Сайон кивнул. – На нем еще долго жили люди, а потом Матушка-Земля заворочалась, и Терет поглотил сушу. Впрочем, благодаря мосту Крогника люди успели мигрировать в безопасное место. Некоторые по-прежнему поклоняются Зерну Суло – те, кто еще помнит. Я испустила долгий вздох. – Вот так история! – Никогда ее не слышала, – заметила Энера. Ката неопределенно хмыкнула себе под нос. Повернувшись к Сайону, чтобы лучше его видеть, я спросила: – Но стоило ли жертвовать собой ради поклонения? На его лицо вернулась едва заметная улыбка. – Думаешь, Крогник умер? – Ты сказал, что он был божком, – возразила я. – Они не бессмертны. Сайон кивнул. – Верно. Но когда люди приносили ему новые дары, старых не было на месте, словно Крогник вобрал их в себя. – Он поднял свободную руку. – Куда он отправился после, остается на усмотрение слушателя. Я задумалась. Боги и божки непостижимы для моего понимания, тем не менее я промолчала. Казалось, Сайону нравилось, когда к нему относятся как к обычному человеку, и я не хотела портить ему удовольствие. Внезапно его хватка на моей руке ослабла, и он отстранился. Мои пальцы моментально объял холод, и я невольно приложила их к груди. Сайон напрягся, как олень, заслышавший треск в лесу, однако быстро взял себя в руки. – Прошу меня извинить. – Он встал и направился к задней двери. Открыл ее, оглядел небо, а затем растворился во тьме, даже не прихватив с собой фонаря. Мы с мамой смотрели ему вслед. У нее, ка- залось, не было ни малейшего желания поки- дать теплое место у огня. У меня же участилось сердцебиение, а растущее внутри уже несколь- ко дней любопытство вызвало дрожь и сдавило горло. – Шея болит, – пожаловалась Ката. Я встала. – Схожу за маслом для массажа, – предложи- ла я. Ката кивнула – таким образом она выражала благодарность. Я направилась в коридор, в противоположную сторону от Сайона. Я правда собиралась сходить за маслом, но сперва нужно было сделать кое-что еще. Взяв лампу, я выскользнула через главный вход на улицу. Вряд ли Сайон направился по нужде. Я не видела, чтобы он заглядывал в уличный туалет, расположенный рядом с задней дверью, как не видела, чтобы подстригал бороду или ел без предложения. Прикрыв лампу шалью и стиснув зубы, чтобы они не стучали друг о друга, я на цыпочках обошла дом в поисках Сайона. Мне не пришлось искать долго: вскоре неподалеку послышался его голос, ближе к сеновалу. Потушив лампу, я выглянула из-за угла дома и прищурилась, пытаясь что-нибудь разглядеть в свете одних лишь звезд. Действительно, он был там. И не один. С ним стояли еще три личности, в темноте вырисовывались их серебристые силуэты. Они о чем-то шептались. Я тут же предположила, что, возможно, это те самые люди, которым он подавал сигналы. Хотя как Сайон из кухни расслышал их появление? Мужчина справа переместился, позволяя мне лучше разглядеть его и одного из его спутников. У меня перехватило дыхание. Это были вовсе не люди. Это были божки! Сегодня я ходила на маковые поля на севере от столицы и валялась в траве, воображая себя ребенком без всяких забот. Я затосковала по ферме. Однако пока мое место здесь. Несмотря на ностальгию, меня охватывает покой именно в такие вот чудесные деньки, как этот, когда ярко сияет Солнце, а на небе ни облачка. Глава 5 Из горла вырвался изумленный возг- лас и разбух во рту, где и почил бес- славной смертью. Мне никогда не до- водилось видеть божков, тем не менее я сразу поняла, что те существа ими и были. Кем же еще? У одного из макушки росли рога: длинные, почти сходившиеся на концах, как сложенные в молитве ладони. Другой был немного выше Сайона, но горбился так, будто шея у него росла не из плеч. Третий, показавшийся, когда подвинулся первый, по силуэту походил на человека, только его кожа блестела там, где ее касался звездный свет, – ее дымчатость напоминала поднимающийся с городских улиц в летние дни жар. Я подошла настолько близко, насколько могла. Не покидая укрытия, я вытянула шею, пытаясь расслышать их беседу. Эхо колотящегося сердца усложняло задачу. – …Может быть скомпрометирован, – говорил Сайон. – Она… когда… напали… – …Забрать вас обратно, – сказал самый низкий, тот, что с мерцающей кожей. – Но… ваше состояние… – Вы бы… ограничены… – тихо проговорил рогатый божок, и я мысленно обругала его за невнятную речь. Опустив лампу на землю, я подставила ладонь к уху и затаила дыхание. – …Дворец разрушен, – сказал высокий божок, голосом даже ниже, чем у Сайона. Тем не менее у меня возникло отчетливое впечатление, что голос был женским. – Я останусь на Матушке-Земле, – ответил Сайон. – Так им будет сложнее меня найти. Если нужно выставить охрану, выставляйте, но как можно меньше. Я не желаю привлекать внимание к… или к помогающим мне смертным. – Он помолчал. – Сейчас мне слишком рискованно путешествовать. В его устах слово «смертным» прозвучало так, будто речь сейчас идет об иных существах. Я подозревала, что он к таковым не относится, тем не менее от услышанного кровь под кожей забурлила так, словно я перебрала со спиртным. – Слишком много лунного света, – сказало рогатое существо, насколько я поняла. Я медленно, спокойно выдохнула, прежде чем вновь задержать дыхание. – Меня заботит благополучие этих смертных, – повторил Сайон. Я вспомнила о том, как его пальцы обхватывали мои несколько минут назад, и невольно задумалась: как именно заботит? Заговорил мерцающий божок, но так тихо, что я не разобрала и слога. Ответ прозвучал столь же невнятно. Решив, что больше мне ничего не услышать, а также из-за страха себя раскрыть, я осторожно отступила и, прихватив незажженную лампу, побрела к кукурузному полю, проскользнув в слабую тень между рядами ограды. Кукурузные стебли с трудом держались прямо. Впрочем, будь Луна обычной, они бы уже погибли, так что, полагаю, грех жаловаться. Тем не менее даже столь яркого лунного света недостаточно, чтобы посевы созрели. Сжимая в руке вялый лист, я вздохнула. «Ну почему ваша война не могла повременить до сбора урожая? Мы бы успели хоть что-нибудь спасти». При мысли о войне я вновь оглянулась туда, где вдалеке, скрытый от моих глаз, Сайон совещался с небесными созданиями. Значит, он был солдатом на той самой войне? Быть может, его сбросили с небесной колесницы? Но тогда почему он не мог вернуться на небеса? Я покачала головой. Ну почему, чем больше я узнаю, тем меньше понимаю? Я повторила про себя слова божков, не желая ничего забыть, затем пересекла кукурузное поле и подошла к сараю, чтобы проверить скотину. Там я зажгла лампу. Лоза заржала и замотала головой. – Знаю, знаю. – Я провела рукой по ее вытянутой морде. Энера сегодня собиралась ее выгулять – настолько, насколько мы отваживались во тьме, то есть провести по тропинке к реке и обратно. Бедная кобылка беспокоилась. Как и весь домашний скот. Сайон утром убирался в стойле – даже мысль о том, как божок убирает навоз, смехотворна, – поэтому я просто проверила, есть ли у животных вода и пища и прошептала слова успокоения. Одна из овечек позволила мне погладить ее по голове. – Вот увидите, свет вернется. – Пустое обещание, но нужно было хотя бы надеяться. – Он не может просто… исчезнуть. Руки замерли. Я отстранилась и потерла большой и указательный пальцы друг о друга, вспоминая исчезающую с них кровь из света. Из света. Я взглянула в сторону дверей. Сайон точно не мог быть тем самым светом, однако свет тек по его венам – возможно, именно поэтому он был таким сияющим, таким золотистым. Тогда кто же он? Упавшая звезда? О подобном я никогда не слышала… впрочем, последние дни полны сюрпризов. Я потерла ноющую шею и вспомнила о Кате, поэтому поспешила обратно в дом, не утруждаясь даже скрыть свои шаги. Задув лампу, взяла масло из бабушкиной комнаты, отыскав его в темноте по памяти. Ката с Энерой по-прежнему сидели на кухне перед камином. – Ты решила вздремнуть по пути? – проворчала бабушка. Я загладила свою вину тем, что скользнула ей за спину и, разогрев масло в ладонях, осторожно размяла узлы у нее на шее и плечах. Больше она ничего не добавила по поводу моей нерасторопности. Когда я закончила, щелкнула входная дверь. Я бы не заметила, если бы не прислушивалась к звукам в ожидании Сайона. Серебристый отблеск на окне говорил о том, что из-за гор вновь выглянула Луна. Сайон предпочел провести свободное время с нами в доме, а не в сарае с животными. Это вселяло какую-то уверенность.