Элис как можно аккуратнее ведет его к задней двери и помогает забраться в салон. Она хочет поднять рубашку и осмотреть кожу вокруг пластыря, но Билли не позволяет. Она не настаивает: во-первых, ему не терпится ехать, а во-вторых, картина наверняка ей не понравится, так что толку смотреть? Таблетка начала действовать. Или ей мерещится? Нет, судя по бешеному сердцебиению и тому, как все прояснилось перед глазами, не мерещится. Вокруг небольшой стоянки для отдыха растет трава, и Элис видит тень каждой травинки. Пролетающий мимо пакетик из-под чипсов выглядит безумно аппетитно. И еще Элис с удивлением обнаруживает, что ей не терпится прыгнуть за руль и увидеть, как «мицубиси» проглатывает милю за милей. Билли то ли читает ее мысли, то ли по опыту знает, как аддералл может подействовать на девчонку, в жизни не принимавшую ничего стимулирующего крепче утреннего кофе. — Только не спеши, шестьдесят пять вполне достаточно. На обгоне можно семьдесят. Мы не хотим увидеть в зеркале мигалки, ясно? — Ясно. — Ну, погнали. 5 — И мы погнали, еще как, — говорит Элис. — У меня был жуткий сушняк, я выпила и диетическую колу, и спрайт, но в туалет не хотелось очень долго. Такое чувство, что я оставила мочевой пузырь в «Счастливом Джеке». — Спиды дают такой эффект, — говорит Баки. — Есть тоже не хотелось? — Нет, но я знала, что надо. Около трех часов дня я остановилась купить сэндвичи, Билли остался в машине. Он спал, и я не стала его будить. Баки сомневается, что Билли спал, — человеку обычно не до сна, когда у него внутреннее кровотечение и инфекция расползается по всему телу, — но он помалкивает. — Я проглотила еще две таблетки и поехала дальше. На ночь остановились в очередном богом забытом мотеле — фишка у нас такая — на окраине Гэри, штат Индиана. Билли к тому времени проснулся, но сказал, чтобы я заселялась сама. До номера его пришлось вести, он с трудом держался на ногах. Я велела ему принять еще окси, а он сказал, что прибережет их на завтра. Я уложила его и осмотрела рану. Он не хотел, но слишком ослаб, чтобы сопротивляться. Элис говорит ровным голосом, но то и дело вытирает глаза рукавом свитера. — Там все почернело, да? — спрашивает Баки. — Некроз начался? Она кивает: — Да, почернело и опухло. Тебе помощь нужна, говорю, а он только головой мотает. Тогда я заявила, что все равно найду ему врача, помешать он мне не может. Да, поищи, говорит, и проведешь лет тридцать или сорок в тюрьме. К тому времени про Клэрка уже рассказывали в новостях. Думаешь, он меня напугать хотел? — Нет. Он о тебе заботился. Если бы копы — и ФБР, их тоже наверняка привлекли, — смогли доказать твою причастность к убийству Клэрка, ты загремела бы далеко и надолго. А они ее доказали бы, ведь вы с Билли останавливались в «Хайатте». — Ты нарочно так говоришь. Пытаешься меня успокоить. Баки бросает на нее раздраженный взгляд. — Конечно, пытаюсь. Только сути дела это не меняет. — Он умолкает. — Когда он умер, Элис? 6 Нормально поспать не удается ни ему, ни ей: Билли мучают боли (наверняка невыносимые), Элис еще на подъеме после приема спидов, с которыми ее организм столкнулся впервые. Где-то в четыре тридцать утра, задолго до рассвета, Билли говорит, что пора ехать. Ей придется вести его к машине, и он хотел бы сделать это до того, как мир проснется. Он принимает последние четыре таблетки окси и идет в туалет. Она заходит после. Большую часть крови Билли смыл, но на кафеле и ободке унитаза немного осталось. Она вытирает все салфетками, а пакет опять забирает с собой: преступный склад ума. К тому времени обезболивающие уже подействовали, но до машины Билли и Элис идут почти десять минут, каждые два-три шага делая передышки. Он опирается на нее и тяжело дышит, словно только что пробежал марафон. Изо рта у него воняет. Элис в ужасе: если по дороге он упадет, придется волочить его по земле, потому что поднять его она не сможет. К счастью, они благополучно добираются до машины. Медленно, поскуливая и охая (Элис больно слышать эти звуки), Билли залезает на заднее сиденье. Когда он наконец устраивается, подложив под голову одну руку, его лицо расплывается в удивительно солнечной улыбке. — Сука Мардж! Все обошлось бы, пусти она пулю на полдюйма левее. — Сука Мардж, — соглашается Элис. — Скоростной режим прежний: шестьдесят пять миль в час, на обгонах можно быстрее. Как доберемся до Айовы и Небраски, выжмешь семьдесят пять. Чтобы никаких мигалок в зеркалах, поняла? — Есть «никаких мигалок в зеркалах», сэр! — восклицает Элис, отдавая честь. Он улыбается. — Люблю тебя, Элис. Она принимает две таблетки аддералла. Подумав, закидывает в рот третью. И они выезжают. Движение на трассах к югу от Чикаго просто кошмарное: шесть-восемь полос в обе стороны. Впрочем, аддералл помогает Элис бесстрашно лавировать в потоках машин. К западу от города дороги становятся чуть свободнее, за окнами мелькают небольшие городишки: Ла-Саль, Принстон, Шеффилд, Аннаван. Сердце быстро и ровно стучит в груди Элис. Она вошла во вкус и летит со свистом, как тот дальнобойщик из песни[85], время от времени поглядывая в зеркало на Билли, лежащего на заднем сиденье. Когда Давенпорт остается позади и они выезжают на просторы Айовы — поля в ожидании зимы стоят серые и неподвижные, — он начинает что-то говорить. Несет околесицу, но ей все понятно. Он при смерти, думает Элис. Он бродит во мраке, пытаясь найти выход. Ох, бедный мой, бедный Билли, как же так? То и дело всплывает имя Кэти. Он просит ее не возиться с печеньем, а подождать маму, пусть та вернется и поможет. «Понимаешь, — говорит он Кэти, — Боба Месса кто-то побил, и домой он придет злющий как собака». Еще что-то про Корин. Мол, только Корин за него и заступилась. Потом про Шан и какой-то тир в Коди. Про Дерека и Дэнни. Этим призракам он сообщает, что не будет играть в поддавки только потому, что они дети. Элис думает, что речь о «Монополии», потому что дальше Билли просит не тупить и быстрее бросать кости. Железные дороги — выгодная покупка, а вот коммунальные службы — не очень. Однажды он вскрикивает, так громко и неожиданно, что Элис от страха бросает руль. Не иди туда, Джонни, кричит он, за дверью моджахед, брось сперва слепуху и выкури его оттуда. Потом Билли вспоминает Пегги Пай, девочку из приемной семьи, куда его отдали на воспитание, когда мать лишили родительских прав. Только на краске эта развалюха и держится. Еще он много говорит о девушке, в которую был влюблен, называя ее то Ронни, то Робин (Элис знает, что так ее звали по-настоящему). Про «мустанг» с откидным верхом и про музыкальный автомат («Если вдарить ему куда нужно, играть будет всю ночь напролет, помнишь, Тако?»), про отстреленный большой палец и потерянную навсегда пинетку. Про Баки, Элис и какую-то Терезу Ракен. Снова и снова Билли вспоминает младшую сестру и полицейского, который вез его в Дом Вековечной Краски. Тысячи машин со сверкающими на солнце лобовыми стеклами — называет их «раскуроченной красотой». На заднем сиденье краденой машины он вспоминает всю свою жизнь, и сердце Элис сжимается от боли. Наконец он умолкает. Поначалу ей кажется, что он заснул, но когда она смотрит в зеркало в третий или четвертый раз, а Билли так и лежит, поджав колени, она понимает: скорее всего он умер. Они уже в Небраске. Элис съезжает с трассы по указателю на Хемингфорд-Хоум и оказывается на прямой, как струна, двухполосной дороге между бескрайних кукурузных полей, уже готовых к зиме. День почти на исходе. Спустя милю Элис сворачивает на проселочную дорогу и отъезжает подальше, чтобы их не было видно с асфальта. Она выбирается из машины, открывает заднюю дверь и сперва облегченно выдыхает — Билли смотрит на нее! — а потом столбенеет от ужаса: умер с открытыми глазами! Тут он моргает и спрашивает: — Почему мы остановились? — Хочу немного размяться. Как ты, Билли? Глупый вопрос, но о чем еще спрашивать? Ты знаешь, кто я, или принял меня за свою погибшую сестру? Ты в себе или окончательно спятил? И кстати, тебя уже не спасти? Элис думает, что ответ на последний вопрос ей известен. — Помоги мне сесть. — Не знаю, стоит ли… — Помоги мне сесть, Элис. Значит, он все понимает. Он в своем уме — пока. Она берет его за руки и помогает ему сесть и поставить ноги на безымянную проселочную дорогу городка под названием Хемингфорд-Хоум. В горах Колорадо сейчас почти стемнело. Здесь, на равнинах, вечер плавно приходит на смену дню даже в ноябре. Здесь красный закатный свет разливается по кукурузным полям, что шуршат и вздыхают на легком ветру. Руки у Билли горячие, лицо пылает. Губы от лихорадки потрескались. — Похоже, я спекся. — Нет, Билли, нет. Держись. Я дам тебе два окси, и у меня еще осталось две таблетки аддералла. Я буду гнать всю ночь. — Нет, не будешь. — Я могу, Билли, серьезно! Он мотает головой. Она по-прежнему держит его за руки, боясь отпустить: тогда он хлопнется на сиденье, рубашка задерется, и она увидит его живот, черно-серый, с красными прожилками инфекции, которые уже дотянулись до груди. До сердца. — Слушай меня. Ты слушаешь? — Да. — Я спас твою жизнь, когда те уроды выкинули тебя из машины, помнишь? Теперь я снова тебя спасаю. Вернее, пытаюсь. Баки сказал мне, что ты пойдешь за мной хоть на край света, если я позволю. И если я позволю, тебе конец. Он прав. — Разве это конец? Наоборот, ты меня спас! — Тихо. Пока не конец, и это самое главное. У тебя все будет хорошо. Я знаю. Потому что в тот вечер, когда мы убили Клэрка, я спросил тебя: «Как ты?», — а ты ответила, что все почти нормально. Верю, так и есть, и со временем ты действительно сможешь оставить все позади. Правда, не во снах. Красный свет все не гаснет. Кукуруза пылает. Как же здесь тихо… Его руки горят огнем в ее ладонях. — Клэрк кричал, помнишь? — Да. — Он кричал, что ему больно. — Хватит, Билли, это ужасно, и нам пора возвращаться на тра… — Пусть он заслужил эту боль, но когда ты причиняешь боль другому человеку, она оставляет шрам. Шрам в мыслях и в душе. Так оно и должно быть, потому что причинить кому-то боль, убить кого-то — это не пустяки. Можешь мне верить, я знаю об этом не понаслышке. Из уголка его рта вытекает струйка крови. Нет, из обоих уголков. Элис понимает, что его невозможно остановить. Он должен выговориться перед смертью, а ее долг — просто слушать. До последнего. Она не возражает даже тогда, когда он называет себя плохим человеком. Это не так, но сейчас не время спорить. — Езжай к Баки, только не оставайся у него надолго. Ты ему небезразлична, и он позаботится о тебе, но не забывай, что он тоже плохой человек. — Билли кашляет кровью. — Он поможет тебе начать новую жизнь под именем Элизабет Андерсон, если захочешь. У меня есть деньги, много денег. Часть лежит на счете некоего Эдварда Вудли. Еще часть в «Банке Бимини» на счете Джеймса Линкольна. Запомнила имена? — Да. Эдвард Вудли, Джеймс Линкольн.