подыскивают не только невест, но и сексуальных партнерш на один раз, уединяясь с ними в комнатках вокруг бального зала. И тут — это воздушное чудо. Она подошла сама. Улыбнулась так, что у Кендала затрепетало сердце и в животе сделалось горячо, а потом спросила: «Вы в самом деле знаменитый Кендал Оуг? Великий боец, победитель многих турниров?» Кендал что-то промямлил в ответ, что-то вроде: «С утра был им…» — и она расхохоталась, и на бело-розовых щечках у нее вдруг появились ямочки. И Кендал понял — пропал. Он — пропал! Теперь без нее — никуда. Они поженились через полгода. Само собой — Селма оказалась девственницей. Кендал очень бы удивился, если бы оказалось иначе, хотя и был готов ко всему. Уж очень она была смелой в поступках и непохожей на тех девушек, которых о встречал раньше. Фактически это она выбрала его себе в мужья, а не он ее — в невесты. И в первую брачную ночь она потребовала, чтобы он спокойно лежал, а она сделает для любимого все, что ему захочется. И сделала. Все, что могло прийти в голову Кендалу и любому другому мужчине, искушенному в любовных ласках. Откуда она все это знала? Будучи девственницей? Само собой — Кендал задал ей этот вопрос. Селма долго смеялась, потом сообщила, что специально готовилась к первой брачной ночи, и к последующей брачной жизни расспрашивая опытных женщин, а еще — знающих лекарей. Кроме того — предостаточно и медицинских книг, и книг о делах любовных, из которых можно узнать о том, что любят мужчины, и как они это любят. И Кендал успокоился. Во-первых, и в самом деле — если за что-то берешься, изучи предмет досконально. И тогда у тебя все получится. Во-вторых, Селма никогда не давала ему повода усомниться в ее верности. Она не танцевала с чужими мужчинами, никогда не разговаривала с ними без его участия, и уж боже упаси — ни с кем не флиртовала. Хотя секс любила до умопомрачения и заниматься им была готова ночи напролет. И дни. Бывало — затаскивала Кендала куда-нибудь в умывальню, стаскивала с него штаны, и… Маньячка! Настоящая маньячка, смеялся он, и чего греха таить — это бывало поводом, чтобы лишний раз остаться ночевать в замке. После того, как Селма выдоит его досуха, заниматься служебными делами было как-то…трудновато. По тебе будто полк гвардейцев проехался. Вроде небольшая, худенькая, стройная — и так изнурить здоровенного мужика! Это надо уметь. Кендал представил ее удивленное лицо, ощутил на шее руки любимой, и губы невольно расплылись в улыбке. Сейчас бросится на шею, потом сползет вниз, сдернет штаны, сядет на корточки, и…он почувствовал, как в пах прилила кровь. Кендал обожал Селму. При всех ее странностях и перехлестах это была единственная женщина, которую он хотел. Богиня любви! Страстная и целомудренная одновременно! Он прошел в поместье незаметной калиткой, встроенной в углу сада. Калитка целиком стальная, за кустами ее не видно, чтобы войти — надо согнуться вдвое. Но когда тебе необходимо срочно покинуть поместье, когда угрожает смертельная опасность — ты и на животе проползешь, как завзятая змея. Так же за кустами, незаметно для дворни прошел в дом — Кендал умел ходит бесшумно и незаметно, когда этого хотел. Его этому учили. Не помешал даже пакет с пирожными в правой руке, и меч на левом бедре — длинный, всегда норовивший за что-нибудь зацепиться. Такие длинные мечи обычно носят кавалеристы — ими удобно рубить с седла. Вверх, по лестнице…дом спит, после обеда, в самую жару, жизнь обычно замирает. Мальчишек укладывают спать в своих комнатах, дворня тоже разбредается по норам и норкам. Послеобеденный сон полезен для здоровья, так говорят врачи, а им верить не только можно, но и нужно. Особенно в этом случае. Дверь в супружескую спальню приоткрыта, видно издалека, из конца коридора. Кендал довольно улыбнулся — сейчас он прокрадется к спящей жене (а она всегда спала полностью обнаженной, говорила, что так тело лучше отдыхает), разденется и ляжет к ней под бочок. Раздвинет ей ножки и вставит туда пирожное, а потом… Он не додумал — что потом. Его внимание привлекли звуки, которые исходили из спальни. Это был утробный, из самого нутра исходящий звук — полустон, полурычание. Кендал знал этот слегка придушенный утробный рык — так стонала во время любовного соития его жена. Кендал отличил бы ее голос среди тысяч и тысяч других — непохожий на ее обычный звонкий голос, рык, будто исходящий из глотки дикой кошки, живущей в джунглях Юга. Кровь отхлынула от лица Кендала. Он так же медленно и осторожно прошел к двери, открыл ее — абсолютно бесшумно при смазанных как всегда петлях (Кендал терпеть не мог несмазанные петли — и звук-скрип ненавидел, и вообще не терпел непорядка), и замер, пройдя в комнату еще несколько шагов. Он не видел лица жены. Она стояла на коленях на постели, на супружеской постели — прогнувшись белой гладкой спиной, которую он так любил гладить. Ее круглый задик был направлен в небеса, будто так она бросала вызов богам. А позади нее — огромный голый мужчина в рабском ошейнике — темнокожий, мускулистый, похожий на профессионального борца. Это Селма настояла на покупке этого раба — для того, чтобы он стоял на охране ворот. Смеясь, говорила, что он одним своим видом отпугнет любого негодяя, который попытается влезть к ним в поместье. Сейчас этот раб с методичностью шахтера долбил его жену — блестящий, покрытый бисеринками пота, ухающий и тяжело дышащий. Его огромные ладони впились в бедра Селмы и буквально натягивали ее на огромный аппарат темнокожего. А она, закусив простыню — рычала, извивалась, повизгивала, стонала и вздрагивала всем телом. Так вот откуда у нее на бедрах синяки! Она говорила, что это Кендал неосторожно с ней обращается в порыве страсти. Сколько это продолжалось — Кендал не знал. Он стоял и смотрел, стоял и смотрел…ошеломленный, будто ушибленный поленом по затылку. Наконец раб сжал Селму сильнее и втиснул в себя, не отпуская, будто желая слиться с ней навсегда и заохал, задрожал прижимаясь к самке, пытаясь проникнуть в нее как можно глубже. Постояв так несколько секунд, медленно освободился, осторожно отодвинув хозяйку, которая упала на живот лицом вниз продолжая вздрагивать, извиваться и постанывать. Селма иногда по минуте, а то и дольше извивалась, содрогаясь в оргазме — Кендал видел это не раз. Сама она радостно смеялась по этому поводу и говорила, что собрала чувственность всех знакомых женщин, которых знала. Тем чтобы получить оргазм надо было очень постараться — их партнерам постараться. Да и то получалось не каждый раз. Селма же могла кончить от одного прикосновения, и кончать по часу, а то и больше — беспрерывно. Тупо глядя на эту картину, на раба, на его тело, Кендал вдруг удивился — как мог такой огромный предмет вместиться в его жену. Она ведь такая маленькая! Он ведь мог ее порвать! Но ведь уместился…и похоже она этим очень довольна. Вон как ее корежит. Взгляд Кендала остановился на круглой белой попке, залитой блестящими на свету любовными соками, и рука его непроизвольно разжалась, выпустив пакет с пирожными. Ему явственно представилось пирожное, которое торчит ОТТУДА, и которое он с наслаждением ест… Пакет еще не успел долететь до пола, когда рука привычно метнулась к рукояти меча, и тот с легким, практически неслышным шелестом покинул ножны. Бам! Пакет врезается в каменный пол. — Ой! — вскрикивает Селма, мгновенно вскакивая на колени, и по ее бедру течет белая струйка. — Ахх! — охает раб, вскакивая на ноги, и его еще не успевший обмякнуть «предмет», выпачканный кремом, покачиваясь, указывает на Кендала. Меч свистит в воздухе, визжит Селма, широко открыв рот, и Кендал успевает остановить меч буквально за миг до того, как с широких плеч покатится голова раба. Раб побелел, сделался почти таким же белым, как его хозяева. Глаза смотрят с ужасом — оно и понятно, переход от любовного акта к неминуемой казни слишком уж резок. На коже раба выступила кровь и тонкой струйкой побежала по груди — меч очень острый, прорезал кожу. Но Кендал всегда отличался выдержанностью и рассудительностью. Какой смысл убивать раба? Он делает то, что ему прикажет хозяин. Или хозяйка. Если она прикажет вылизывать ей задницу после туалета — и тут он не может отказаться, хотя если общество узнает о таких извращениях — путь в него такой извращенке будет закрыт. Но теоретически это возможно. А о случаях, когда рабы удовлетворяют своих хозяек говорят только со смехом — в основном издеваясь над незадачливым мужем, который не может как следует удовлетворить свою женщину. Женщину тоже осуждают, но так…слегка. Мол, не она виновата, это муж виноват. Кендал сам не раз смеялся, слыша о таких…хмм…безобразиях. Мол, со мной никогда такого не будет. И вот…Селма, Селма…как он ее любил! За что?! — За что?! — повторил он мысль вслух, и уткнулся взглядом в раба, все еще стоящего навытяжку. «Хозяйство» того обмякло и уже не выглядело таким сокрушающе огромным. Но…было на удивление большим. — Уходи — кивнул Кендал рабу, и тот сорвался с места как хороший бегун, прекрасно понимая, что сейчас чудом избежал неминучей смерти. — За что? — повторил Кендал, глядя на то, как Селма натягивает на себя тонкую, короткую постельную тунику. — Это же всего лишь раб — серьезно говорит жена — Я никогда тебе ни изменяла! Ни с кем и никогда! А это…он как инструмент. Я не могу без мужчины…долго не могу. У меня все тогда болит, я на стенку бросаюсь! Голова начинает болеть, тело ломит…мне обязательно нужен мужчина! А тебя так долго нет…а когда приходишь, разок возьмешь, и спать. А мне мало! Что мне делать?! Это же как искусственный…ну ты понял. Я представляла тебя на его месте! Честно-честно! Только тебя! Кендал сидел на краю постели, положив меч на колени, и думал о том, как жить дальше. Может зарубить ее? А что, его оправдают — застал жену с рабом, описать всю сцену в подробностях, заставить говорить раба под воздействием магии…Кендала оправдают. Вот только как он будет жить дальше? Без Селмы. Без этой проклятой шлюхи! Он ведь ее любит! — А до свадьбы? Ты тоже тренировалась с рабами? — криво усмехнулся он — Как же ты умудрилась остаться девственницей? — Ну…есть много способов получить удовлетворение оставшись девственницей! — она рассмеялась, и будто колокольчики зазвенели. Как он любил ее смех! Как он любил ее голос! Этот нежный, этот сладкий голосок… — Ну да…училась. Но разве тебе было плохо со мной? Все ради тебя! Все ради мужа, любимого, единственного! Клянусь — всем, чем хочешь! Детьми клянусь! Ни одного мужчины кроме раба у меня не было. Я никогда тебе не изменяла ни до свадьбы, ни после свадьбы. А рабы…рабыни…они не в счет. Это же как мебель. Это же как искусственный…жезл! Ты ведь сам любил меня искусственным жезлом. Сам покупал мне! Вон они, лежат в коробке! А чем отличается раб? Да ничем! И кстати, я всегда тебе говорила — не буду против, если ты возьмешь на ложе какую-нибудь красивенькую рабыню. И мне развлечение, и тебя как следует возбудит. Это же не люди! Это рабы! Они делают то, что мы им прикажем! А я тебя люблю! Я тебя просто обожаю, мой любимый! Она потянулась к Кендалу и прежде чем он успел отклониться — чмокнула губами, от которых пахло чужим мужчиной. Его рука потянулась к кинжалу, он уже представил, как клинок прорезает ее белую упругую плоть и входит в сердце…но…не вытащил кинжал. Он знал, что никогда не сможет ее убить. Что бы она ни вытворяла. * * * Без сообщника в замке я ничего не смогу сделать. И кроме Кендала мне опереться не на кого. Потому я все-таки решился — положил ему стебелек богана на подушку. Когда увидел, что Кендал в неурочное время бросился прочь из замка, понял — послание дошло. Как он поведет себя дальше — это вопрос. Посмотрю, понаблюдаю. Время пока есть. Вживаться в охрану замка, путешествовать по тоннелям…дел у меня хватает.