В 1186 году египетский султан Саладин приступил к систематическому натиску на королевство франков. Госпитальеры оказались на передовой линии борьбы с ним. Они потерпели катастрофическое поражение в Тверии, где пал сам Великий магистр Роже де Мулен. Худшее было еще впереди. В битве при Хаттине Саладин разгромил крестоносцев, уничтожив или взяв в плен большую часть армии. Султан так боялся боевых качеств тамплиеров и госпитальеров, что велел их в плен не брать. Все они были казнены. А в октябре 1187 года последовал самый тяжелый удар: Саладин взял Иерусалим. Успехи султана привели к возрождению крестоносного духа в Европе. В последовавшей кампании (в которой видную роль сыграл Ричард Львиное Сердце) госпитальеры всегда были впереди. Был взят важный город Акра, а в следующие несколько лет – почти весь прибрежный регион. Но в последовавшие десятилетия госпитальеры продемонстрировали все ошибки, характерные для европейского дела на Святой земле. Они стали ссориться с тамплиерами, и, кроме того, расслабляющий климат, нравы и мораль Востока подорвали их идейность. Рыцари, крестоносцы и паломники, прибывающие на Святую землю, стали жаловаться, что обосновавшиеся там рыцари и ордены поддались искушениям роскоши и свободной жизни. Обеты целомудрия и бедности были позабыты; рыцари, давно жившие на Востоке, переняли многие мусульманские обычаи и образ мыслей. Юный крестоносец, только что прибывший из Европы, пугался не только их образа жизни, но также их сердечных отношений с мусульманскими соседями, с которыми они часто обменивались визитами. Не для этого, чувствовал новоприбывший, святые места были возвращены христианам. Старожилы, со своей стороны, чувствовали насмешливое презрение к новичкам, которые, по их мнению, не понимали местное население и не знали реалий. Монголо-татарское нашествие застигло разномыслящих и расколотых христиан врасплох. Иерусалим снова пал. Газа была захвачена, а в 1247 году капитулировала крепость Аскалон. Двумя годами позже госпитальеры участвовали в катастрофической экспедиции Людовика Святого Французского, кульминацией которой стала битва при Эль-Мансуре, что в Египте. Хотя волна татар схлынула, христиане все еще не могли разрешить свои внутренние противоречия, а новый всплеск распрей между тамплиерами и госпитальерами поставил под угрозу само их существование. В это время было заключено перемирие с окружающими мусульманскими соседями. В 1260 году египетский султан Бейбарс начал серию кампаний, достигнув того, что не удалось даже Саладину. Вытеснив татар из своих владений, Бейбарс приступил к изгнанию франков. Антиохия пала в 1268 году, крепость крестоносцев Крак-де-Шевалье – в 1271 году. Она была построена в начале XIII века орденом Святого Иоанна на вершине горы в Триполи, к северу от старого Иерусалимского королевства, и ее руины можно видеть до сих пор. Другие попытки вернуть свое положение на Святой земле, в первую очередь кампания английского принца Эдуарда, не смогли предотвратить неизбежное. Судьба Латинского королевства, а с ним и ордена Святого Иоанна была решена. Когда в 1291 году пал последний оплот крестоносцев – Акра, – все было потеряно. Орден навсегда покинул Святую землю. Его члены отправились сначала на Кипр, а в 1309 году, подстрекаемые папой и генуэзцами, захватили остров Родос у латинского адмирала Византийской империи. (Как Византийская империя постепенно перешла к латинянам – отдельная история.) На Родосе остров обрел свою окончательную форму, в которой перебрался на Мальту, где существовал до конца XVIII века. Важным фактором, который помог этому отряду воинов-крестоносцев оставить столь яркий след в средиземноморской истории, стало изменение их статуса после перебазирования на Родос. Почти два века они были госпитальерами на Святой земле, а также военной стражей паломнических путей и латинских королевств на Святой земле. На Родосе их роль коренным образом изменилась. Раньше они были сначала госпитальерами, потом солдатами. А теперь стали сначала моряками, потом госпитальерами. Не имея возможности вести войну с мусульманами на суше, они стали христианскими корсарами. Они нападали на вражеские морские пути и вступали в бой с мусульманскими военными кораблями, которые осмеливались приблизиться к острову. Теперь они были удаленным бастионом христианской Европы против Востока, и папа сразу отметил, что географическое положение Родоса у побережья Малой Азии было идеальным для подрыва судоходства врага. И поскольку угроза Европе со стороны турок становилась все более реальной, важность Родоса увеличилась. Он оставался занозой в плоти последующих турецких султанов и после того, как османские турки сделали всю территорию древней Ионии своими владениями. Красивый и благодатный остров Родос, переживший свое величие в классический период, к описываемому времени успел позабыться. В древности Родос славился своими мореплавателями. Позднее его обитатели служили на флотах Древнего Рима. Византия тоже широко использовала их богатый опыт судостроителей и мореплавателей. Максимальная ширина острова – 20 миль, длина – 45 миль. Таким образом, он был достаточно велик, чтобы разместить госпитальеров со всеми удобствами. Несмотря на папские запреты, они продолжали торговать с турками и мусульманами Востока. Остров располагал замечательной гаванью, откуда древние галеры уходили на Восток. На месте классического города госпитальеры начали строить новый укрепленный дом и порт, откуда им предстояло более двух веков нападать на мусульманские суда, и доказать, что их вражда с турками непримирима. Родос был разделен в направлении (примерно) северо-восток – юго-запад горным хребтом, самая высокая вершина которого – Атавирос – располагалась почти в центре острова. По обе стороны хребта раскинулись плодородные равнины и долины, игравшие жизненно важную роль в экономике острова. И византийцы, и сарацины во время оккупации острова совершенствовали его сельское хозяйство. Сарацины ввели прогрессивные ирригационные методы, а также завезли на остров цитрусовые. Олив здесь всегда было много, а море вокруг изобиловало рыбой. Фортификационные сооружения, которые рыцари ордена Святого Иоанна – иоанниты – возвели во время пребывания на острове, являются славой Восточного Средиземноморья. Рыцари жили в северной части города, в районе, который назвался Collachium – Цитадель. Здесь же располагались жилища структурных подразделений острова – языков, а еще большая больница, арсенал и дворец Великого магистра. Рядом находилась небольшая гавань Мандраки, где галеры вытаскивали на берег зимой, или они стояли летом, готовые в любой момент, словно ястребы, наброситься на жирных птиц – восточные торговые суда. Жители Родоса, впитавшие с материнским молоком страсть к морю, обеспечили своих новых хозяев хорошими кораблями и моряками. Но и сами рыцари довольно скоро обнаружили, что совсем не плохо чувствуют себя в другой стихии. Хотя Родос – маленький остров, а число рыцарей было небольшим, в сравнении с числом турок, Родос оставался открытой раной на теле мусульманского мира до тех самых пор, пока рыцарей не удалось окончательно изгнать с него. Галеры, которые рыцари использовали в своей войне на море, были адаптацией византийской галеры с одним рядом весел. Они стали продуктом долгих веков развития от биремы Греции и Рима до преобразованных в самые эффективные, из когда-либо известных, военные корабли и оставались таковыми, пока большой парусный галеон, вооруженный пушками, снова не изменил баланс сил на море. Длинные и узкие, с небольшим надводным бортом и малой осадкой, эти галеры были своего рода «борзыми» для летнего моря – они действовали с мая по сентябрь. Поскольку большинство торговых судов этого времени, даже арабские суда с косыми парусами, ограничивали свою активную деятельность летними месяцами, их неприспособленность к зимним условиям не имела большого значения. Родосские галеры были несколько меньше, чем те, что получили свое развитие в XVI веке, после того как рыцари перебрались на Мальту, но по сути разница была небольшая. Они могли достигать длины 150 футов, но длина между перпендикулярами оставалась 120 футов или даже меньше. Как и все галеры, они приводились в движение главным образом мускульной силой гребцов. На ранней стадии операций с Родоса сами греки поставляли иоаннитам гребцов. Впоследствии, когда появилось много турецких рабов, возникла и быстро распространилась по всему Средиземноморью практика использования пленных врагов на веслах. Это, в свою очередь, вызвало необходимость сооружения жилья для рабов, в котором они могли перезимовать и проводить время на суше. Использование рабов на галерах стало радикальным изменением древней средиземноморской практики, когда свободные горожане обеспечивали командами свои суда. Вандалы, викинги и другие рейдеры Средиземноморья также были их гребцами и воинами. Соревнование между христианами и мусульманами постепенно изменило порядок. Вскоре после того, как турки сами вышли в море, и они, и их европейские противники стали укомплектовывать свои суда по большей части пленными. Галера, безусловно, была эффективным судном, но жизнь на ее борту была далеко не самой приятной, даже для офицеров. Намного позже французский военно-морской офицер Баррас де ла Пенн описал жизнь на галере, очевидцем и участником которой был лично. Представляется, что она довольно точно отражает условия жизни на борту галер иоаннитов Родоса: «Многим рабам на галере негде было спать, вытянувшись во весь рост, потому что на одну скамью десяти футов длиной и четырех шириной приходилось семь человек. В носовой части около тридцати моряков размещались на полу rambades [платформы в носовой части]. Это прямоугольное пространство длиной десять и шириной восемь футов. Капитан и офицеры на корме устроены не намного лучше. Скрип блоков и канатов, громкие крики моряков, ужасное сквернословие рабов, стоны досок конструкции смешиваются со звоном цепей. Штиль имеет свои неудобства из-за дурных запахов, которые не уносит ветер…» «Рыцари, – писал Гиббон с сарказмом, однако точно, – пренебрегали жизнью, но были готовы умереть на службе Христа». Тем не менее Европа в долгу перед ними за их неустанный труд сначала на Родосе, потом на Мальте. Они изменили облик этих островов – полностью и навсегда; никто не может посетить их сегодня, не ощутив присутствие длинной тени ордена Святого Иоанна. В ранний исторический период, в течение двух столетий на Святой земле и Родосе, они выражали боевой дух крестоносцев того времени, который, оставляя в стороне руины замков, наложил вековечный франкский отпечаток, показывающий связь франков с этими мусульманскими территориями. Европейского туриста до сих пор могут назвать франком, а французский язык и культура, хотя и сосредоточились в больших городах, все еще сильны в Леванте. Родос для рыцарей-иоаннтитов стал настоящей островной крепостью. Трудно говорить об ордене и его пребывании на острове Родос, не упомянув о большой родосской карраке. Это судно так же необычно, как Колосс Родосский, бывший одним из чудес классического мира. Большая каррака была построена незадолго до того, как рыцари были вытеснены с острова в 1522 году. Это одно из самых замечательных средневековых судов, флагман ордена. На нем Родос покинули последние рыцари и Великий магистр Вилье де Лиль-Адан, сдав остров победоносному султану Сулейману I. Если галера была основным оружием рыцарей в многолетней борьбе, большая каракка стала предвестником парусного века, положившего конец господству галеры в этом внутреннем море. Дж. Таафе в «Истории ордена Святого Иоанна Иерусалимского» дает следующее описание этого судна: «Каракка не уступала нашим спасательным шлюпкам в том, что, хотя она была пронизана многочисленными отверстиями, вода не могла ее потопить. Когда в Ницце была чума [большая каракка была построена в Ницце], и смертность оказалась пугающе высока – повсюду стояла такая ужасная вонь, что птицы с неба падали замертво, – ни один человек на борту не заболел. Последнее в основном приписывали большому количеству костров, которые поддерживали рабочие, чтобы поставлять необходимые гвозди, болты и другие железные изделия… [Она] имела восемь палуб и так много места для складирования запасов, что могла находиться в море шесть месяцев без необходимости заходить в порт за продовольствием, даже за водой. На судне были огромные запасы воды на все время плавания, причем вода была чистая и свежая. Команда ела не сухари, а прекрасный белый хлеб, который выпекали каждый день. Зерно перемалывали в ручных мельницах, а печь была настолько большая, что вмещала единовременно две тысячи буханок. Судно имело шесть разных металлических обшивок, причем две из них под водой были свинцовыми с бронзовыми болтами, которые не изнашивают свинец, как железные. Оно было построено с таким необыкновенным искусством, что не могло утонуть, не в человеческой власти было погрузить его под воду. Чудесные помещения, арсенал на пятьсот человек, а о числе всевозможных пушек и говорить нечего, разве что следует отметить, что тридцать пушек были необычайных размеров. В довершение всего огромное судно обладало несравненной скоростью и маневренностью, а его парусами было очень легко управлять. Требовалось совсем мало труда, чтобы зарифлять парус, изменять направление и выполнять все прочие необходимые действия. Не говоря о солдатах, одних только моряков было три сотни, а еще две галеры на пятнадцать скамей каждая, одна галера – на буксире за кормой, другая – на борту, всевозможные лодки разных размеров – тоже на борту. Борта судна были настолько прочны, что, хотя оно нередко участвовало в сражениях, и в него попадали снаряды, ни одному не удалось пробить их насквозь даже в надводной части». Описанием этого чуда судостроения мы завершим рассказ об ордене Святого Иоанна и его рыцарях. Они прибыли из Франции, Германии, Испании, Италии и Англии под горячие небеса Святой земли, сражались в Египте, Сирии и Малой Азии и в конце концов завершили свой путь на эгейском острове Родос. В каком-то смысле «их конец стал их началом». Впоследствии они оказались так неразрывно связаны со своим следующим островным домом, что стали именоваться «мальтийскими рыцарями». А пока необходимо рассмотреть, как они оказались на эгейском острове, который должен был по праву принадлежать Византийской империи. Глава 10 Падение Византии Причина, по которой остров Родос, с молчаливого согласия папы и при помощи генуэзцев, был в 1309 году захвачен орденом Святого Иоанна, заключалась в том, что древняя Византийская империя прекратила свое существование. Константинополь, Новый Рим, имперское детище Константина Великого, охранявший восточные и северные границы Европы на протяжении девяти веков, был захвачен в 1204 году армией крестоносцев, теоретически направлявшей в Египет и на Святую землю. Это действо, важнейшее в истории Средиземноморья, является одним из самых темных пятен на совести Западной Европы. Четвертый крестовый поход отправился из Франции в 1199 году, когда группа французских рыцарей, вдохновленная странствующим проповедником, решила принять крест и пойти на Святую землю. Они сообщили о своих намерениях папе Иннокентию III. Тот стал папой годом раньше и объявил о своем желании организовать новый Крестовый поход сразу после того, как взошел на трон понтифика. В этот период истории прежний крестоносный дух уже исчез, и Иннокентий III всю свою жизнь пытался его возродить. В то же самое время он желал вернуть папский контроль над Крестовыми походами, которые в последнее время приобретали все более мирской характер. В Четвертом крестовом походе это ему не удалось, и очень скоро стало ясно, что французские рыцари и бароны имеют твердое намерение действовать по своему разумению. Это относилось даже к выбору цели. Они решили вторгнуться в Египет, опору арабского богатства и власти, в тот момент ослабленную гражданской войной и засухой, поскольку Нил не разливался и не орошал дельту уже пять лет. Из-за неожиданной смерти избранного лидера Крестовому походу потребовалось некоторое время, чтобы набрать силу, но в 1202 году уже по всей Европе кипела работа. Была достигнута договоренность с Венецией о перевозке армии. Старый путь крестоносцев через Константинополь, Босфор и Малую Азию в Сирию становился все более опасным из-за возросшей активности турок, которые в Третьем крестовом походе почти полностью уничтожили германскую армию под предводительством Фридриха I. Морской путь был более практичным, тем более что целью был Египет, а первой мишенью – Александрия. Лидеры Крестового похода были уверены, что, захватив Александрию, будут иметь надежную базу для снабжения и доставки подкрепления армии, которая устремится вглубь территории султана. Они выбрали Венецию для осуществления перевозки, поскольку у венецианцев было лучше развито судостроение, и они предложили условия, в тот момент казавшиеся приемлемыми. Дожем Венеции был Энрико Дандоло, проницательный и не слишком разборчивый в средствах патриций. Свой город его интересовал намного больше, чем любой Крестовый поход, и он бы перевез мусульман так же охотно, как христиан, если бы только знал, что это принесет пользу республике. Папа Иннокентий это знал и с самого начала относился к выбору Венеции в качестве перевозчика с большой подозрительностью. Он опасался, что венецианцы попытаются использовать крестоносцев в собственных целях. У него были бы все основания для опасений, если бы он знал, что еще до того, как крестоносцы собрались в Венеции, чтобы погрузиться на суда, венецианцы начали переговоры с египетским султаном. Тот предложил венецианцам крупную сумму и обещал важные торговые уступки в Александрии, если они позаботятся, чтобы крестоносцы изменили свою цель. Учитывая все то, что последовало (хотя нет никаких документальных свидетельств подписания официального договора), представляется вполне очевидным, что дож и совет решили отвлечь крестоносцев еще до того, как те собрались на венецианской земле. В 1202–1203 годах крестоносцы прошли по Европе, через Альпы, и на юг через Ломбардию к Венеции. С республикой было заключено соглашение, согласно которому венецианцы за сумму в 86 000 марок перевезут 4000 рыцарей с их конями, 9000 оруженосцев и 20 000 пеших солдат, а также снабжение на год. Но многие крестоносцы, не желая ждать остальных, добыли транспорт для себя и отплыли в Акру. Кое-кто не приехал вообще. В результате в Венеции собралось меньше людей, чем было условлено, и их лидеры оказались перед необходимостью выплатить венецианцам сумму, значительно превышающую ту, что они могли собрать. Венецианцы, со своей стороны, были твердо намерены получить оговоренную сумму. Как они справедливо отмечали, они построили согласованное количество галер и торговых судов, включая специальные транспорты для коней, и не их вина, что крестоносцам не нужен такой большой флот. Они потратили свое время, деньги и материалы на подготовку, и теперь желали получить их обратно. Лидеры Крестового похода, маркиз Монферратский, граф де Виллардуэн, граф Сен-Поль и граф Фландрский, оказались в затруднительном положении. У многих крестоносцев кончились деньги. Их лидеры уже позаимствовали у венецианских ростовщиков 5000 марок, отдали все свои личные средства и ценные вещи, и все равно у них недоставало 34 000 марок. Венецианцам мешали вздорные франки в городе, да и там в любом случае для всех не хватало места, поэтому большая часть рыцарей и других воинов были размещены на острове, расположенном в трех милях от города. Это устраивало дожа как нельзя лучше. Пока франки находились на острове, их снабжать можно было только лодками, а лодки выходили в море только по его команде. Иными словами, крестоносцы были у него в руках. Они определенно не могли вернуться по домам, проделав такой большой путь. А у многих вообще не было выбора. Денег не было, и они могли идти только вперед, рассчитывая получить богатую добычу в Александрии. Дож созвал совет. Он разъяснил, что Венеция скрупулезно выполнила свою часть сделки. Если франки не могут выполнить свою часть, город имеет полное право оставить себе деньги, которые они уже выплатили. Однако он посчитал целесообразным предложить крестоносцам другие условия: они должны отработать недостающую сумму. На последующей встрече с лидерами франков он высказался более чем ясно: «С того момента, как ваши послы впервые сделали предложения относительно флота, я приказал, чтобы все дела на моей территории были направлены к единой цели – обеспечению вашего Крестового похода… Но теперь мои люди многое потеряли, и по этой причине они – и я тоже – настаиваем, чтобы вы уплатили всю оставшуюся сумму. Если же вы этого не сделаете, позвольте заметить, что вы никуда не денетесь с острова, пока мы не получим долг. Да и вам не удастся найти никого, кто доставит вам еду или питье». Вскоре после этого дож окончательно разъяснил франкам свои намерения. Если крестоносцы готовы помочь ему захватить крупный адриатический порт и город Зара (который отобрал у него венгерский король, и теперь этот порт серьезно угрожает венецианской торговле на Адриатическом море), он уверен, они смогут захватить там достаточно добычи, чтобы выплатить долг. Тогда он перевезет их в Египет. Хотя многим крестоносцам не нравилась идея нападать на город христианского короля Венгрии (некоторые даже покинули экспедицию в этот момент), их лидеры и значительная часть армии понимали, что выбора нет. Поздней осенью 1202 года из Венеции вышло 480 судов с армией Четвертого крестового похода на борту. Все они направились к Заре. Город, как и следовало ожидать, пал. Последовали безобразные сцены грабежей и убийств. Крестоносцы не пощадили церкви своих собратьев по вере. Услышав об этом, папа немедленно отлучил от церкви и венецианцев, и крестоносцев. Отлученные от церкви, вынужденные провести долгую суровую зиму на Адриатике, разочарованные (поскольку добыча оказалась вполовину меньше ожидаемой) люди совсем пали духом. Появились первые дезертиры. Многие пытались вернуться домой на север, а те, кто остались, почти сразу обнаружили, что стоимость их содержания в самом ближайшем будущем превысит остатки добычи. Весной 1303 года стало ясно, что их положение осталось таким же отчаянным, каким было в Венеции, – если не хуже. Им все так же не хватало денег, чтобы выплатить венецианцам долг, они находились в чужой враждебной стране и не могли ее покинуть без помощи венецианского флота. Именно этого момента дожидался дож. Его махинациям помогал один из лидеров Крестового похода – Бонифаций, маркиз Монферратский. Недавно имела место, что вовсе не было необычным в лабиринте византийских интриг, смена правителей: последний император, Исаак, был смещен Алексеем III, который оказался недостаточно ловким и позволил сыну Исаака спастись. Тот отправился в Германию, где предложил маркизу Монферратскому, чтобы крестоносцы вернули ему трон отца. Взамен он пообещал крупную сумму денег и помощь византийской армии и флота в Крестовом походе. Этот молодой человек стал и поводом, и инструментом, с помощью которого Четвертый крестовый поход был направлен в сторону от Египта. Дож Дандоло, как сообщает нам источник того времени, видя, что крестоносцы обеспокоены неприятной ситуацией, обратился к ним. «Господа, – сказал он, – в Греции есть очень богатая страна, где имеется все, что вам необходимо. Если только мы сможем найти подходящий повод отправиться туда и взять то, что нам нужно, это будет идеальным решением». Заговорщики хорошо согласовали свои действия. В этот самый момент вмешался маркиз Монферратский. Он сказал: «Господа, я провел Рождество в Германии при дворе императора. Там я встретил молодого человека – брата супруги императора. Он – сын императора Исаака из Константинополя, которого сместил с трона предатель, один из его братьев. Если мы возьмем этого юношу с собой, то сможем вторгнуться на территорию Константинополя и взять там все, что нам требуется. Ведь он – законный император». Так были расставлены декорации для одного из самых презренных деяний в истории – превращения Четвертого крестового похода из законной экспедиции против Египта в набег на Константинополь и Византийскую империю. Христианам, которые приняли крест, чтобы сражаться против мусульман и восстановить безопасность на Святой земле, теперь предстояло захватить цитадель восточного христианства и разрушить оплот Византийской империи – щита, за которым веками выживали и развивались европейские страны. Отношения между Византией и Западом редко бывали дружескими. С того времени, когда норманны начали двигаться на древние территории Восточной Римской империи в Южной Италии и на Сицилии, имело место немало конфликтов. В конце XI века Алексей Комнин решил, что нашел удобный способ обуздать грубую воинственность северян, поставив ее на службу своим интересам. Тогда он предложил им помочь в возвращении святых мест. Веком позже стало ясно: хотя он на время помог спасти большую часть Византийской империи, гость, которого он пригласил в дом, оказался вором. Византийские греки ортодоксальной церкви и латиняне римской церкви никогда не находили общего языка ни в религиозных или интеллектуальных, ни в моральных и военных аспектах. Многие норманны ненавидели византийцев больше, чем мусульман. Мусульмане, по крайней мере, были хорошими солдатами. Впоследствии другие союзники в конечном итоге тоже начинали ненавидеть друг друга больше, чем общего врага. Предложение дожа Дандоло и маркиза Монферратского вторгнуться в Византию, где раздобыть продовольствие, собственность и деньги для продолжения путешествия, многие рыцари приняли благосклонно. Определенно большая часть простых солдат не слишком интересовалась, с кем предстоит воевать, если это даст им возможность заработать на жизнь и что-нибудь отложить впрок. Хотя несогласные тоже были. В общем, теперь Крестовый поход взял курс на Византию. Венеция предоставила флот, а дож Дандоло, которому уже перевалило за восемьдесят, тоже присоединился к нему. Несмотря на возраст, он принял крест раньше, чем крестоносцы покинули Венецию. Как и все крестоносцы, он был отлучен от церкви после взятия Зары. Но если крестоносцы были уже прощены папой, узнавшим правду о том, как их заставили пойти на преступление, дож и венецианцы оставались под папским интердиктом. И дожа Дандоло это, похоже, не особенно беспокоило. Армия отплыла из Зары весной 1203 года. Она ненадолго остановилась на острове Корфу, некогда послужившем яблоком раздора, приведшим к Пелопоннесской войне. Остров снова стал свидетелем великого перемещения кораблей и людей, движимых невежественной жадностью. Венецианский флот состоял из более 450 судов – военных, торговых, транспортных. Должно быть, он произвел сильное впечатление на горожан, стоявших на стенах Константинополя, когда 5 июля бросил якоря на дальней стороне Босфора. Граф де Виллардуэн в своих воспоминаниях о Крестовом походе писал, что на Востоке пролив расцвел украшенными кораблями. Зрелище было очень красивым и запомнилось на всю жизнь. Во время правления череды слабых и коррумпированных императоров византийский флот, от которого зависела безопасность Константинополя и империи, пришел в упадок и к моменту подхода армии Четвертого крестового похода практически прекратил свое существование. Никита, греческий историк Четвертого крестового похода, писал о византийском адмирале: «Он продал паруса, якоря и все на византийском флоте, что могло быть обращено в деньги». Можно не сомневаться, что дож Дандоло был в курсе плачевного состояния византийского флота, поскольку венецианцы организовали прекрасную разведку среди своих торговцев, а в Константинополе была целая венецианская колония. Он определенно знал, что не встретит серьезного сопротивления на море, что укрепило его в стремлении претворить в жизнь свои планы. Город, защищенный мощными стенами, мог противостоять армии крестоносцев, как неоднократно противостоял другим армиям. Но раз уж господство на море было утрачено, падение Константинополя становилось неизбежным. Вход в бухту Золотой Рог все так же защищался во время осады мощной цепью, один конец которой был закреплен на городской стене на южной стороне, а другой – на вороте укрепленной башни Галата на северной стороне. В обычное время цепь была опущена и оставалась под водой, не мешая входящим и выходящим судам. Но когда над городом нависала угроза, цепь поднимали, создавая неприступную преграду для кораблей. Такая защита веками служила верой и правдой, не пропустила арабский флот, так же как и другие корабли, пытавшиеся проникнуть в бухту. Однако строители башни и городских стен никогда не предполагали, что византийский флот когда-нибудь станет настолько слабым и не сможет противостоять высадке. Соответственно, башня Галата не была рассчитана, чтобы выдержать осаду, да и городские стены со стороны бухты Золотой Рог были не такими прочными, как со стороны Мраморного моря. Никто не предполагал, что вражеские корабли когда-нибудь смогут преодолеть цепь. Армия Четвертого крестового похода была переправлена через пролив венецианским флотом и 6 июля 1203 года высадилась, почти не встретив сопротивления, у башни Галата. На следующий день неэффективная византийская кавалерия вступила в бой с тяжеловооруженными рыцарями, которые были специально экипированы и обучены для такой войны. Последовала короткая схватка, и важнейшая башня оказалась в руках крестоносцев и венецианцев. Последним, хорошо знакомым с таким видом защиты гавани, как цепи, потребовалось немного времени, чтобы решить проблему. Как только цепь исчезла на дне бухты, венецианские галеры, ждавшие этого момента, вошли туда, где еще никогда не было вражеского флота. Дряхлые византийские суда не оказали сопротивления. Греческие галеры и все остальные суда, находившиеся в гавани, были захвачены. Это было начало конца. Хотя события в городе и за его пределами развивались еще девять месяцев, судьба Константинополя и империи была решена в тот момент, когда венецианские суда вошли в бухту. 12 апреля 1204 года великий город Константинополь пал, оказавшись во власти армии Четвертого крестового похода. Последовавшие грабежи и разбой были сравнимы или даже превосходили поведение ранних крестоносцев, захвативших Константинополь. Византийцы, когда враг ворвался в город, сложили оружие, ожидая соблюдения нормальных законов войны. Они считали, что, отказавшись от сопротивления, спасут свои жизни. Им никогда не приходилось видеть неистовой ярости западной армии, ворвавшейся в захваченный город. Как писал один из крестоносцев, там «нашли огромные сокровища и большие богатства, там нашли богатые короны, принадлежавшие прежним императорам, и золотые драгоценности, и богатые, вышитые золотом материи, и роскошные императорские облачения, и богатые драгоценные камни, и столько всяческих богатств, что невозможно было перечислить все эти великие сокровища золота и серебра, которые обнаружили во дворце и во многих других местах города». Наконец венецианцам предстояло получить все, что им причиталось, и даже больше. При разграблении города не щадили ничего. Даже величайшая церковь христианского мира, храм Святой Софии, не избежал печальной участи. Алтари разбивали ради золота и серебра. Бесценные иконы выбрасывались из окладов, из которых можно было выломать драгоценные камни, а сами оклады – переплавить. На годы Западную Европу наводнила добыча из Константинополя. Церкви и частные дома обогатились драгоценностями и художественными произведениями из великого города на Босфоре. Никита Хониат, после падения Константинополя бежавший из города, так писал об участниках Четвертого крестового похода: «Они приняли крест и поклялись на нем и святых Евангелиях, что пройдут по землям христиан, не проливая крови и не поворачиваясь ни направо, ни налево. Они говорили нам, что направляют оружие только против сарацин и утопят их в собственной крови. Они обещали нам хранить целомудрие, пока носят крест, как и должно солдатам Христа. Но вместо того, чтобы защищать его, они вызвали против себя гнев всех верующих. Они обращались с христианами хуже, чем арабы обращались с латинянами. Арабы, по крайней мере, уважали женщин». Теперь, когда город и империя оказались в их руках, прекратились разговоры об изначальной цели Крестового похода. Египет, Сирия и даже сама Святая земля были позабыты в поспешном дележе добычи и территорий Византии между победившей знатью и ее партнером – Венецией. Мечта папы Иннокентия III о великом Крестовом походе для возвращения Востока сгинула в кошмарной какофонии криков, когда мечи западных христиан обрушились на головы христиан ортодоксальной церкви. Все надежды папы на то, что разграбление Константинополя искупит объединение церквей, тоже оказались тщетными. То, как Константинополь был взят и как повели себя захватчики после его взятия, вызвало такую лютую ненависть греков к западной церкви, что она не исчезла и до сих пор. Византийский претендент на трон, юный Алексей, который дал повод для изменения цели Крестового похода, довольно скоро был убит византийцами. Это было неизбежно. И следующим императором должен был стать латинянин. На это место был избран Балдуин, граф Фландрский. Бонифаций, маркиз Монферратский, другой лидер экспедиции, обосновался на территории Фессалоники. По всей Греции стали создаваться небольшие латинские феодальные владения. Все, что сегодня напоминает об их существовании, – это замки крестоносцев, коих немало в разных частях Греции. Больше всего выиграла от Четвертого крестового похода Венеция. Таковым и было намерение дожа Дондоло. Он потребовал и получил от крестоносцев то, что ему нравилось называть «половиной и четвертью всей Римской империи». На самом деле, в то время как Балдуин и Бонифаций получили большие территории на материке, Венеция приобрела по-настоящему полезную добычу – все главные гавани и острова, являющиеся промежуточными плацдармами для пути на Восток. Венеция приобрела ионическое побережье Греции вместе с Ионическими островами, порты на северном побережье Мраморного моря, необходимые ей порты на Пелопоннесе, острова Андрос, Эвбея и Наксос. А еще – Галлиполи и Адрианополь. Одним ударом Венеция уничтожила Византию, своего извечного соперника в восточной торговле, и обеспечила свое преимущество над другими соперниками, такими как Генуя. Дож Дандоло заложил основы венецианского могущества. В следующие века соотечественники провозгласили его одним из своих величайших героев. Однако историк Средиземноморья должен рассматривать его не как великого архитектора венецианской силы, а как вандала, нанесшего непоправимый ущерб Европе и всему христианскому миру. Латинское королевство в Константинополе оказалось недолговечным. Разрываемое противоречиями, окруженное враждебным населением, оно не могло не пасть при первом же сильном ударе. Историк Грегоровиус писал, что это творение западноевропейских рыцарей-крестоносцев, эгоистичной торговой политики венецианцев и иерархической идеи папства, пало после жалкого существования, оставив после себя только разрушения и анархию. Это деформированное рыцарское государство латинян относится к самым никчемным историческим явлениям. Спустя пятьдесят семь лет после завоевания крестоносцами Константинополя город был взят греческим правителем Михаилом Палеологом. Греческая династия была восстановлена, ритуалы римской церкви ликвидированы, и греческий патриарх вернулся в храм Святой Софии и древний город Константина. Еще почти двести лет призрачный след Восточной Римской империи продолжал существовать. Этот период отмечен не только постоянными угрозами извне, но и удивительным возрождением искусства и культуры. Только слишком много территорий было утрачено – крестоносцы и венецианцы выполнили свою работу слишком хорошо, – и потому после первого же нападения враждебной силы он пал. В 1453 году османские турки взяли город штурмом и установили свое постоянное присутствие в Европе. Они заставили западные державы горько пожалеть о том, что больше нет Византийской империи, которая их так долго защищала. Если и был какой-то побочный продукт Четвертого крестового похода, принесший выгоду Европе в целом, то это приток произведений искусства и художников в Италию, на Сицилию и в другие регионы Средиземноморья. Ренессанс, который начался, как принято считать, вскоре после захвата Константинополя турками, на самом деле начался намного раньше. Дэвид Тальбот Райс в «Искусстве Византии» писал: «В результате мощного притока византийских произведений искусства, привезенных после 1204 года в качестве добычи участниками Четвертого крестового похода, имитация византийских предметов началась в действительно широком масштабе. Именно тогда Венеция стала центром производства изделий из металла и эмали и даже из камня, в византийском стиле, и иногда даже трудно отличить венецианские копии от византийских оригиналов». Присутствие рыцарей Святого Иоанна на Родосе является, как это теперь отчетливо видно, следствием падения Византийской империи. Если бы венецианцы и участники Четвертого крестового похода не предали свое дело и свою веру в 1204 году, не было бы никакого латинского ордена крестоносцев на бывшем византийском острове Родос. Однако следует добавить, что, если бы византийцы содержали свою первую линию обороны – флот – в должном порядке, латинянам не удалось бы завоевать Константинополь. Тот факт, что папа и генуэзцы в 1309 году помогали ордену Святого Иоанна захватить Родос, уходит корнями в события 1204 года. После этого ни один папа не мог доверять венецианцам. С тех самых пор извечный торговый соперник Венеции, Генуя, всячески старалась не дать венецианцам получить новые острова или создать торговые поселения на Эгейском море. Религиозными противоречиями в этот период средиземноморской истории широко пользовались, но в конечном счете движущей силой всего была корысть. Глава 11 Морские республики Одним из главных результатов Четвертого крестового похода стало утверждение Венеции как господствующей морской державы в Восточном Средиземноморье. Она укрепила свои недавние приобретения, купив Крит у маркиза Монферратского, которому совершенно не нужен был остров, расположенный так далеко от его материковых владений. По мнению венецианцев, Крит закреплял их господство над всем Эгейским морем. Мусульмане обнаружили еще до них, что он является мечом поперек горла этой северной части Средиземного моря. Остров также был бесценен для торговли с Египтом и Левантом, поскольку имел отличные гавани в Ханье и Кандии (Ираклион) на севере, и в заливе Мессара на юге, а также еще много других полезных якорных стоянок. Теперь Венеция господствовала на главных торговых путях с Востоком, подписав очень выгодное соглашение с египетским султаном в 1208 году (спустя четыре года после предательства дожем Дандоло Четвертого крестового похода). Это дало ей рынки и торговые привилегии в Александрии, которых не было ни у кого из ее европейских конкурентов. Венеция господствовала во всей Адриатике, на Ионическом море, Греческом архипелаге, Мраморном море, Черном море и на торговых путях между Константинополем и Европой. Укрепившись в Александрии и Сирии, она контролировала практически всю торговлю между Ближним Востоком и Европой. «Город лагун», чье sposalizio del mar (обручение с морем) датировалось еще XI веком, стал хозяином Восточного Средиземноморья. Как писал Х.Р. Форбс Браун в энциклопедии «Британика», «Венеция сразу возвысилась до положения европейской державы. Чтобы удержать свои владения, она позаимствовала у франков феодальную систему и выдавала фьефы на греческих островах своим самым могущественным семействам при условии, что они будут держать торговые пути открытыми для нее. Расширение торговли, ставшее следствием Четвертого крестового похода, сказалось на облике города – стала ускоренными темпами развиваться архитектура – и усилении торговой аристократии, которое в конечном счете привело к большой конституционной реформе – закрытию Большого совета в 1296 году, после чего Венеция стала олигархией. Столь быстрый процесс вызвал непримиримую ненависть Генуи и привел к долгим и изнурительным генуэзским войнам…». Венеция на много веков стала первой великой средиземноморской олигархией. Красота города, которая до сих поражает туристов, свидетельствует о том, что олигархия в руках культурных людей часто может достичь большего, чем бесконтрольная демократия. Конечно, с этим утверждением можно не согласиться, приведя в качестве примера Афины Перикла, но в V веке до н. э. Афины были в основном продуктом диктатуры аристократии, и обычный гражданин едва ли чувствовал, что живет в демократическом обществе. Представляется, что Венеция во времена своего величия была ближе к древнему Карфагену, чем все прочие города Средиземноморья до нее и после. Она неохотно участвовала в войнах, и то если ее торговля оказывалась под угрозой. Ею управляли могущественные торговые династии, и, несмотря на несколько не самых решительных и явно неудачных попыток революций, большинство горожан осознавало, что при таком положении дел им живется лучше, чем при других – народных – формах управления. Торговля была главным делом Венеции, а вовсе не империя, политика или религия. Как и Карфаген на ранних этапах истории города, Венецию интересовали не колонии, а только удобные якорные стоянки и рынки, где команды судов могли отдыхать и производить ремонт, а купцы – торговать. Да, Венеция владела островом Крит, а также большими территориями материковой Греции, но ее интересы редко касались внутренних территорий. Венецианцы не занимались обработкой земли – они были владельцами магазинов, торговцами и ремесленниками в морских портах побережья от Адриатики до Леванта. Своим утверждением как морской державы в конце XIII века Венеция обязана усовершенствованию форм традиционной средиземноморской галеры. Город также создал систему государственных галер – нечто вроде национализированной промышленности. Однако венецианцы не совершили ошибки, создав монополию государственных галер или объявив вне закона частное производство. Они использовали государственные галеры для осуществления городской торговли и повышения своей репутации за границей. Государственные галеры на самом деле были стимулом для частных владельцев. Иногда эти галеры находились под государственным контролем, в другое время они отдавались в аренду частным лицам. Используя капиталы из государственного кошелька, можно было строить галеры больших размеров и лучше оснащенные, чем большинство других судов на Средиземном море. Следует подчеркнуть, что эти большие галеры являлись в первую очередь торговыми судами. Они могли использоваться в боевых действиях, если возникала необходимость, но, в отличие от военных галер рыцарей-иоаннитов, государственные галеры Венеции все же являлись быстроходными вооруженными торговыми судами. Поскольку Венеция активно занималась торговлей восточными специями (очень дорогой груз небольшого объема, который нуждается в быстрой транспортировке), венецианцы строили галеры, а не еще более крупные парусные карраки. Последние являлись основой торгового флота генуэзцев. Генуэзцы торговали по большей части массовыми грузами – шерстью, зерном и т. д. – и потому предпочитали пусть медлительные, но более крупные парусные суда. Начиная с последней декады XIII века – или около того – до XVI века большая галера была самым впечатляющим судном Средиземноморья. Возможно, карраки были больше и перевозили больше грузов, но они не могли сравниться с величественностью большой галеры. Она была шире в средней части, чем длинная галера или военный корабль, имела среднюю длину около 140 футов, ширину 20 футов или чуть меньше и осадку в средней части – 9 футов. Большая галера не была такой тонкой в носовой и кормовой части, как военная галера, и имела более плавные обводы. Свесы не были экстремальными, и галера имела довольно большую грузоподъемность. Хотя, как и все галеры, большая галера была гребным судном, она имела парусное вооружение. Весла использовались для входа в гавань и выхода из нее, в штиль, и когда дует неблагоприятный ветер. На ней, как правило, было две мачты с косыми парусами, но и три мачты тоже не являлись редкостью. На одном рисунке в трактате о строительстве галер видна большая венецианская галера с тремя мачтами и косыми парусами. Большим преимуществом галер позднего Средневековья и Ренессанса по сравнению с их классическими предками было появление центрального осевого подвесного руля. Руль, северное творение, в Средиземноморье появился сначала на карраках, но почти сразу был принят и на галерах. М. Малетт в книге «Флорентийские галеры», хотя описывает более поздний период, сравнивает комплектацию командами большой галеры и военной галеры. «Численность экипажа двух типов галер была примерно одинаковая. На большой галере могло потребоваться немного больше людей, чтобы справляться с парусами, зато на военной галере было больше солдат. На флорентийской большой галере было 200–220 человек, из них 150 гребцов и простых матросов, и 50–70 офицеров, старших матросов и «морских пехотинцев». На венецианской галере того же периода было 210 человек, а на генуэзской длинной галере – 176. Боевая мощь галеры в основном зависела от команды. Кроме офицеров и «морских пехотинцев», которые, естественно, были вооружены, обычно оружие имелось у матросов, и даже у гребцов». В отличие от кораблей иоаннитов и их турецких соперников корабли итальянских морских республик – по крайней мере, в этот период – комплектовались свободными людьми: профессиональными моряками и гребцами из больших портов и местных рыбацких деревень. Позднее, когда все Средиземноморье оказалось втянутым в военные действия между османскими турками и европейцами, гребцами постепенно стали мусульманские рабы, криминальные элементы, должники. Но пока было возможно комплектовать большие галеры свободными горожанами, корабли итальянских морских республик оставались эффективнее, чем у их противников. Навигационные методы не слишком изменились в сравнении с прежними веками. В общем, на Средиземном море было принято совершать переходы вдоль берега между портами или якорными стоянками. Не говоря уже о навигационных удобствах такого метода, большие команды требовали огромного количества запасов, для которых не было места, когда судно было загружено грузами. Основу рациона составляли хлеб, сухари, солонина и соленая рыба, но в каждом порту захода на борт принимали дополнительно свежие продукты. Большие галеры были меньше привязаны к берегу, чем военные галеры, и поскольку они зависели от ветра, а не только от весел, то часто совершали прямые переходы в открытом море. Опять-таки, в отличие от военных галер, которые следовали установившейся практике работы судов в ранний период средиземноморской истории (в гавани с осени до весны), большие торговые галеры работали в море изо дня в день. Позднее они использовались Флоренцией и другими городами в торговле шерстью с Англией, для чего необходимо было пересекать опасный Бискайский залив в любое время года, представляется очевидным, что галеры итальянских морских республик были эффективнее, чем любые другие средиземноморские суда. Венецианцы первыми стали использовать большие галеры не в единичных количествах. Это было вызвано огромным ростом их торговли с Востоком после 1204 года. К концу века более дюжины их галер ходили «по расписанию» между Венецией, Критом, Александрией и Сирией – до Константинополя и Черного моря. Венецианцы экспортировали шерстяную и шелковую одежду, а также всевозможную продукцию быстро развивающихся отраслей промышленности – изделия из стекла и металла. Обратно везли специи, остро необходимые для хранения и улучшения вкусовых качеств продуктов. А также для использования в медицине. Еще везли шелк и хлопок с востока, меха и некоторые сырьевые материалы из Константинополя и с Черного моря. Позже с востока начали возить рабов, и через какое-то время черные рабы стали обычной чертой домов венецианской знати. В конфликте, который возник между морскими республиками, особенно между Венецией и Генуей, важнейшую роль сыграли длинные галеры. Они были почти такие же, как галеры иоаннитов – 130 футов в длину, 15 – в ширину, максимальная осадка в районе миделя – 6 футов. Представляется весьма сомнительным, что на веслах могли развивать скорость большую, чем 4,5 узла, но и это ненадолго, например, для рывка при заходе на таран. Но под парусами при большой длине ватерлинии они могли двигаться в два-три раза быстрее. При попутном ветре, конечно. Войны между Пизой, Генуей, Венецией и Флоренцией были во многих отношениях схожи – по причинам, следствиям и методам – с теми, что столетиями ранее мучили греческие города-государства (на которые итальянские морские республики удивительно похожи). Если изменить названия на Афины, Коринф, Керкиру и Сиракузы, следующие слова Фишера можно отнести к событиям IV века до н. э.: «Несмотря на факт, что [Италия] теперь быстро обеспечивала для себя мировое лидерство в ремеслах и международной торговле, войны между городами почти не прекращались. Города воевали из-за границ диоцезов и феодальных прав, пошлин и рынков, за расширение своего господства над contado – окружающей сельской местностью – или продолжая давнюю, унаследованную от предков вражду. Любой контакт мог стать причиной длительной яростной ненависти. Если Флоренция принимала одну сторону в споре, этого было достаточно, чтобы Пиза, Сиена и Генуя приняли другую. Если Милан вступал в союз с другими городами, то не с Кремоной или Павией, и, пока вопрос использования Корсики и Сардинии оставался открытым, Генуя и Пиза оставались врагами».