Но нет. То, что сказала Милдред своему не слишком пылкому любимому, должно быть трижды запечатлено aes triplex, трижды в бронзе. Он упаковал свои пожитки. Не очень-то много: чемодан с одеждой, коробка книг. На следующий день утром он пошёл домой к г-ну Рокфорду. Он сообщил ему, что к его глубокому сожалению ему придётся уехать. У него очень больна мать. Она уже старая, и он боится, что болезнь у неё серьёзная. Она вправе ожидать, чтобы он был с ней в такое время. Отчасти это было так. Она действительно болела и хотела, чтобы он вернулся домой. Но более, чем отчасти, это было не так. Болезнь её была не так уж серьёзна, и ей предстояло прожить ещё много лет. А он и вовсе не собирался ехать доимой. Но разве нет места полуправде или даже неправде, если вы порываете человеческие отношения насовсем? Г-н Рокфорд мужественно воспринял эту новость. — Мальчик мой, мы будем очень скучать по тебе. Но мать у человека только одна, и её нельзя оставлять умирать одну. Но ты ведь вернешься, у меня есть кой-какие планы в отношении тебя, но они могут и подождать. Но совсем по-другому восприняла сообщение об отъезде Милдред. Он и представить себе не мог, что человек может быть так яростен в гневе. Он знал, что женщина, чьей любовью пренебрегли, может быть ужасной. Женщина же, чьей амбицией пренебрегли, может быть в три раза ужасней. — Ну и уезжай! Видеть тебя больше не хочу. Хорони своих мёртвых, и сдохни сам вместе с ней. Дурак ты! Невозможный дурак! Через два часа он уже сидел в поезде с билетом до Седро-Уули. Почему именно в этот город, о котором он никогда не слыхал? Это был самый северный город в стране, но всё же в пределах Соединённых Штатов. Седро-Уули был совсем новый городок. Даже на главной улице телеге приходилось петлять, чтобы объехать огромные пни. Это был чисто мужской город, в котором не было даже признаков присутствия женщин. Хобарт прошёл мимо ряда домов, наспех построенных из необтёсанных брёвен. Можно ли жить в таком месте? Хобарт посчитал, что сможет, но сумеет ли он найти себе там работу? Прямо перед ним здание с высоким фронтоном закрывало собой улицу. «Лесозаготовительная компания северного Вашингтона». Сквозь открытую дверь Хобарт заглянул внутрь. Худощавый молодой человек за столом разговаривал с загорелым, с бакенбардами, мужчиной в сапогах. Увидев Хобарта, они прервали разговор и уставились на него. — Не найдётся ли в лесозаготовительной компании работы для человека, который никогда в жизни не держал топора? Человек с бакенбардами передвинул жевательный табак из-за одной щеки за другую и задумчиво сплюнул. — Конторское дело знаешь? — Да. — Нам нужен счетовод в десятом лагере. Дикие места. Ты сможешь жить в глубине леса за сотню миль от жилья, где нет ни женщин, ни девушек? — Да, смогу. — Меня зовут Д.Д.Скрэгз, я начальник лагеря. Кличут меня просто Д.Д. А тебя…? — Я Хобарт Элберн. — Тот, кто работает у нас, должен видеть всё, но держать язык за зубами. — Годится. Последний работавший у нас счетовод был реформатором. Никак не мог ужиться с нами. Сетовал, что мы едим ножами. Хобарт рассмеялся. — Да ешьте хоть пальцами, коль вам так нравится. Д.Д. долго оценивающе разглядывал его и снова сплюнул. — На вид ты немного мягковат, но, как говорит мой бригадир-датчанин: «По виду жабы нельзя определить, как далеко она прыгает». Испытаем тебя. Пятьдесят долларов в неделю, но бывает и навар, если не будешь мух ловить. — Навар? — Ну да. Его имеет всякий. Наш агент получает навар, заключая контракты на поставки. Мэр портового города имеет навар, разрешая нам складывать древесину на общественной земле. Агентство по найму получает навар, посылая нам рабсилу. Я получаю навар с тебя. Судьи получают навар, определяя при несчастном случае виновность самого пострадавшего. Хобарт засмеялся. — Не понимаю, как может получать навар счетовод. — Милый мой, где ты видал счета без исправлений? А тот, кто исправляет, имеет право на гонорар, не так ли? Д.Д., очевидно, был юмористом. Он понравился Хобарту. — Когда начинать? — Ты приехал не поезде? Сбегай на станцию и возьми свой чемодан. Поезд подойдёт из порта. Будет здесь около одиннадцати. Перекусим и сядем на него. Поезд состоял из одиннадцати платформ, паровоза и служебного вагона. Д.Д. и Хобарт устроились поудобнее после того, как поезд тронулся. Вскоре они затряслись по путям сквозь дремучие леса. — Далеко ли ехать? — Около сотни миль. — А зачем вам ехать за сто миль за древесиной, когда и здесь прекрасный лес? — А ты посмотри на эти деревья. Восемь футов толщиной, может даже десять или двенадцать. Что можно сделать с бревном такой толщины? Его же надо поднять на платформу для перевозки. Да и нет такой пилы, которой можно было бы его обработать. Кроме того, этим деревьям лет по четыреста, пятьсот. Волокна у них уже не те, что были когда-то. Там, где мы работаем, леса молодые, — ну, ста, может, ста пятидесяти лет. Два, три фута толщиной, прямые, как водопроводная труба, высотой в пятьдесят, шестьдесят футов, почти без веток. Вот это древесина. — Никогда не бывал на лесопилке. — А мы и не пилим. Мы занимаемся лесоповалом. Грузим брёвна на эти вот платформы и отвозим их в порт. Затем их скручивают цепями в громаднейшие плоты. А буксир тащит плоты через пролив и вниз по побережью Калифорнии. Приятная работа в хорошую погоду. — Ну а если шторм? — Тогда плот вовсю стремится утопить буксир. Надо кочегарить на всю катушку, иначе тут же пойдёшь ко дну. Нужен большой опыт. Может и ты когда-нибудь захочешь попробовать. — Да нет уж, спасибо, это не по мне. — Не по тебе, потому что ты не знаешь этого дела, и не по мне, потому что я знаю. Поезд прибыл в лагерь за полчаса до окончания работы. Вокруг звучала музыка неравномерно перестукивающихся сотен топоров. С невероятным треском падало дерево, затем другое, ещё одно. Визжали поперечные пилы, сопровождаемые взрывами ругани, когда упряжки из пяти мулов оттаскивали брёвна к дороге. Постепенно все эти звуки стали замирать. Рабочий деньзакончился. Д.Д. провёл Хобарта к палатке, где размещалось начальство. Неподалёку были другие большие палатки — для рабочих. У начальства была небольшая палатка, столовая, где Хобарт вскоре уплетал обед из жареной свинины и варёной картошки с большими мисками квашеной капусты и солёных огурцов. Еда Хобарту понравилась, а ещё больше понравился свежий ветерок из леса, доносивший острые запахи свежерубленой древесины. На следующий день в полдень в рабочей столовой раздался дикий рёв. Д.Д. пошёл узнать, в чём дело. Обратно он вернулся, тихо чертыхаясь. — Что случилось? — спросил Хобарт. — Подгорела фасоль. Проклятый повар. Наверное уснул. — Ну и что вы намерены с этим делать? — Ничего. Ничего с ними не станется, если поедят подгорелой фасоли. Не выбрасывать же её? Целый котёл. — Да, но если рабочим не понравится харч, они ведь сбегут? — Тут уж надо, чтобы очень допекло. Они могут уйти в любое время, как только захочется. Но тогда им придётся уходить пешком. Сто миль по лесу, а мы не даём им пользоваться при этом нашим поездом. «Принудительный труд,» — подумал Хобарт. И это ему не понравилось. На следующий день он прогуливался по лагерю, чтобы нагулять аппетит к обеду. Из рабочей столовой опять раздался рёв. Двое рабочих вышли из палатки и подошли к нему. — Мистер, зайдите и посмотрите, чем нас кормят. За длинными столами рабочие сидели откинувшись назад, хмуро глядя на лежавшее в мисках мясо. Провожатый Хобарта подвёл его к столу, взял миску и показал её. Боже мой! Толстые бледные черви ползали по мясу. — Это опарыши. Хотите ещё? — Нет достаточно. — Он поспешил к палатке начальства и позвал Д.Д. — Мы даём рабочим свинину с живыми опарышами, ползающими по ней. — Черт побери! Разве её не жарили? — Да, она должна была быть жареная. — Так откуда же могли взяться опарыши после того, как мясо изжарили? Ты сам видел? — Да, видел сам. Лучше сходите и посмотрите. Д.Д. ходил недолго. — Проклятый повар! Я его уволю. Это он сделал нарочно. Он ведь не прожарил свинину. Он просто подогрел её, чтобы опарыши не подохли. — А если бы он её прожарил так, чтобы сварить опарышей, то стали бы мы подавать её рабочим? — Мясо бы имело нормальный вкус, и никому не стало бы плохо. Мясо здесь дефицит, не выбрасывать же его из-за нескольких опарышей? — В счетах записано: «чикагская свинина, первый сорт». Разве это похоже на то, что мы заказывали? — Компания и платит именно за это. Во что это обходится подрядчику другое дело. Ему ведь тоже надо получить свой навар.