В большой комнате за столом сидели пятеро мужчин. Одеты все вполне прилично, не как лесные жители. Шелестов даже в своем вполне чистом и не очень мятом костюме, в котором он провел в лесу несколько дней, чувствовал себя оборванцем. Высокий мужчина с глубокими залысинами над крутым волевым лбом поднялся из-за стола и кивнул сопровождавшим Шелестова бойцам, что они могу быть свободны. Те вышли. – Вы, значит, и есть Артем Голик? – без улыбки, но вполне приветливо сказал мужчина, протягивая руку. – Будем знакомы. Меня зовут Сидор. Пока обойдемся без фамилий, в силу окружающей обстановки. Можете мое имя считать подпольной кличкой. Это не столь важно. Прошу садиться. Я не буду вам представлять всех присутствующих здесь. Не время для близкого знакомства. Придет время, и мы откроем лица. А сейчас вам, Артем, достаточно знать, что здесь находятся руководители харьковского националистического подполья. Нам вас рекомендовали боевые товарищи как человека, хорошо знающего обстановку, как человека, безусловно, умного, опытного. Нам важно ваше мнение по разным вопросам. Вы расскажете нам обстоятельства гибели вашей группы после выполнения задания командования? Что случилось, из-за чего погибли ваши товарищи? – Я понимаю ваш интерес, – ответил Шелестов, садясь на стул. – Этот случай был шоком, в том числе и для меня. Я не знаю, как и через кого произошла утечка информации. Я даже не уверен, что на нас напали советские партизаны. Да, я видел красные полоски ткани на кубанке одного из них и на фуражке другого. Еще у одного была на голове красноармейская пилотка со звездочкой. Они просто выскочили и приказали нам сложить оружие. Командир выстрелил первым, и тогда началась дикая перестрелка. Мы убили, кажется, двоих, но все мои товарищи остались там. Мы были окружены и бой вели в неравных условиях. Меня спасло только то, что я шел замыкающим с еще одним бойцом. Мы немного отстали. Видимо, партизаны нас не сразу заметили, но когда заметили, сразу стали стрелять. Мой товарищ упал, несколько пуль попало ему в грудь, хотя половина из них предназначалась мне. Он фактически закрыл меня собой. Ну, в общем, мне удалось оторваться и скрыться. До сих пор считаю, что мое спасение было просто чудом. Но вот так бывает на войне, что и везет. – И все-таки, Артем, – проговорил пожилой мужчина с усами, – вы воевали в том отряде, вы там были не один день. Вы же могли как-то чувствовать, что-то слышать, начать понимать разногласия с партизанами, недружелюбное отношение, появившуюся вражду, наконец. – Я не могу вам ответить. Мы не контактировали с партизанами. В последние месяцы мы почти не участвовали в боевых действиях, а командиры нас не посвящали в свои дела и планы. Но да, среди наших бойцов были разговоры, недружественные разговоры о партизанах. Как, собственно, и вообще о русских, об СССР. Каждый надеялся, что война закончится и Украина станет свободной и не зависимой от Москвы. Нас убеждали, что союзники вот-вот помогут. Но я понимал и другое, это тоже проскальзывало в разговорах: Красная армия стала сильнее и немцы проигрывают. Неизбежно наступление, и тогда русские придут сюда. – Вы умный человек, трезво рассуждаете, у вас аналитический склад ума, – снова заговорил мужчина с усами. – И вы не хотите, чтобы Советы снова вернулись на Украину. А как бы вы поступили, как бы вы на месте руководства ОУН стали организовывать действия вооруженных отрядов повстанческой армии? – Я не уверен, что рассуждаю правильно, – пожал Шелестов плечами. – Я не знаю, есть ли у нас союзники и станут ли они нам помогать. А от их помощи зависит многое, если не все. Но я бы постарался наладить связь с поляками, с Армией Крайовой. Их правительство сидит в Лондоне, и Англия им помогает. Я думаю, что Польша не захочет, чтобы Красная армия вступила на ее территорию, разбив немцев здесь. Я думаю, все, в том числе и Англия, заинтересованы освободить Польшу раньше Красной армии. А мы в свою очередь своими силами можем значительно затормозить темпы наступления Красной армии. Можем наносить удары по тылам, проводить диверсии и многое другое. Люди за столом покивали, тихо переговариваясь друг с другом. В свете керосиновых ламп, установленных на противоположных концах большого стола, Шелестов сумел рассмотреть этих людей. Не очень-то они были похожи на лидеров повстанческой армии. Что-то смущало его в их внешности. И тут занавеска справа от стола отодвинулась, и в комнату вошла женщина в длинном черном платье и с накинутым на плечи большим платком. Она повернулась к Шелестову и громко осведомилась: – И этим мыслям вас научили на Лубянке, когда готовили к заброске сюда? Люди за столом встревоженно загалдели, повскакивали с мест, какое-то движение Шелестов ощутил и за своей спиной. Он узнал ее. Это была та самая женщина, убившая Оксану Мазур в Москве. «Не паниковать, – строго сказал себе Шелестов. – Она ничего не сможет доказать, она видела меня мельком. Только спокойствием, выдержкой я смогу исправить положение и спастись». – Лубянка? Кто вы такая? И что вы от меня хотите? – Шелестов задавал эти вопросы, не поднимаясь из-за стола, и его руки спокойно лежали перед ним. Но Максим ошибся. Ситуация была еще хуже, чем он мог подозревать. Двое его бывших сопровождавших подскочили сзади и схватили за руки, выворачивая их за спину. Шелестов попытался вырвать руки и ударил одного ногой, развернулся всем телом, но тут ему на голову обрушился удар, и ноги подкосились. Он лежал на полу, пытаясь подняться, ноги скользили на крашеных половицах, и тут на Максима обрушились еще удары. Его били ногами, попадая по ребрам, по лицу. Он интуитивно крутился на полу, защищая себя согнутыми руками и ногами, прижатыми к животу. Потом его схватили, снова заломили за спину руки и стали связывать. Холодная вода, которой ему плеснули в лицо, добавила немного бодрости и вывела из полуобморочного состояния. На затылке страшно пульсировало и болело. Ныли ребра, локоть правой руки и колено. Глаз начал заплывать, скула двигалась с трудом. Мужчина, который начинал здесь с ним разговор, подошел и, пальцами взяв Максима за подбородок, приподнял его лицо: – Ну, кто ты такой? Артем Голик или кто? Ты заслан сюда из ЧК! Отвечай! И снова со страшной силой чей-то кулак врезался Шелестову в солнечное сплетение, и дыхание перехватило так, что он не смог вдохнуть. Кто-то схватил его за волосы и с силой рванул голову назад, снова поднимая лицо. «Нельзя молчать, это они воспримут как признание, – мелькнула в голове Максима мысль. – Только атаковать, сбивать их с мысли, поселить сомнения, иначе они меня просто убьют». – Вот, значит, куда я попал! – зло оскалившись, прошипел Максим. – Красные, да? Большевистские подпольщики? Добрались до меня, до моих товарищей добрались. Будьте вы прокляты! Украина все равно станет независимой и без вашей Москвы! Снова удар, еще один. Максим пытался смягчать их, отклоняясь в сторону, но его маневры быстро раскусили. А потом последовал сильный удар в челюсть, и он полетел на пол и… провалился в темноту. Казалось, он падал очень долго, где-то на границе подсознания билась и трепетала мысль, что он уже умер, умирает… последние секунды, и будет темнота навсегда. А потом и эта мысль пропала. Пропало все… – Ну что, Виктор, снова тебе задание. – Козорез ходил по землянке и с довольным видом потирал руки. – Ты у меня самый ценный и умелый разведчик. Кроме тебя, никому не смогу доверить это дело. – Артем! – Буторин повернул голову и осуждающе посмотрел на оуновца: – Что за игры, во что ты со мной играешь? Ты думаешь, что я не понял, что прошлое задание было проверкой? Абсолютно ничего и ни для кого не значащий населенный пункт и гарнизон в нем. Если бы это и правда был штаб, а ты меня послал в заведомо никчемное место. Зачем? – Но мы же не знали, что это никчемное место. Вот ты сходил, проверил, очень толково все проверил и принес сведения. Теперь мы знаем, что там, и не будем терять времени и сил на этот населенный пункт. Буторин открыл было рот, но понял, что спорить и доказывать что-то абсолютно бесполезно. И незачем спорить. Вот показал ему, что ты все понимаешь, что не дурак, и все, молчи дальше «в тряпочку»! Виктор понимал, что его задача – искать цели, искать базы, места расположения боевых групп, штабов националистов, которые останутся здесь после отхода гитлеровцев на запад. – Что за задание? Снова разведка? – спросил он. – Хуже, – усмехнулся Козорез, и тут Виктор вдруг понял, что его улыбка была злой, что внутри у командира все клокотало. И виной тому был не Буторин, а что-то иное. – В каком смысле хуже? Загадками говоришь! – Нет тут никаких загадок. – Козорез вдруг стал серьезным, усталым. Он опустился рядом с Буториным на лавку и откинулся спиной на бревенчатую стену землянки. – Все яснее ясного. Наше руководство играет в свои политические игры. И заигралось так, что рядовые бойцы уже не понимают, мы воюем за независимость Украины или просто наемные солдаты каких-то людей, которые решают свои политические проблемы, делят политическое добро. – Что это с тобой, Артем? Ты перестал верить своему командованию? – А ты не перестал верить? – уставился на Виктора злыми глазами Козорез. – Кто здесь только что мне высказывал, что я отправляю тебя не на серьезное задание, а заставляю в какие-то игры играть? – А что, разве не так? – ухмыльнулся Буторин. – Так, все так. – Козорез снова откинулся спиной на стенку и устало прикрыл глаза. – А кому верить? Вот и проверяй, вот и думай, как быть. Только я тебе поверил, и ты мне поверь. Трудное время наступает. Мы думали, что самое трудное было, когда война началась, когда Украина за оружие взялась, бороться стала за свою независимость, а нет, шалишь, браток. Это еще цветочки были. Сейчас труднее. Мы смерти в глаза смотрим, а кто-то повыше за нашей спиной шушукается, договаривается. Хуже всего, что с врагом договаривается. – Так вот, значит, почему мы не воюем, а сидим по базам да по лесам? И что немцы от нас хотят? Чтобы мы их тылы не трогали? – Прям в самый корень глядишь. Умный ты, как я посмотрю, хоть и прикидываешься рядовым бойцом. Но как вести разведку, хорошо знаешь. Слушай, кто ты на самом деле? Может, я зря тебе доверяю? – Нет, не зря, – спокойно ответил Буторин. – Я тебя подвел? Нет, все исполнил как надо. Хлопцы Якуба и Бондарь небось доложили? Кто я? Человек, который хочет, чтобы его Родина была независимой, хочет уничтожить и выгнать захватчиков и хочет, чтобы снова колосились хлеба, чтобы снова пели девушки на лугах и плели венки. А по голубому небу спокойно плыли белые барашки облаков. И жаворонки летали… – Да, жаворонки, – повторил Козорез. – Ты вот что, ты меня держись. Никому не верь, только мне. А я тебе поверю. Ты пойми, простая твоя душа, что сейчас нашу родину за нашей спиной делят. И немцы, и Польша, и Англия. Все хотят кусок урвать, все хотят тут хозяевами быть. Не мы с тобой, а они. А задание такое: нужно наведаться на станцию Журавка и выяснить, есть ли там на складах оружие и боеприпасы, взрывчатка. Нас опять используют, и я боюсь, в этот раз нас обманут, а это смерть, браток. По договоренности с нацистами они отходить будут, когда Красная армия начнет наступление. Это оружие и боеприпасы для нас, для таких, как мы с тобой, чтобы мы им воспользовались и громили советские тылы. Они хотят нашими руками и нашими жизнями замедлить продвижение Красной армии на запад. – Понятно, – кивнул Буторин. – Они не хотят, чтобы Красная армия в Польшу вошла, а мы для этого должны умирать тут. Не за Украину, не за свой дом, а ради их интересов. Так получается? Ладно, но когда я вернусь, мы вместе поедем докладывать результаты разведки твоему руководству. Договорились? – А ты дров там не наломаешь? Не кинешься мстить и наказывать? – Я с голыми руками под танк не бросаюсь, – возразил Буторин. – Посмотреть хочу на этих людей, запомнить их, чтобы потом, когда победа за нами будет, спросить с них, с каждого из них. Возьмешь? – Возьму, чего не взять, – пожал плечами Козорез. – Иди, собирайся. Людей тебе дам, сколько скажешь. – Двоих дай. Якубу и Бондаря. Я их в деле знаю, знаю, как себя поведут и чего от них ждать. Это была обычная железнодорожная станция. Пассажирская платформа для пригородных поездов. Вон в паре километров и остатки дачного поселка, и деревушка с одноименным названием на берегу большого пруда. Разъездных путей аж шесть, это значит, что здесь есть и складское хозяйство, имеется и ремонтная база. Дорога-то к станции подходит. Не зря ее делали в свое время. И идет она к нескольким населенным пунктам районного масштаба и шести предприятиям. Вот и не зря тут такую станцию в советское время устроили. – Вон лабазы. – Якуба опустил бинокль и показал Буторину вправо. Оказывается, это были не холмики, образовавшиеся после работы бульдозера. Это бетонные перекрытия складов, засыпанные землей и защищенные дерном. И тупиковый путь там же. Вон стрелка видна. А двери этих складов выходят на другую сторону. Любопытно, а как же с железнодорожных вагонов в склады завозили груз? Должны быть двери, просто их не видно отсюда. И вообще отсюда ничего не разглядишь, нужно руками потрогать. – Четыре вышки с пулеметами и прожектора, – не отнимая от глаз бинокля, проворчал Бондарь. – А вон и мотодрезина и две платформы с обеих сторон и на каждой пулеметы и мешки с песком. Далеко не уйдешь, если заметят. – Они что, на дрезине по лесу за тобой гоняться будут? – усмехнулся Якуба. – А можно и стрелочку взорвать, тогда не больно они развернутся здесь. Буторин смотрел на станцию и слушал своих помощников. Сегодня они веселее себя ведут. Поверили в своего командира после прошлой операции, знают, что вытащит он их, не бросит, что из любой ситуации выход найдет. Ладно, хлопцы, придется вам постараться сегодня. Информацию интересную выдал мне сегодня наш шеф Артем Козорез. Тут есть над чем поразмыслить, но знать про оружие нужно точно. – Ночи ждать нельзя, – заявил Буторин, опуская бинокль и поворачиваясь к своим помощникам. – Ночью прожектора светят и патрули с собаками ходят. Вон слева в самом конце за административным зданием вольеры служебных собак. Пойдем днем. Видите, у путей на задах стоит механическая путейская дрезина? На ней куртки замасленные железнодорожные ремонтники оставили, домой в чистом пошли. Они пути проверяют утром и вечером. Днем дрезина стоит. Тут составы формируют на последнем пути и часто оставляют вагоны, которые подцепляют в последнюю очередь. – Ну? – насторожились помощники. – Куртки, что ли, нужно украсть? – Не только, – с усмешкой покачал Буторин головой. Около трех часов дня трое дюжих парней подкатили к лабазам на ручной дрезине и стали не спеша снимать с нее и укладывать рядом лопаты, ломы, кирки. Потом они сняли с рельсов дрезину, повалив ее набок. Третий мужчина, в такой же замасленной куртке, как и двое других парней, взобрался на платформу возле лабазов и принялся выправлять столб ограждения. Помощники натаскали щебня и стали забивать его под основание столба. Так они возились около часа, выправляя столбики, когда к грузовой платформе маневровый паровоз подкатил два пустых вагона. – Пора, – оглянувшись по сторонам, сказал Буторин и взял из груды инструмента большие болтовые кусачки. Через полминуты решетка на окне и колючая проволока были перекушены. Отогнув решетку, Буторин змеей скользнул внутрь. Помощники поставили на место решетку и как ни в чем не бывало продолжили ремонтировать ограждение. Мимо прошел немецкий патруль, не обратив на рабочих никакого внимания. Через полчаса Буторин постучал, и рабочие приняли от него несколько ржавых обрезков труб, старые рельсовые гайки. Решетку поставили на место и замаскировали место перекусов. Вагоны утащили на формирование состава, и тогда рабочие спокойно, поднатужившись, установили на рельсы дрезину и покатили в сторону выездной стрелки. Буторин стоял на одном колене, посматривая по сторонам. Рядом под рукой под инструментом наготове лежали «шмайссеры» и гранаты. Якуба и Бондарь двигали рычагом маховика, и дрезина ходко катила по рельсам. – Внимание, немцы! – крикнул Буторин, глядя вперед, где примерно в километре навстречу им двигалась такая же дрезина с автоматчиками. – Останавливайтесь! Инструмент на насыпь, работаем! Соскочив с дрезины, трое «рабочих» принялись поправлять насыпь, подсыпая щебень и добивая большими молотками костыли в шпалы. Они, не обращая внимания на приближавшихся немцев, продолжали работать. И когда вторая дрезина подкатила почти вплотную и немецкий офицер что-то гневно заорал и стал махать рукой, требуя убраться с дороги, рабочие покивали и вернулись к своей дрезине. Через секунду в их руках оказались автоматы. Треск очередей и крики раненых и умирающих огласили опушку. Дав по две-три автоматные очереди, оуновцы перебили всех автоматчиков на дрезине. Буторин подошел к телам, увидел, что немецкий офицер еще шевелится, и добил его короткой очередью в три патрона. – Все, раздеваемся, и в лес! – крикнул он помощникам и стал стягивать куртку. К утру группа была на базе. Козорез вышел встречать разведчиков, накинув на плечи плащ-палатку. Моросил дождь, земля хлюпала под сапогами. Разведчики несли что-то на самодельных носилках под брезентом. Первым шел Буторин, повесив на шею автомат. Он был хмур. Подойдя к командиру, Виктор кивнул на его землянку и сказал: – Пошли к тебе. Нечего это видеть остальным. Козорез нахмурился и кивнул. Разведчики вошли в землянку, и Артем закрыл дверь. С железным лязгом на пол опустились носилки, и Буторин сбросил брезент. Перед Козорезом лежали ржавые обрезки труб, какие-то прутки, большие ржавые гайки крепления пятаков на рельсах. Он присел на корточки, разглядывая железо, потом поднял глаза на Буторина. Тот кивнул, отвечая на немой вопрос командира. – Такое во всех ящиках. В оружейных ящиках, в ящиках с маркировкой. Можно было и не нести, ты бы и так нам поверил, на слово. Но я думаю, что это следует показать нашим командирам в штабе. Вот что немцы оставят нам в обмен на наше мужество и за наши жизни, когда мы будем в тылу Красной армии разворачивать свою борьбу. Ни оружия, ни гранат, ни патронов. Только хлам. И мы для них хлам, Артем. Так-то вот! – Выезжаем с тобой утром, – резко сказал Козорез. – Все это упакуйте в брезент, чтобы поменьше громыхало. Завтра повесим на вьючные седла. На следующий день, перегрузив на берегу в лодку свои доказательства, Козорез и Буторин переправились в Харьков. Оставив Буторина и его помощников у лодки, сам Артем отправился в город. И через час привел людей из штаба ОУН. Один из пришедших, мужчина с высоким волевым лбом и глубокими залысинами на висках, посмотрел на железо, потом на Козореза и коротко приказал: – Сбросьте все это в реку и идемте со мной. В доме их провели по длинному коридору через анфиладу пустых комнат в каминную залу, где стоял большой стол. Когда Буторин следом за Козорезом подошел к двери, навстречу двое бойцов выволокли за руки из комнаты избитого человека в рваной окровавленной рубахе. Один из парней поскользнулся и выпустил руку пленника. Человек упал на пол и, повернувшись на бок, застонал. Буторин взглянул ему в лицо и едва сдержался, чтобы не выдать себя. Это был Максим Шелестов. Глава 6 Это был большой сарай, в котором по углам еще оставалось старое выпревшее сено. Несколько лавок поставили в круг, но на них никто не сидел. Мирон Порубий стоял в центре и выкрикивал бранные слова в адрес Советского Союза и русских, исконных врагов Украины, проклятой Московии, которая во все века только и делала, что пила кровь несчастной угнетаемой Украины. Два десятка оуновцев орали, поддерживая его, грозили страшными пытками и лютой смертью всем москалям. – И если сюда придут москали, если сюда придет их армия, мы не сложим оружие и будем сражаться так же, как сражались с германцами! – выкрикивал Мирон. И снова вопли с пеной у рта, и снова крики, угрозы и обещания смерти. Прибежавший с улицы наблюдатель что-то шепнул Мирону, и тот сразу сбавил голос. Притихли и все присутствующие, вытирая лбы и мокрые от слюней рты. – Итак, вы меня поняли, – завершил совещание Мирон. – Каждая группа должна выбрать себе место и устроить в лесах базу, схроны, куда мы завезем оружие, которое нам уже доставляют. Действовать будем тихо и наверняка. Московия захлебнется кровью на нашей земле!