Зарево уже зависло над деревьями, заполыхавшими огненным золотом. Лес засиял невиданной красотой. Холодный, меняющийся разноцветный огонь окружил индейцев и, казалось, слился с ними; даже тела их отливали пламенем. Странное свечение исчезло так же внезапно, как и возникло. – Видишь, оно не причинило нам вреда, – сказал Урубелава таким тоном, будто все содеял сам. Марика посмотрела вниз. Земля, по которой они совсем недавно ходили, была затоплена. Небольшой питон отчаянно боролся с бурным течением Рядом мелькали, то и дело исчезая, ноги какого-то животного. Может быть, антилопы? Дождь не утихал. Поблизости послышался страшный треск – исполинская сейба, под которой они совсем недавно укрывались, накренилась и начала падать. Удерживаемая несколько мгновений опутывавшими ствол лианами, она пьяно качнулась, а затем, обдирая ветви, рухнула в поток. Перекрывая рев воды и грохот опрокинувшегося дерева, истошно вопили птицы – шум стоял невообразимый. Посмотрев на упавшую сейбу, Урубелава похлопал ладонью по стволу приютившего их дерева, словно уверяя себя: уж эта цедрела прочно вросла корнями в землю, ее так легко не вырвать. Внезапно Урубелава решился. – Мы пойдем туда, к горе! – сказал он, указывая направление. – Так будет лучше. Девочка испуганно смотрела на прибывавшую воду. Но отец был непреклонен. – Здесь неглубоко. Мы сможем идти вброд. Марика кивнула. Урубелава первым соскользнул вниз по лиане и убедился, что вода доходит только до пояса. Он улыбнулся, посмотрел наверх и, когда девочка стала спускаться, подхватил ее за талию, чтобы не захлестнуло водой. Небольшие волны накатывались на них, но отец и дочь медленно, проверяя каждый шаг, начали продвигаться по направлению к горе. Вырванное с корнями дерево, вращаясь, проплыло мимо них, рядом течение увлекало мертвого грифа. Внезапно земля под ногами задрожала, вздыбилась, и они оказались только по колено в воде. Девочка испуганно посмотрела на отца и, увидев страх на его лице, заплакала. Схватив ее за руку, Урубелава закричал: – Скорее! Мы должны бежать отсюда! Земля пришла в движение, словно заскользила под ногами… Огромный остров тесно переплетенных лиан, кустов и деревьев, смешавшихся в невообразимом хаосе, постепенно отрывался от твердой земли. Дерево поблизости пошатнулось и рухнуло, подняв фонтан грязи и ила вывороченными корнями, образовавшими причудливый изломанный узор на фоне неба. Урубелава подхватил дочь и понес ее на руках, то и дело оглядываясь на громоздившиеся вокруг и угрожающие падением деревья. Рядом вздыбился и рассыпался массивный грязевый вал. Внезапно кусок острова осел и исчез под водой; два огромных дерева швыряло в водовороте, как спички. Малютка-антилопа пыталась удержаться на проплывавшем мимо стволе; ее огромные глаза были испуганно расширены, а уши тесно прижаты; переступая тонкими ножками, она балансировала на неустойчивом бревне. На глазах у индейцев оно перевернулось, и антилопа исчезла под водой; на мгновение ее голова мелькнула во вспененном потоке и потом скрылась навсегда. Остров, уносивший индейцев, наткнулся на преграду – влажный горный склон, и движение его приостановилось. Еще миг, и со всех сторон потянулись корни, чтобы соткать сеть, которая надежно прикрепит клочок земли, пока следующий ливень не смоет его. А вокруг стоял свежий запах влажной сельвы. Воздух почернел от бесчисленных птичьих стай, и на многие мили, куда ни кинь глаз, шла жестокая битва перепуганных живых существ за выживание. Многие из них не уцелеют в борьбе со стихией. * * * Бишу уносил водный поток, швыряя, как игрушку, из стороны в сторону, так что она старалась лишь удерживать голову над водой. Ливень не прекращался… Наконец Бишу наткнулась на сломанный сук и вцепилась в него когтями; когда сук засосало в грязевую воронку, она что было сил оттолкнулась и рванулась к берегу. Вдруг отрезок суши, к которому она плыла, круто осел в воду; там, где только что была твердая земля, темнела грязевая жижа, а там, где возвышались деревья, торчали покореженные корни. Тяжелая ветвь ударила Бишу по спине; она отчаянно забарахталась, пытаясь удержать голову над водой, но хватала ртом только жидкую грязь. Подсознательно Бишу слышала крики других животных – кинкажу, цеплявшихся длинными полосатыми хвостами, коати, болотных оленей, броненосцев, антилоп, агути, гигантских выдр, которых поток относил все дальше и дальше от родных мест. Ночные обезьянки дурукури жалобно хныкали и стенали, тщетно пытаясь выбраться из воды, бурлящей, как в котле. Рядом с Бишу проплыла, рассекая желтоватую мутную воду заостренной головой, крупная анаконда. Змея прекрасно чувствовала себя в родной стихии. Мимо пронесло развороченный термитник, облепленный кишащей массой белых термитов, мечущихся вниз и вверх по конусу. Неожиданно накатившаяся волна выбросила Бишу на вновь образовавшийся берег. Бишу проползла немного и впала в забытье… Наконец ливень прекратился, выглянуло солнце, и сельва, в которой царил полный хаос, начала понемногу приходить в себя. Открыв глаза, Бишу поначалу даже не могла пошевелиться из-за запекшейся на боках грязи. Она с большим трудом вырвалась из плена и отряхнулась, как собака. Солнце немилосердно пекло спину, и она забралась в тень поваленного дерева. Принюхавшись, Бишу вновь учуяла ненавистный запах человека, и дрожь испуга пробежала по ее телу. Когда задул слабый ветерок, запах исчез, потом снова появился и усилился. Бишу попятилась и залезла в гущу зарослей дикого сахарного тростника, густо оплетенного лианами. Здесь она будет терпеливо ждать и не сдвинется с места, пока не убедится, что находится в безопасности. Глава 7 После ливня земля освежилась, восстановила силы, и беспорядочно перепутавшиеся растения уже тянулись корнями, чтобы зацепиться за почву. Животные находили новые убежища, а птицы кружили в поднебесье, высматривая старые насиженные места. Казалось, новая жизнь возрождалась на израненной земле. Лежа на спине на влажном теплом мху в тени вывороченного с корнями дерева лупуны, Урубелава лениво потянулся и указал вдаль: – Видишь ту гору? Мы пойдем туда. – Но гевеи растут внизу, у реки, – возразила девочка. Юная индианка сидела на земле, подогнув ноги. В волосы она воткнула ярко-желтый цветок – красный гребешок подстреленной отцом индейки пропал во время ливня. – А, гевеи… – Урубелава рассеянно кивнул и, поднявшись на ноги, проверил, не покоробился ли лук. Потом сказал: – Мне нужно найти жир для смазки лука. Подожди здесь. Я скоро вернусь. Когда отец ушел, Марика отправилась собирать хворост для костра. Она разыскала несколько веток, которые можно было легко расщепить ножом, и разложила их на солнце сушиться Потом приволокла небольшое деревце смолистой пентаклеры, что могло гореть даже сырым. Когда отец вернется, все для костра уже будет готово так что ему останется лишь разжечь огонь. Урубелава возвращался, перекинув через плечо убитого пекари. По обнаженной красной груди индейца тоненькими блестящими ручейками стекал пот. Пепел давно был смыт, и шрамы побагровели. При виде собранного дочерью хвороста Урубелава одобрительно кивнул и насадил пекари на торчавший рядом корень лупуны. Содрав с животного шкуру, он выбросил потроха в воду. Сам он был достаточно осторожен, чтобы не вступить в нее, так как река буквально закипела от стаи прожорливых пираний. Индеец быстро развел костер, вырезал кусок нежного мяса и бросил дочери, чтобы та его приготовила. Затем он аккуратно срезал небольшой пласт жира и тщательно протер им деревянные части лука. Потом он заговорил: – Наш зверь пойдет к реке, чтобы поохотиться на раненых животных, и оставит свежие следы, и тогда я его найду. На этот раз ему не уйти от меня. Девочка медленно нарезала полупрожарившееся мясо на тонкие ломтики. – Ягуару вовсе не обязательно идти к реке, чтобы охотиться, – ответила она. – Этому обязательно. – А чем он отличается от других ягуаров? – Тем, что это самка, и она ранена. Она не способна охотиться с прежней ловкостью, поэтому умрет от голода, если не найдет животное, которое сможет легко убить. Индеец получал огромное наслаждение от того, что мог наставлять дочь. – После наводнения на реке останется много умирающих животных и таких, у которых сломаны ноги или хребет, так что им не спастись даже от раненого ягуара, – сказал он. – Он это понимает, поэтому именно туда пойдет охотиться. Я сделаю плот, мы поплывем по реке и будем искать зверя. Мы найдем следы, и больше я их не потеряю. Взяв в руки кусок мяса, он вонзил в него острые, густо посаженные зубы и принялся пережевывать с таким усердием, что растаявший жир заструился по подбородку. – Нужно обязательно предугадывать, как поступит животное, – сказал он. – Именно потому я хороший охотник, что думаю, как поведет себя животное. Марика знала, что отец разыщет следы и выследит прекрасное животное, а потом убьет его. И даже сознание того, что за шкуру им заплатят деньги, на которые она купит материю для платья, не радовало девочку. Закончив есть, Урубелава сытно рыгнул и, взмахнув ножом, велел дочери: – Отыщи хорошее бальсовое дерево, которое можно срезать. Я сделаю плот. Девочка отправилась в лес, а Урубелава еще раз смазал лук жиром пекари, чтобы оружие не утратило гибкости. Потом он прилег на спину в тени лупуны. Было приятно поваляться на мху в тенистой прохладе, ни о чем не заботясь. А Марика размышляла о судьбе ягуара и никак не могла отогнать прочь печальные мысли… Когда они пытались связать животное, девочке показалось, что ягуар, которого она мысленно называла «бедным созданием», очнулся и взглянул ей прямо в глаза. Ей почудилось также, что в глазах животного таилась мольба. Глаза ягуара были огромные, темно-коричневые, с длинными ресницами и очень красивые. И в этих глазах отражались смертельный ужас и боль… Марика отыскала бальсу, от мощного ствола которой отходило множество длинных и прямых ветвей, и поискала глазами лианы, которые понадобятся отцу, чтобы связать бальсовые ветви. Она увидела несколько лиан в зарослях сахарного тростника и радостно засмеялась, так как сахарный тростник попадался нечасто, а отец любил им полакомиться. У девочки не было ножа, и она отгрызла кусок сладкого стебля зубами. Возвратившись к отцу, возлежавшему в тени и напевавшему под нос, она сказала: – Я нашла бальсу и лианы, которыми ты свяжешь ветви плота. Это совсем рядом, вон там. Урубелава довольно кивнул: – Спасибо. Я даже не говорил тебе про лианы. Я очень рад, что ты сама догадалась. Вытащив руки из-за спины, Марика показала отцу стебель сахарного тростника: – Посмотри, что я еще нашла. Урубелава восторженно захохотал, взял сладкий стебель и впился в него зубами; потом он встал и обратился к дочери: – Проводи меня. Сначала я нарежу сахарного тростника, потом нарублю лианы и бальсовые ветви, и мы построим плот и поплывем на нем, куда захотим. Возле зарослей тростника Урубелава отдал нож дочери, чтобы она нарезала сладких палочек, а сам подошел к бальсе и начал выбирать подходящие ветви. Чтобы выдержать тяжесть двух человек, хватило бы четырех-пяти крепких ветвей. Солнце уже спустилось, и Урубелава попытался сообразить, куда их принесло потоком. Расстояние значило для него мало. Индеец не затеряется даже в бескрайней сельве, ему достаточно не забывать того, что с раннего утра, когда солнечные лучи начинают пробиваться сквозь густую листву, они должны светить в уголок правого глаза, а потом, постепенно перемещаясь, обогревать лицо. Затем, рано или поздно, он заметит на горизонте контуры горной гряды, похожей на спящую девушку, и пойдет, ориентируясь на ее грудь, а там уже недалеко до родных мест. Глядя на бальсу, Урубелава с чувством вины подумал о гевеях, из-за которых покинул поселок, но потом решительно выкинул эти мысли из головы. Ведь он сказал дочери: «Сначала мы должны поймать животное…» Марика принесла нож и стояла, перекинув через плечо связку стеблей сахарного тростника и ожидая, пока отец срубит бальсовые ветви.