Нет, сегодня я определенно не в настроении идти к ним. Вместо этого я бесцельно брожу по лагерю, без энтузиазма пытаясь выведать, где командир держит ястребов, и отчасти поэтому чувствую вину. Вопреки сомнениям и предубеждениям, мне нравятся Кег, Лу и Ходжат. И это… усложняет задачу. Делает все не таким тривиальным. Моей совести было бы намного легче, если бы они проявляли ко мне жестокость. Если бы вся армия короля Рота была свирепой и ужасной. Я ждала этого, ждала, что буду мучиться от их откровенной злобы, шипеть от сурового обращения. Вот только все вышло совсем иначе. Армия Четвертого королевства больше не безликий враг, к которому я могу испытывать ненависть. Так где же я нахожусь, если не под надежной защитой противника? Мои встревоженные мысли развеиваются, когда я слышу резкий крик вдалеке. Нахмурившись, поворачиваю в другую сторону и иду на шум, ускоряя шаг. Когда подхожу к низкому склону, раздается всеобщий клич. Одновременно скользя и упираясь каблуками, взбираюсь по густому снегу и останавливаюсь наверху насыпи. Внизу, на ровном поле, собралось около двухсот солдат, которых освещает яркое пламя. На снегу нарисован большой неровный круг, в котором сражается группа воинов. Разбившись по четверо, обнаженные по пояс мужчины бросаются друг на друга с такой жестокостью, что у меня перехватывает дыхание. Некоторые из них покрыты синяками, кровь брызжет им под ноги. Они кружат вокруг друг друга, умело атакуя и нанося удары при первой появившейся возможности. Кто-то сражается на мечах, кто-то – на кулаках, но с каждым ударом – пропущенным или попавшим в цель, – наблюдатели разражаются радостными криками или проклятиями. На их лицах – рьяный азарт. Когда удар попадает в цель, они топают по снегу ногами, создавая кровожадный гул, от которого дрожит земля, а по моей спине бегут мурашки. Когда одному из борцов удается провести на животе противника красную линию, я вздрагиваю от хлынувшей из пореза крови. Спустя секунду кого-то швыряют на спину, от удара снег взлетает в воздух. Один садится на другого, нанося кулаками удары по лицу. Даже отсюда я слышу хруст костей. Чувствую острый железный запах крови, когда она выплескивается из рассеченной щеки поверженного и брызжет на снег. До сих пор солдаты казались, в общем и целом, смирными. День за днем шли идеальным строем и каждую ночь смиренно разбивали лагерь. Но увидеть их в бою – все равно что заглянуть за занавес и стать свидетелем их порочности. Я словно вижу то, что скрывается за стеклом. Эти мужчины – тренированные борцы, и возбуждение толпы только доказывает, как на самом деле сильны их кровожадность и склонность к насилию. В воздухе проносится резкий свист, и драка тут же останавливается. Я нахожу взглядом источник шума – это Озрик. Он стоит перед толпой, сразу за обведенным бойцовским кругом. Расставив ноги на ширине плеч, он скрестил перед собой руки, на каменном лице выражение властности. Я тут же понимаю, что этим зрелищем руководит он. Озрик что-то говорит бойцам, заставляя всех восьмерых выйти из круга. Кто-то прихрамывает, у кого-то идет кровь. На их обнаженных торсах полученные в борьбе отметины, щеки порозовели от холода, а губы распухли от ударов. Но они улыбаются. Искренне улыбаются, словно ради забавы готовы разорвать друг друга на части. Думаю, этой армии нужно новое увлечение. Там же, внизу, с места на место бегает Ходжат, осматривая раны. Он начинает накладывать мази и бинты, а мужчины хлопают друг друга по плечам и обмениваются оскорблениями, пока толпа подначивает друг друга и хлопает в ладоши. Я намереваюсь уйти, поскольку у меня нет никакого желания видеть, как люди ради развлечения получают травмы, но когда поднимаю ногу, то вижу, как Озрик показывает пальцем на толпу, выбирая новых борцов. У меня отвисает челюсть, когда выбирают юного слугу, Твига. Растрепанные каштановые волосы, одежда из коричневой кожи, которая ему совсем не подходит – он долговязый и юный, жердь среди грубых и мрачных мужчин. Наверное, именно так он и получил свое прозвище. Твиг заходит в боевой круг и, сняв кожаную куртку и рубашку, бросает их на снег. Его голая тощая грудь выделяет его еще больше, чем прежде. Я сжимаю руки в кулаки, когда толпа издает одобрительные возгласы, а Твиг тем временем нервно переминается с ноги на ногу. Озрик будто на миг задумывается, а потом выбирает из толпы следующего борца. У мужчины светлые волосы – они желтые, как горчица, и очень бросаются в глаза. Эта варварская картина не сочетается с чем-то таким ярким и красочным. Его тело гибкое и высокое, но стройное телосложение тут ни при чем. Он все же взрослый мускулистый мужчина, за которым возраст и опыт. Не дело ему сражаться с ребенком. Не успеваю опомниться, как ноги сами несут меня вниз по заснеженному склону. Я шмыгаю между плотно прижатыми друг к другу телами, толкаюсь, пригибаюсь, воспользовавшись преимуществом своего небольшого роста, чтобы протиснуться сквозь толпу. И выхожу вперед как раз вовремя: желтоволосый мужчина бьет мальчика локтем в живот. Сила удара выбивает из Твига дыхание, он сгибается пополам, как… эм, переломившийся прутик. От гнева перед глазами встает туман, застилая все вокруг красным. Твиг поднимает руки, чтобы защитить голову, пытаясь блокировать серию быстрых и точных ударов. Мужчина с горчичного цвета волосами ухмыляется, словно все это его забавляет. Толпа бушует и кричит, наполняя воздух напряжением. Голоса солдат сливаются в один гул. Уши у меня горят от каждого жестокого подстрекательства. Прежде чем Горчица успевает нанести еще один удар, я делаю шаг вперед и вхожу в боевой круг. Недолго думая, заслоняю собой Твига и яростно смотрю на возвышающегося надо мной солдата. Глава 23 Аурен Мужчина с горчичными волосами резко останавливается, не успев нанести мне удар. Вытаращив глаза, он опускает кулаки и оглядывается, словно ищет причину моего столь внезапного появления. Толпа раздраженно и недоуменно улюлюкает, их хриплые замечания сыплются на меня, как шлепки по спине. Вблизи вижу, что Горчица старше, чем мне показалось вначале – просто мальчишеский вид ему придает гладко выбритый подбородок. Но по бесчувственным глазам видно, что он заправский воин. – Оставь мальчишку в покое, – требую я и поражаюсь, как мне удается говорить таким уверенным голосом, как он не ломается под давлением. – Эм… что? – разинув рот, переспрашивает Горчица. Раздается резкий свист, а потом к нам подлетает Озрик. Он такой, черт возьми, крупный, что я почти чувствую, как дрожит земля от каждого его шага. Или, может, это я трясусь. – Какого хрена ты творишь? – остановившись напротив меня, спрашивает он. Я поднимаю подбородок. – Останавливаю бой. Я не позволю избивать мальчика ради забавы твоих солдат. Озрик открывает рот, так что деревянный пирсинг в нижней губе немного смещается. От раздражения на виске у него пульсирует вена. – Не понял? Да кем ты себя возомнила, твою ж налево? За моей спиной раздается тоненький голосок Твига. – Мисс, вам не стоило входить в круг. Я оглядываюсь на мальчика через плечо. – Не волнуйся, Твиг. Я все улажу. У Озрика вырывается жесткий смешок. – Нет, не уладишь. И парень прав. Тебе не стоило заходить в бойцовский круг. – Ага, – вмешивается Горчица, весело покачиваясь на пятках и скрестив руки на сильной загорелой груди. – Расскажи ей наши правила, Оз. Озрик смотрит на меня в упор. – Если кто-то пересечет бойцовский круг, то обязан биться. – И снять рубашку. Не упускай эту существенную деталь, – улыбается Горчица. – Не хотелось бы запачкать кровью нашу одежду, – подмигнув, добавляет он. У меня внутри все сводит. – Заткнись, Джадд, – рявкает на него Озрик. – Мисс, все ведь хорошо, – пытается снова вмешаться Твиг. Сердце сжимается от того, что он пытается защитить меня. Я стою на своем, даже когда толпа зевак начинает все громче выражать недовольство. И хотя они не пересекают круг, кажется, будто зрители приближаются ко мне тесной толпой. Напряжение такое густое и липкое, а воздух маслянистый, что мешает дышать и будто пачкает кожу. Озрик смотрит мне за спину. – Возвращайся в строй, парень. Твиг послушно выходит из-за моей спины, но я двигаюсь вместе с ним, качая головой. – Нет. Мне безразлично, какой огромный Озрик, какой он сильный и грубый. Бывают в жизни моменты, когда вам хватает смелости противостоять гиганту. Озрик запрокидывает голову и громко вздыхает: он словно пытается найти немного спокойствия в пахнущем дымом воздухе. Когда его попытки не увенчаются успехом, шагает ко мне. Если он это делает, чтобы меня напугать, у него получается. Он без особых усилий мог бы прихлопнуть и меня, и Твига. Но я все равно не иду на попятную. Потому что было время, когда мне приходилось драться на улицах: детей стравливали друг с другом, пока мой хозяин Закир делал ставки с остальными мужчинами. Ни разу никто не вступился за меня, как бы сильно я этого ни желала.