Мизинец не спеша поправил плащ, но Тирион уловил жадный блеск в его хитрых кошачьих газах. «Вот ты и мой», — подумал карлик. — Харренхолл проклят, — с деланной скукой в голосе молвил наконец лорд Петир. — Ну так сровняйте его с землей и постройте заново по своему вкусу. В монете у вас недостатка не будет. Я намерен сделать вас лордом-сюзереном Трезубца. Эти речные лорды доказали, что доверять им нельзя. Пусть присягают вам, если хотят сохранить свои земли. — Даже Талли? — Если из Талли к тому времени кто-нибудь останется. Мизинец походил на мальчишку, только что украдкой откусившего кусочек медовых сот. Он, конечно, опасается пчел, но мед так сладок… — Харренхолл со всеми его землями и доходами, — задумчиво произнес он. — Одним ударом вы делаете меня чуть ли не самым крупным лордом государства. Я не хотел бы показаться неблагодарным, милорд, но все же — почему? — Вы хорошо послужили моей сестре в деле престолонаследия. — Как и Янос Слинт, которому пожаловали тот же самый замок Харренхолл — и отняли обратно, когда Слинт перестал быть нужен. — Тут вы меня поймали, милорд, — засмеялся Тирион. — Что вам сказать? Вы нужны мне, чтобы переманить к нам леди Лизу, — а в Яносе Слинте я и верно больше не нуждался. — Он передернул плечами. — Лучше уж вы в Харренхолле, чем Ренли на Железном Троне — что может быть проще? — В самом деле — что? А понимаете ли вы, что мне, быть может, придется переспать с Лизой Аррен, чтобы добиться ее согласия на этот брак? — Не сомневаюсь, что вы с честью выдержите это испытание. — Я как-то сказал Неду Старку, что когда ты остаешься голый наедине с дурнушкой, то единственный выход — это закрыть глаза и приниматься за дело. — Мизинец сложил пальцы домиком и посмотрел в разномастные глаза Тириона. — Дайте мне две недели на устройство моих дел и приготовьте корабль, который отвезет меня в Чаячий Город. — Очень хорошо. Мизинец встал: — Приятное было утро, Ланнистер. И полезное… для нас обоих, полагаю. — Он поклонился, мелькнув желтым плащом, и направился к двери. «Второй», — подумал Тирион. Он прошел в свою спальню и стал ждать Вариса, который вскоре должен был явиться. Наверно, он придет в сумерках или когда взойдет луна… но лучше бы пораньше. Тирион надеялся этой ночью навестить Шаю и был приятно удивлен, когда всего час спустя Гальт из Каменных Ворон сообщил ему, что напудренный ждет у двери. — Как жестоко с вашей стороны так мучить великого мейстера, — пожурил евнух. — Он неспособен хранить секреты. — Что я слышу? Ворона говорит, что ворон черен? Или вы не хотите знать, что я предложил Дорану Мартеллу? — А если мои пташки уже донесли мне об этом? — хихикнул Варис. — Вот как? — Это самое Тирион и хотел услышать. — Ну, дальше. — Дорнийцы пока не торопятся вступать в войну. Доран Мартелл созвал свои знамена, но и только. Его ненависть к дому Ланнистеров хорошо известна, и все полагают, что он поддержит лорда Ренли. И вы хотите этому помешать. — Это всякому ясно. — Единственная загадка здесь в том, что вы предлагаете ему за союз с вами. Принц человек сентиментальный — он все еще оплакивает свою сестру Элию и ее невинное дитя. — Отец однажды сказал мне, что ни один лорд не позволит чувствам восторжествовать над честолюбием… а у нас в королевском совете как раз освободилось место после того, как лорд Янос надел черное. — Место в совете тоже не пустяк, — согласился Варис, — но достаточно ли этого, чтобы гордый человек забыл об убиении своей сестры? — Зачем же забывать? — улыбнулся Тирион. — Я пообещал выдать ему убийц его сестры — живыми или мертвыми, как он пожелает. После окончания войны, разумеется. Варис внимательно посмотрел на него. — Мои пташки говорят мне, что Элия выкрикнула… некое имя, когда за ней пришли. — Что же это за тайна, раз она всем известна? В Бобровом Утесе все знают, что Элию и ее ребенка убил Грегор Клиган. Говорят, он изнасиловал принцессу, не смыв с рук крови и мозгов ее сына. — Эта тайна присягнула на верность вашему лорду-отцу. — Отец первый скажет, что пятьдесят тысяч дорнийцев стоят одного бешеного пса. Варис погладил свою пудреную щеку. — А если принц Дорван потребует не только крови рыцаря, выполнившего приказ, но и крови лорда, который приказ отдал? — Во главе мятежа стоял Роберт Баратеон, и все приказы в конечном счете исходили от него. — Роберта не было в Королевской Гавани. — Дорана Мартелла тоже. — Хорошо. Кровь в угоду его гордости, кресло в угоду честолюбию. И, само собой, золото и земли в придачу. Лакомое предложение… но в лакомстве может скрываться яд. Будь я на месте принца, я потребовал бы чего-то большего, прежде чем протянуть руку к этим сотам. Какого-нибудь знака доброй воли, какой-нибудь верной заруки на случай измены. — Варис расплылся в самой елейной из своих улыбок. — Так кого же вы ему даете? — Ты сам знаешь, — вздохнул Тирион. — Ну, если угодно, то да, Томмена. Ведь нельзя же предлагать Мирцеллу и Дорану Мартеллу, и Лизе Аррен разом. — Напомни, чтобы я больше не играл с тобой в угадалки. Ты плутуешь. — Томмен хороший мальчик. — Если забрать его у Серсеи и Джоффри, пока он еще мал, из него и человек может вырасти хороший. — И хороший король? — Король у нас Джоффри. — Но если с его величеством приключится что-то худое, наследником будет Томмен. Такой мягкий по натуре и такой… послушный. — Ты не в меру подозрителен, Варис. — Воспринимаю это как похвалу, милорд. Ну что же — принц Доран вряд ли останется равнодушен к высокой чести, которую вы ему оказываете. Очень ловко, должен признать… если бы не один маленький изъян. — Имя которому — Серсея? — засмеялся карлик. — Что такое интересы государства против любви матери к родному чаду? Быть может, королева ради чести своего дома и безопасности своей страны согласилась бы еще расстаться либо с Томменом, либо с Мирцеллой, но с обоими сразу? Нет. — Чего Серсея не знает, то меня не тревожит. — Ну а если ее величество прознает о ваших планах до того, как они осуществятся? — Тогда я буду знать наверное, что человек, рассказавший ей о них, — мой враг. Варис хихикнул, а Тирион подумал: «Третий». Санса «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой». Слова оставались теми же, как ни перечитывала их Санса с тех пор, как обнаружила у себя под подушкой клочок пергамента. Она не знала, как попало сюда письмо и кто послал его. Оно не имело ни подписи, ни печати, и почерк был ей незнаком. Санса спрятала пергамент на груди, повторяя шепотом, совсем тихо: «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой». Что это могло означать? Не отнести ли записку королеве в доказательство своего хорошего поведения? Санса нервно потерла живот. Безобразный багровый синяк, который оставил там сир Меррин, сделался желтым, но все еще болел. Рыцарь был в кольчужной рукавице, когда ударил ее. Она сама виновата. Давно пора научиться получше скрывать свои чувства, чтобы не сердить Джоффри. Услышав, что Бес послал лорда Слинта на Стену, она забылась и сказала: «Надеюсь, что его там заберут Иные». И вызвала недовольство короля. «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой». Санса так усердно молилась. Быть может, боги наконец ответили ей и шлют настоящего рыцаря, чтобы ее спасти? Одного из близнецов Редвинов или лысого сира Бейлона Сванна… или Берика Дондарриона, молодого лорда, в которого влюбилась ее подружка Джейни Пуль, с рыжевато-золотистыми волосами и звездами на черном плаще? «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой». Может, это жестокая шутка Джоффри — как в тот день, когда он повел ее на крепостную стену, чтобы показать ей голову отца? Или уловка, чтобы доказать ее неверность? Что, если в богороще ее будет ждать сир Илин Пейн, молча сидящий под сердце-деревом со Льдом в руке и высматривающий белесыми глазами, не идет ли она? «Приходите вечером в богорощу, если хотите попасть домой». Когда дверь открылась, Санса поспешно затолкала записку под простыню и села сверху. Пришла ее горничная — похожая на мышку, с жидкими каштановыми волосами. — Чего тебе? — спросила Санса. — Будет ли миледи принимать ванну?