105 106 107 * * * Много замыслов в сердце человеческом, но состоится только определенное Случаем. Притчи, 19:21. Апокриф, ф.6 Глава первая 1 Южноморск – самый романтичный городишко из всех приморских городов России. Там исполняются мечты, исцеляются сердца, да еще вдобавок случаются всякие приятные неожиданности. Об этом повествуют рекламные буклеты. На этом настаивают рекламные щиты, разжигая досужее любопытство путников. И с первого, и со второго, и даже с третьего взгляда Южноморск производит впечатление удачно спланированного, с умом расположенного городка, живописно раскинувшегося на берегу ***ского залива. Зеленый, нарядный и ухоженный, он зазывно сверкает зеркальными окнами роскошных отелей Греческой набережной и ослепительно белыми гранями небоскребов деловой части, где позвоночный столб города, – проспект Казачьих Атаманов, – пересекают с одной стороны, Боспорская, с другой – Киммерийская улицы. Здесь же, в контролирующей близости располагается административный центр – великолепная Ратушная площадь, поражающая прихотливым разнообразием архитектурных стилей, начиная со строгой готики мэрии, продолжая надменным ампиром Дворца Правосудия и заканчивая забавным рококо здания собеса. Но больше всего радует разборчивый взгляд просвещенного туриста отсутствие апокалипсиса бетонных дворцов и бамбуковых хижин. Богатство и нищета здесь принципиально не соседствуют, предпочитая недолюбливать друг друга на расстоянии. И если престижные кварталы Южноморска не блещут особой оригинальностью, являя собой все те же, достойные сожаления типовые памятники мотовства и тщеславия, то районы бедноты выгодно отличаются какой-то совершенно заграничной захудалостью. Чего ни хватишься, все там есть. И подозрительные игорные притоны, и китайские прачечные, и кошмарные дискотеки, и грошовые забегаловки, и меблированные дома, и конторы по найму неквалифицированной рабочей силы, и антикварные лавочки, торгующие скифской бижутерией, коринфской металлической посудой и поддельной казацкой амуницией… С севера и востока Южноморск уютно окружен плюшево-гобеленовыми горами, в которых, за несколько лет до описываемых событий, обнаружились минеральные источники, чьи целебные свойства, по уверениям специалистов, не уступают нарзану, бальзаму «Биттнер» и яблокам Гесперид вместе взятым. Неудивительно, что подножия гор в считанные годы украсились курзалами, вершины – фуникулерами, а предместья города – санаториями и лечебницами. Из обычного приморского городка Южноморск стал стремительно превращаться в модный круглогодичный курорт с горнолыжными претензиями, в этакий фешенебельный перекресток больших денег и безудержных трат. Даже утренние туманы приобрели здесь со временем изысканный оттенок какой-то бальзамической пряности, заставляющий старожилов брюзгливо воротить носы и ностальгически вспоминать былые антисептические рассветы, обволакивавшие грязные переулки и избоченившиеся хаты хлорированной желтоватой дымкой. 2 Да что там досужее любопытство, когда и недосужее-то порой не в силах уберечься от соблазна. Как, например, вот этот мотоциклист в черной коже, что несся себе по левой, самой скоростной полосе, и вдруг, увидев прямо по курсу огромный рекламный щит, а на нем пальмы, девушек в бикини, роскошную яхту, отдохновенный пляж, а также сияющий шиком, блеском и неподдельной гламурной красой ночной клуб по имени «Амфитрита», настоятельно рекомендующий зарулить на всю оставшуюся жизнь к нему на умопомрачительный постой за ради незабываемых впечатлений от роскошного ужина, зажигательных танцев, суперромантических лунных прогулок на клубной яхте и за ради много чего еще, о чем не принято сообщать официально, моментально повелся, перестроился в крайний правый ряд, дождался указателя, свернул на подъездную, обсаженную высокими пальмами, дорогу, и дал газу. Плевать, что время еще детское и до восхода луны довольно не близко… Большое трехэтажное здание из белого камня, к которому подъехал мотоциклист, если и не было фантазией из венецианского стекла и каррарского мрамора, то мало в чем ей уступало. Однако парадный вход, как и следовало ожидать в такую рань, неоновыми огнями не сверкал, и привратники в голубых ливреях с золотыми галунами не томились на его ступенях, изнывая от своей невостребованности. Мотоциклист подкатил на малом ходу к торцу здания, где, согласно указателям, находилась автостоянка, и, оставив своего стреноженного коня между скромным грузовичком и шикарным мерседесом-кабриолетом, вернулся пешком к парадному входу. На зеркальных дверях висела броская табличка с уведомлением: «Мы начинаем в 6 пополудни, но Вы можете начать, когда пожелаете, если соблаговолите проследовать в один из наших баров – на пляже, либо в правом (от Вас) крыле здания». Мотоциклист пожал плечами, снял свой шлем с тонированным забралом и, приложив его к зеркальной двери, попытался что-то высмотреть в непроницаемых недрах заведения. Ничего не высмотрев, обогнул здание с противоположной стороны. Взору его предстал небольшой, сверкающий тропической белизной полупустынный пляж. Обещанный бар приветливо колыхал пальмовыми листьями своей крыши в шагах тридцати от прибоя. Стайка щебечущих девушек в бикини и парочка рельефно-мускулатурных мальчиков активно балдели в его тростниковой прохладе. У деревянного причала, пристроенного к длинному бетонному волнорезу, горделиво покачивалась роскошная, отделанная медью и хромом прогулочная яхта. Полюбовавшись, но, видимо, ничем из перечисленного не прельстившись, мотоциклист обернулся к главному зданию, располагавшему с этой стороны увитой плюшем и диким виноградом террасой. С террасы доносились голоса официанток вперемешку с характерным звоном расставляемой посуды, и проницательный мотоциклист сразу догадался, что именно здесь посетители вкушают роскошные ужины и, возможно, предаются зажигательным танцам. Заглянуть, не привлекая нежелательного внимания, под зеленые покровы террасы, находившейся на уровне второго этажа, представлялось маловероятным. Экстрим в перечне соблазнов этого заведения отсутствовал. Мотоциклист, не раздумывая, отверг эту мысль и двинулся вдоль здания к противоположному торцу, где и обнаружил вход в еще один бар. У входа стоял чернявый парень с колючим взглядом, плохим настроением и никудышными нервами, одетый в явно неуместную длинную серую куртку и камуфляжные штаны. Причем свою правую руку этот мизантроп откровенно покоил за пазухой. – Зякрита, – не дожидаясь вопросов, неприязненно бросил чернявый чернокожаному. Мотоциклист остановился, призадумался и вдруг… улыбнулся. Его улыбка была молодой и обаятельной, в глазах мерцала застенчивость, голос звучал искренне и доверительно. – Да я на минутку, земляк. Мне Мартимьянычу только пару слов шепнуть… Чернявый на мгновение замялся, расслабился, за что немедленно поплатился, получив рифленой подошвой тяжелого ботинка по небритому кадыку. Ударом его отбросило к стене, по которой он и сполз на выложенную затейливой плиткой дорожку. Выскользнувшая из-за пазухи рука разжалась, и большой черный пистолет моментально сменил хозяина. Проверив обойму и переведя рычажок режима огня с автоматического на одиночный, мотоциклист надел шлем, опустил забрало и бесшумной черной тенью исчез в проеме. За дверью оказался пустой и прохладный предбанник. Вход в бар прикрывала густая завеса из разноцветных бамбуковых палочек. Мотоциклист неслышно подкрался к ней и заглянул в одну из щелочек. Бар сиял электричеством. В нескольких шагах от входа стоял вполоборота еще один чернявый в таком же странном демисезонном прикиде. Правда, в отличие от первого, этот под курткой ничего не прятал, напротив, демонстративно поводил АКСУ с незаряженным подствольником. Чуть поодаль виднелся столик, за которым бок о бок сидели молоденькая девушка с заплаканным лицом и бледный светловолосый мужчина лет тридцати. Руки их покоились на столе ладонями вверх. Ни дать, ни взять, прилежные школьники… Впрочем, девушка оказалась не столь уж прилежной, увлеклась посторонним предметом, уставилась на бамбуковые палочки, чуть вздрогнула, удивленно вскинула брови, что, естественно, не укрылось от внимания наставника с автоматом. Чернявый стремительно обернулся… но мотоциклист с проворством колобка, удирающего от зайца, уже катился кубарем ему в ноги. В следующее мгновение рифленый ботинок врезался автоматчику в мошонку. От дикой боли тот потерял сознание раньше, чем рухнул на пол. Кто-то сдавленно вскрикнул «ложись!». Девушка юркнула под стол, мужчина, резко откинувшись на спинку стула, повалился навзничь, мотоциклист пристроился, как к мешку с песком, к бездыханному телу автоматчика. Их примеру с разной степенью сноровки и прыти последовали все прочие. В вертикальном положении осталось только двое серокурточников: один с пистолетом, другой – с обрезом дробовика. Мотоциклист дважды выстрелил в последнего. Одна из пуль вышибла оружие вместе с пальцем. Раненый пронзительно заверещал. Второй в смятении присел на корточки. Следующая пуля, выпущенная мотоциклистом, срикошетила от пола в стену, от стены в потолок. В общем, навела визгом жути. – Ствол на землю, сука! – глухо крикнул мотоциклист, беря на мушку низкий лобик чернявого. Чернявый отбросил пистолет и схватился в отчаянии за голову. Мотоциклист вскочил на ноги: в одной руке пистолет, в другой – автомат, на голове непроницаемый шлем, – чем не робот-полицейский, наводящий порядок в диком городе Детройте? Сейчас как крикнет «трансформируюсь» и превратится, – если учесть, что бар отделан под жилище Посейдона державными трезубцами, морскими звездами и портретами русалок, – по меньшей мере, в Ихтиандра, кинг-конга морей… Но мотоциклист ничего не крикнул, ни в кого не превратился, только зорко оглядел помещение – длинную стойку у дальней стены с цветником разнокалиберных бутылок на зеркальных полках за нею; маленькую эстраду, на которой в гордом одиночестве поблескивал алым лаком рояль, десяток столиков возле танцевального пятачка, да перепуганный, вповалку лежащий и усердно безмолвствующий народ на полу, – закинул трофейный автомат на плечо, стащил с головы шлем и утер пот со лба кожаным рукавом. Первым осмелился подняться охранник в пятнистой камуфляжной униформе. Глаз у него был подбит, нос расквашен, но дух не сломлен. Вопросительно взглянув на мотоциклиста и дождавшись одобрительного кивка, он коршуном метнулся к чернявому, застывшему в позе безоговорочной капитуляции. К повизгиванию раненого добавилась бесхитростная полифония глухих ударов, надсадных стонов и крикливых матюгов… Мотоциклист, подобрав по пути оставшийся бесхозным арсенал, подошел к стойке и быстро, с непринужденностью профессионала, разрядил все стволы. После чего, обернувшись к залу, проникновенно бросил: – Вставайте, ребята, простудитесь… Ребята с готовностью зашевелились, поднимаясь, отряхиваясь, что-то невнятно с облегчением бормоча. Кто-то засмеялся, кто-то всхлипнул. Щелкнули зажигалки и свежие хлопья табачного дыма, мешаясь с пороховой гарью, устремились к резвящимся на потолке нереидам… За стойкой материализовался бармен. Очень бледный, в очень красной рубашке, в очень съехавшем на сторону галстуке бабочкой. Ни слова не говоря, набулькал себе чего-то под стойкой, проглотил, приступил к повтору процедуры. – Телефон имеется? – полюбопытствовал мотоциклист. – А? – сказал бармен и дернул второй стопарь успокоительного. – Телефон, – повторил мотоциклист. – Да, конечно, – нервно закивал бармен, – сию минуту… Коньячку не желаете?.. На стойке появился портативный аппаратик с куцей пластмассовой антеннкой. – Пожалуйста… – Ну уж нет, – запротестовал мотоциклист. – Звони сам, братец… – Кому? – Тебе лучше знать – кому. Ментам, жене, крыше… – А ты… А вы разве не мен… тойсь, не милиция? – опешил бармен. – Мы менты?! Мы – не менты, мы заехали роскошно поужинать и зажигательно потанцевать… Там, кстати, у входа, еще один красавец загорает. Как бы его солнечный удар не хватил… Снаружи послышался визг тормозов и, спустя пару секунд, бар стремительно наполнился крепкими камуфляжными мальчиками с нарочито жесткими лицами и пустыми от природы глазами. Верховодил ими внушительных размеров мужчина, выглядевший в своих цветастых шортах и желтой панамке добродушным увальнем. Чернявых быстренько охомутали и удалили с глаз долой. После чего мужик в панамке предложил всем потерпевшим дождаться милиции, а пока что расслабиться, выпить чего-нибудь за счет заведения и заодно указать в письменном виде кто, чего и в каких размерах в результате этого прискорбного инцидента лишился. Речь увальня, – ясная, понятная и не терпящая возражений, – окончательно вернула народ в привычное душевное состояние. Поднялся думский хай, одновременно возмущенный и благодарственный, требующий с мечом в руке и жалобными вздохами на устах самолучшего коньяку, обуздания преступности, сухих штанов, зернистой икры, шемякина суда над задержанными бандитами, пивка похолоднее, награждения отличившегося оперативника высшими орденами отчизны, а также строгого наказания зарвавшегося мента за безответственные действия, едва не приведшие к многочисленным жертвам среди мирно отдыхающего населения… Меж тем зарвавшийся мент (он же – отличившийся оперативник) сидел себе, как ни в чем не бывало за стойкой, и потягивал из бутылки охлажденное пиво. От более крепких напитков он наотрез отказался, чем окончательно убедил обалдевшего бармена в своем нементовском происхождении, тогда как охранник, которому пришлось в творческих муках лютых графоспазмов сочинять расписку в получении отбитых у бандитов трофеев, упрочился как раз в обратном. Мент высокого полета, – решил он в душе и поспешил поделиться этой мыслью с теми, кто готов был ее скромное наличие снисходительно признать. Хотя бы в качестве гипотезы. Мало ли каких чудес на свете не бывает, – подбадривали они себя в своем благодушии, – да может, она у него с детства завалялась: пусть бесхитростная, зато какая ясная, какая прозрачная! К мотоциклисту тем временем подлетела одна из спасенных им девушек и в порыве благодарности звучно приложилась к его гладковыбритой щеке. Бар разразился свистом и аплодисментами. Смущенному спасителю ничего не оставалось, как встать, приобнять и воздать сторицей за нежность и ласку. Публика одобрительно загудела, заулыбалась, тактично умолкла. Догадливый бармен приглушил освещение… – Надеюсь, твой кавалер не устроит сцену ревности? – улыбнулся мотоциклист. Девушка красноречиво махнула рукой: дескать, что ты, миленький, какой он мне кавалер, так, пляжный знакомый. Затем быстро оглянулась, пожала плечами, присела на табурет. – Смылся в большой панике. На струсившего кавалер не походил, скорее на озадаченного. Но мотоциклист не стал затевать дискуссию, молча пристроился рядом. Бармен, суетившийся неподалеку, бросился, было, к ним – культурно обслужить, но на полдороги замер, подобрался, уставился в пространство за их спинами. Мотоциклист глянул в зеркало заднего вида за шеренгами бутылок. Цветущий, не тронутый сединой и морщинами блондин средних лет, облаченный во все белое (включая соломенную шляпу и замшевые башмаки), приближался к ним с вальяжной неторопливостью хозяина жизни. Вскоре последовали изящный полупоклон с одновременным обнажением головы мушкетерским жестом, крепкое рукопожатие, радушная улыбка из-под щегольских усиков. – Станислав Эдуардович, хозяин этого заведения… Прямо не знаю, как вас, молодой человек, благодарить. Вы просто герой! – Игорь, – представился мотоциклист и, скромно потупив свои ореховые очи, запротестовал: – Да что вы, какой там герой. Каждый на моем месте поступил бы также… Блондин слегка опешил, задумался, засомневался, принахмурился, прозрел, светло улыбнулся: – Ну вы скажете тоже – каждый! – и, не удержавшись, весело кивнул бармену, – шутник! Бармен понимающе хихикнул. Зарождающееся веселье прервало появление нового лица – на редкость красивой женщины с надменными морскими глазами, чувственным ртом, лебединой шеей… О грудях, ногах и прочих конечностях с припухлостями лучше помолчать. В тряпочку. Заметим только, что в своем стильном, лазурных оттенков, платье, припорошенном золотою пыльцой высшего шика, она могла кое-кому показаться воплощением совершенства (если допустить, что совершенству пристало разгуливать в злачных местах с электронной записной книжкой в нежных ручках и сотовым телефоном на шелковом шнурочке вместо, как минимум, жемчужных бус или бриллиантовых ожерелий). – Анна Сергеевна, вы как всегда кстати! – воскликнул Станислав Эдуардович, обнаруживая покоряющую убедительность светских манер. – Знакомьтесь, это – Игорь, наш спаситель… Представляете, одним махом семерых побивахом, да еще уверяет, что на его месте так поступил бы каждый!..