То были красивые места, но над поместьем висел долг, поэтому владеть им было скорее бременем, чем удовольствием. Пахотные земли лежали на склонах холмов, обращенных к широкому берегу Уиска, а неподалеку от нашего дома зеленели густые дубовые и ясеневые рощи; сверху текли маленькие чистые ручьи, прорезавшие поля с посевами ржи, ячменя и пшеницы. Дом наш представлял собой насквозь продымленное строение из дуба, ржаной соломы, грязи и навоза — такое длинное и низкое, что оно скорее походило на поросшую мхом насыпь; дым поднимался через дыру в центре крыши. В пристройках жили свиньи и цыплята, а кучи навоза вокруг были высотой почти с дом. В свое время всем владел покойный отец Милдрит, который вел хозяйство с помощью проныры Освальда. В то дождливое воскресенье, когда мы прискакали на ферму, этот хитрец управляющий стал моей первой головной болью. Поскольку Альфред унизил меня, я был взбешен, возмущен и жаждал мести. К несчастью для Освальда, который выбрал именно тот воскресный день, чтобы притащить дуб из леса выше фермы. Я как раз вынашивал приятные планы мести, позволив лошади самой выбирать путь между деревьев, когда вдруг увидел, что восемь быков волокут к реке какой-то огромный ствол. Три человека погоняли этих волов, в то время как четвертый, Освальд, ехал верхом на стволе с бичом в руке. При виде меня он спрыгнул. На мгновение мне показалось, что Освальд сейчас ринется наутек под защиту деревьев. Но тут управляющий понял, что я его все равно узнал и бежать бесполезно, поэтому он просто стоял и ждал, пока я подъеду к гигантскому срубленному дубу. — Добрый день, господин, — приветствовал меня Освальд, поклонившись. Он явно очень удивился, увидев хозяина. Небось считал, что меня убили вместе с остальными заложниками, и утратил бдительность. Моя лошадь забеспокоилась, почуяв кровь на воловьих боках, и приплясывала до тех пор, пока я не успокоил ее, похлопав по шее. Потом я внимательно осмотрел ствол дуба, который был около сорока футов в длину, а толщиной в рост человека. — Прекрасное дерево, — заметил я Освальду. Тот взглянул на Милдрит, остановившуюся в двадцати шагах позади. — Добрый день, госпожа, — сказал управляющий, стащив с головы шерстяную шляпу, покрывавшую его курчавые рыжие волосы. — Ну и погодка сегодня, Освальд, — ответила она. Поскольку отец моей жены много лет назад назначил этого человека своим управляющим, Милдрит до сих пор наивно полагала, что Освальд надежный и порядочный слуга. — Я сказал «прекрасное дерево», — проговорил я громко. — Интересно было бы узнать, где же его срубили? Освальд сунул шляпу за пояс. — На вершине холма, господин, — туманно ответил он. — И что, этот холм находится на моих землях? Управляющий заколебался, без сомнения борясь с искушением заявить, что на соседских, но такую ложь было бы легко раскрыть, поэтому он промолчал. — На моих землях? — повторил я. — Да, господин, — признался хитрюга. — И куда вы его везете? Он снова заколебался, но ему пришлось-таки ответить: — На мельницу Вигулфа. — Вигулф купил это дерево? — Он его распилит, господин. — Я не спрашиваю, что он с ним сделает. Я спрашиваю, купил ли он дерево? Милдрит, испуганная моим резким тоном, вмешалась и сказала, что отец ее время от времени посылал лес на мельницу Вигулфа, но я жестом велел жене замолчать. — Заплатил ли он за ствол? — спросил я Освальда. — Нам нужна древесина, господин, чтобы кое-что починить, — ответил управляющий. — А Вигулф за плату обрабатывает древесину. — И ты тащишь к нему это дерево в воскресенье? Управляющий промолчал. — Скажи, — продолжал я, — если нам нужны доски для починки, почему бы нам не расщепить ствол самим? У нас что, не хватает людей? Или клиньев? Или кувалд? — Этим всегда занимается Вигулф, — кислым тоном проговорил Освальд. — Всегда? — повторил я. Освальд хранил молчание. — Вигулф живет в Эксанминстере? — спросил я. Эксанминстер лежал в миле к северу отсюда и был ближайшим к Окстону поселением. — Да, господин, — кивнул управляющий. — А что, если я сейчас поскачу в Эксанминстер и поинтересуюсь у Вигулфа, сколько таких деревьев ты привез ему за минувший год? Наступила тишина, нарушаемая только стуком дождя, капающего с листьев, и, время от времени, птичьим пением. Я заставил свою лошадь сделать несколько шагов к Освальду, который сжал рукоять хлыста, будто готовясь меня ударить. — Так сколько? — спросил я. Освальд молчал. — Сколько? — громко и требовательно повторил я. — Утред! — робко вмешалась Милдрит. — Молчи! — крикнул я жене, и Освальд перевел взгляд с меня на нее и обратно. — И сколько же, интересно, Вигулф тебе платит? — спросил я. — Какой доход тебе приносит дерево вроде этого? Восемь шиллингов? Девять? Гнев, который накануне толкнул меня на столь безрассудное поведение во время королевского богослужения, снова вскипел в моей груди. Было ясно, что Освальд потихоньку ворует хозяйский лес и выручает за него деньги. Вообще-то мне следовало бы отдать его под суд за воровство, чтобы присяжные решили, виновен он или нет. Но у меня было не то настроение, чтобы затевать судебный процесс. Я вытащил Вздох Змея и послал лошадь вперед. Милдрит протестующе вскрикнула, но я не обратил на нее внимания. Освальд бросился бежать, и это было с его стороны ошибкой, потому что я мигом его догнал. Вздох Змея легко раскроил негодяю череп, так что я увидел его мозги, когда он рухнул, обливаясь кровью, и задергался на опавших листьях. Я заставил лошадь слегка отступить назад и пырнул управляющего в горло. — Это убийство! — закричала Милдрит. — Это правосудие, — прорычал я, — как раз то, чего нет в Уэссексе! Я плюнул на Освальда, который все еще дергался. — Этот негодяй обворовывал нас! Милдрит пришпорила лошадь, за ней вверх по склону холма последовала нянька с нашим ребенком. Я дал им уехать. — Отвезите ствол домой, — приказал я рабам, которые погоняли волов. — Если он слишком велик, чтобы втащить его на холм, распилите его на доски прямо здесь и привезите доски к дому. Тем же вечером я обыскал жилище Освальда и обнаружил пятьдесят три шиллинга, закопанных в земляном полу. Я забрал у него все: серебро, горшки, вертел, ножи, пряжки и плащ из оленьей шкуры, а потом выгнал жену и троих детей бывшего управляющего с моей земли. Хозяин вернулся домой. Глава вторая Убийство Освальда не утолило мой гнев. Смерть негодяя управляющего не возместила чудовищной несправедливости. Сейчас Уэссексу не угрожали датчане, но лишь потому, что я убил Уббу Лотброксона, а в награду за это получил унижение. Бедная Милдрит. Теперь эта добросердечная, миролюбивая женщина, хорошо относившаяся к каждому встречному, поняла, что вышла замуж за вспыльчивого и жестокого воина. Представляю, как тяжело было на душе у моей жены. Ее пугал гнев Альфреда, ее ужасало, что церковь может наказать меня за то, что я помешал богослужению, и беспокоило, что родственники Освальда потребуют от меня виру. Именно так они и поступили. Вирой называлась плата за смертоубийство — цена крови любого, будь то мужчина, женщина или ребенок. Убей человека — и тебе придется заплатить за это или самому умереть. Я не сомневался, что семья Освальда отправится к Одде Младшему, которого назначили олдерменом Дефнаскира после того, как его отец был ранен так тяжело, что уже не мог сам исполнять эту должность. Одда Младший прикажет шерифу разобраться и отдать меня под суд, но мне было на это плевать. Вернувшись в поместье, я охотился на кабанов и оленей, предавался хандре и ждал новостей от торговцев из Эксанкестера. Я надеялся, что Альфред заключит с датчанами мир и таким образом развяжет им руки. После чего сам я отправлюсь на помощь Рагнару. И вот, ожидая всего этого, я нашел своего первого вассала. Он был рабом, когда в один прекрасный весенний день я увидел его в Эксанкестере. Там устраивалась специальная ярмарка, на которой хозяева искали работников в хлопотливые дни жатвы и сенокоса. Как и на всех ярмарках, на этой тоже имелись жонглеры, рассказчики историй, люди, расхаживавшие на ходулях, музыканты и акробаты. А еще там был высокий седой старик с серьезным морщинистым лицом, который продавал волшебные кожаные мешки, якобы превращавшие железо в серебро. Он показывал, как это происходит, и я своими глазами видел, как он положил два обычных гвоздя в такой мешок и мгновение спустя достал гвозди из чистого серебра. Торговец сказал, что сначала нужно положить в мешок серебряное распятие, а потом проспать одну ночь, привязав мешок на шею, после чего волшебство обретет силу. Я заплатил ему три серебряных шиллинга и приобрел мешок, который так никогда и не стал действовать. Потом я много месяцев искал этого человека, но не нашел. Я и сейчас время от времени натыкаюсь на подобных обманщиков, мужчин и женщин, продающих «волшебные» мешки и шкатулки, но теперь я предаю их бичеванию и выгоняю со своей земли. Однако тогда мне было всего двадцать лет, и я верил в то, что видел собственными глазами. Помнится, тот человек собрал вокруг себя множество зевак, но еще больше народу толпилось возле церковных ворот, из-за которых каждые несколько минут доносились крики. Я верхом протиснулся в передние ряды, причем люди, знавшие, что я убил Освальда, награждали меня сердитыми взглядами. Но никто не осмелился открыто обвинить меня в убийстве, потому что при мне были Вздох Змея и Осиное Жало, мои верные меч и кинжал. Возле церковных ворот стоял молодой человек, голый по пояс и босой. Вокруг его шеи была обмотана веревка, привязанная к воротному столбу, в руке он держал короткий прочный шест. Я внимательно рассмотрел юношу: длинные распущенные светлые волосы, голубые глаза и упрямое выражение лица; его грудь, живот и руки были окровавлены. Возле него полукругом стояли трое — тоже голубоглазые и светловолосые. Они громко выкрикивали с каким-то странным акцентом: