Дверь в кабинет приотворилась и оттуда высунулась смущенная голова Алины. – Марина, – тихо позвала она, – ты можешь зайти? Пожалуйста. Голос у нее был жалобный и просящий, почти умирающий. Я не выдержала, встала и пошла в кабинет. – Я тут сидела и думала, – начала она. Я кивнула головой: «Думала – это хорошо». – Ты, конечно, можешь меня обозвать еще десять раз дурой, но я все равно тебе скажу. Все наши неприятности из-за него, – она взглядом указала на истукана, который своими деревянными глазками взирал на нас с подоконника. – Я же вижу, как ты изменилась, после его появления у нас. К примеру, ты сегодня сказала, что у меня мозги поплыли, а у меня после твоих слов такая мигрень началась, что сил терпеть нет, – Алина всхлипнула и для наглядности коснулась ладонью лба. – Ты последние дни на меня злишься. Я боюсь, что ты в сердцах скажешь: «Глаза мои тебя бы не видели», и со мной что-нибудь случится. Давай помиримся. Она развела в стороны руки и с распростертыми объятиями пошла на меня. Но обняться мы так и не успели. Очевидно, слезы залили Алине глаза, она не заметила на полу стопку рекламных буклетов (которую, кстати сказать, сама же там поставила), зацепилась за нее ногами и со всего размаху упала на пол. Руки она свести перед собой не успела, поэтому лицом угодила как раз на другую пачку с печатной продукцией, которая была пониже первой пачки. Увидев, как моя подруга, словно подкошенная, упала на пол, я испугалась. Мне сразу вспомнилась Лариса, и я заорала: – Алена, вызывай полицию. Алину убили. Я посмотрела в окно. Фрамуга была открыта. Легкий ветерок играл жалюзи, а на подоконнике стоял истукан. Он хитро зыркал на меня черными глазками и подло улыбался. По моей спине пробежала дрожь. В комнату влетела наша секретарша Алена. – Марина Владимировна, что случилась? Я не поняла, кого вызвать? – Полицию, Алину убили, – с трудом выдавила я из себя и, не сдержавшись, зарыдала. Алина пошевелилась. Сначала она подтянула под себя руки, затем отжалась на них и подняла лицо. С лицом происходило нечто невероятное. Кто часто в детстве падал, знает, если получить сильный удар в нос, распухает не только нос, но и веки. Причем так, что глаз практически становится не видно. Отечность приобретает синеватый оттенок, потом переходит в зеленый, желтый и через неделю исчезает, как обычный синяк. Но эту неделю надо как-то пережить. Для женщины такой синяк все равно что мировая катастрофа, конец света, апокалипсис, если хотите. – «Скорую», – в панике завизжала Алина. – Я ничего не вижу. – И, подобно гоголевскому Вию, добавила: – Поднимите мне веки. – Это немудрено, когда вместо век вареники, – воскликнула Алена и, глядя на Алинино лицо, перекрестилась. – Алина Николаевна, что с вами? – Не видишь, что ли, человек упал? – Я подлетела к Алине, стала ее поднимать и на радостях, что та оказалась живой, целовать. – Как же тебя так угораздило? Бедная ты моя. Алина отстранила меня рукой: – Подожди, а ты мне ничего не желала? – Я – нет, это ты за меня сказала: «Чтоб глаза мои тебя не видели». Ой! Что же это получается? – я схватилась за голову. – А ничего хорошего. Теперь ты мне веришь? – Алина, как слепой крот, потянулась ко мне лицом. – Верю, верю, – поторопилась я ответить, Алина тому была красочным подтверждением. Веки синели на глазах. Теперь ее лицо напоминало негатив фотографии панды. Нос превратился в подгоревший пирожок, а глаза таились в недрах двух синюшных подушек. – Господи, Алена, неси скорей лед! И беги скорей в аптеку. Может быть, там тебе что-нибудь присоветуют. – А «Скорую» и полицию вызывать? – Нет. Никакой полиции. И «Скорой», пожалуй, тоже не надо. Лед скорей неси. Алину мы положили на диван, и до закрытия «Пилигрима» я старательно прикладывала ей на веки лед. Отек немного спал, теперь она могла видеть. Она хотела подняться, чтобы подойти к зеркалу, но я удержала ее на месте – лишние переживания ей ни к чему. – Не вставай, полежи еще. Я сейчас тебе на глаза компресс положу с мазью «Антиситяк». – Что еще за мазь? – Какая-то новая. Алене в аптеке предложили. – А, – Алина отмахнулась от компресса рукой, – синяк уже есть. Так или иначе он пройдет. Лучше скажи, что с африканцем делать будем? Пока он здесь находится, жизни у нас не будет. Нельзя же все время молчать? Лично я не могу. У меня темперамент, – стала оправдываться Алина. – Если что-то не по мне, смолчать мне трудно. О ее привычке сразу резать правду-матку я знала не понаслышке, поэтому предложила: – Может, домой отнесешь? – Спасибо, подруга. А Санька, а Вадим? Не жалко? Как вспомню, как они жизнью рисковали, когда статуэтка у нас дома стояла, дрожь по телу пробегает. Мы ведь как? Перед своими не стесняемся – можем такое сгоряча ляпнуть. И зла не хотим, а мелем что зря. Как это Саньку пронесло? Я ведь чуть что – грожусь из него котлету сделать, – призналась Алина. – Дай мне скорей телефон. – Я вручила ей трубку и, чтоб она не напрягалась, набрала ее домашний номер телефона. – Санечка, сынок, как ты там? – почувствовав угрызения совести, запела Алина. – Возьми денежку, сходи в магазин и купи себе сладенькое. «Сникерс» или «Марс». Сколько? И того и другого по две штуки возьми или по три. Нет, лучше торт купи, какой захочешь. Большой. Не хочешь торт? А что ты хочешь? Саша, ты не наглей, мне нервничать нельзя. Нет, ящик киндер-сюрпризов я покупать тебе не разрешаю. Ну так и что, что ты сразу всю серию соберешь! Вспомни, сколько тебе лет. Не хочешь торт, ограничься шоколадкой. Все, пока! – Алина отдала мне трубку. – Теперь ты понимаешь, почему я не могу фигурку забрать домой? Мальчику одиннадцать лет, а он все еще в киндер-сюрпризы заглядывает. – Очень хорошо тебя понимаю, поскольку у меня дома такая же… малютка. – Неужели Аня все еще увлекается игрушками из шоколадных яиц? Надо же! Такая серьезная девочка. – Алина с недоверием посмотрела на меня. Я не рискнула ей признаться, что мне самой нравится молочный шоколад, из которого слеплены яйца. – Ладно, оставим детей в покое. Что с ним-то делать будем? – Алина скосила глаза на подоконник и, понизив голос до шепота, сказала: – Домой мне его нельзя. Никто не выживет. Это точно. Вадим уйдет с концами в лабораторию. Крысы перегрызут друг друга. Кот свалится с балкона. О Саньке и думать боюсь. Не стану я его забирать домой. Продать, подарить тоже невозможно. Помнишь, что нам сказал Ираклий Георгиевич? Можно только вернуть на место. – Алина, мы как бы пока в Африку не собирались, – напомнила я. – Вхолостую мотаться туда и обратно – никаких денег не хватит. Хочешь, поезжай за свой счет. – Не хочу, – откровенно ответила Алина. – Денег жалко. – Есть у меня один вариант. – Я наклонилась над Алиной и зашептала ей прямо в ухо: – Спрятать его на время в камере хранения. А группа наберется, вытащить и взять с собой в Африку. Только придется лететь тебе: я не знаю, откуда ты его умыкнула. – Не вопрос. Верну на место в лучшем виде, – обрадовалась Алина. – Тогда поехали. Но с таким лицом сесть за руль она наотрез отказалась, мотивируя свое нежелание следующим: «Ехать одно, а стоять на перекрестках совсем другое. Когда ты давишь на газ, ты не обращаешь внимания на других водителей. Зато, когда стоишь под светофором, тут хочешь не хочешь, а шея сама поворачивается, чтобы рассмотреть, кто сидит в соседнем автомобиле. Можешь представить, как на меня будут пялиться? Я этого не переживу». Я согласилась с Алиной и вызвала такси. Мы договорились, что сначала заедем на вокзал, в ячейке камеры хранения оставим африканца, а потом я отвезу ее домой. Так мы и сделали, но, как я ни уговаривала ее посидеть в машине, пока буду определять на постой африканского истукана в камеру хранения, она не согласилась. Со словами: «Я должна быть уверена» – Алина вылезла из такси и, прикрывая шарфиком лицо на манер восточных женщин, побрела в камеру хранения, сама выбрала ячейку и набрала код. В церемонию сдачи на хранение африканского божка я вмешиваться не стала. Такси подъехало к Алининому дому, на прощание я ей сказала: – Ты пока в «Пилигрим» не приходи. Не волнуйся, мы справимся. Отдыхай и ни о чем не думай. По дороге домой я вспоминала прошедший день: «Ну и денек выдался! Убийство. Поездка в криминалистическую лабораторию. Морг. Алинина травма. Столько всего сразу навалилось. Как жалко Ларису – такая молодая! А как жалко Алину! С ее темпераментом просидеть неделю дома – пытка, а с таким лицом даже на балкон не выйдешь». Глава 5 На следующее утро я вошла в «Пилигрим» с легким сердцем и чистой совестью. Несмотря на то что вчера здесь и в доме напротив происходили жуткие события, я, наивная, была уверена, что все наши неприятности закончились с исчезновением из кабинета статуэтки африканского божка. С Алиной мы отношения выяснили и помирились. И это главное. А убийцу Ларисы Красиной Воронков обязательно найдет. В этом я тоже ничуточки не сомневалась. Я хотела уже заняться делами агентства, как в кабинет постучалась Алена. – Марина Владимировна, тут девушка Алину Николаевну спрашивает. Я ей сказала, что ее нет и сегодня не будет, но она не уходит, просит вас с ней поговорить. Я подняла на Алену удивленные глаза. – Индивидуальный тур? – Нет, у нее личный к вам вопрос. – Что ж, пусть заходит. Посетительнице было лет двадцать или чуть больше. Стройная фигурка, длинные белокурые волосы. Лицо слегка простоватое, но милое. В целом девушка производила благоприятное впечатление. Она остановилась в проеме дверей и дрожащим то ли от испуга, то ли от волнения голосом спросила: – Это вы были в магазине, когда там мою сестру убили? – На глазах девушки заблестели слезы. – А вы… – Нина Красина. Я подошла к ней, взяла под руку и подвела к дивану: – Присаживайтесь, Нина. Мне очень жаль вашу сестру. Такая молодая, ей бы жить да жить. – Вы там были? – повторила свой вопрос девушка. – Да. Я и Алина Николаевна как раз находились в кабинете, когда из окна в нее выстрелили, – тяжело вздохнув, сказала я. Нина приложила к глазам платок. – К сожалению, я не была знакома ранее с Ларисой. – Да? А мне Лариса говорила, что наш «Бон вояж» находится напротив туристического агентства, в котором она покупала тур в Африку. И вроде там хозяйка замечательная женщина, с которой у Ларисы в поездке сложились приятельские отношения. Само собой, владелицей нашего «Пилигрима» являюсь я. Алина лишь мой заместитель. Но для всех окружающих она моя компаньонка. По большому счету, так оно и есть: она моя помощница, правая рука и генератор новых идей. Но этого для моей подруги, как видно, мало, она часто представляется директором «Пилигрима», на словах присваивая мою частную собственность. Сколько раз я ей говорила: «Алина, тайное всегда становится явным», но все без толку: она время от времени, чтобы произвести на окружающих больший эффект, продолжает именовать себя хозяйкой «Пилигрима». Что ж, похоже, мне нужно с этим смириться – Алину не переделаешь. – Нина, ваша сестра была знакомая с Алиной Николаевной, с ней она ездила в Африку. Только я вынуждена вас разочаровать. Хозяйка «Пилигрима» – это я. Алина Николаевна мой заместитель. – Наверное, Лариса что-то перепутала. Извините, – смутилась Нина. «Нет, Ниночка, ваша сестра ничего не перепутала. Это Алина Николаевна страдает у нас забывчивостью и одновременно манией величия», – подумала я, но вместо этого сказала: – Наверное, ошиблась.