— Не надо было брать этот заказ… Позарился на бабло, дурак. Время у Билли вроде есть. Возможно, он пожалеет об этом решении, но сейчас ему хочется получить ответы. Деньги — дело десятое, да и вряд ли они тут есть. Это только в кино у гангстеров в бункере стоят шкафы с наличными, а сегодня все в электронном виде. Самих денег как бы и нет. Деньги теперь — это райловский «дух в машине». — У Свина печенка барахлит. Казалось бы, первым делом должно было отказать сердце — учитывая, какой он жирдяй, — но нет, печень подвела. Пересадку надо делать. Врачи сказали, что не сделают, если он хотя бы двести фунтов не скинет — иначе, мол, он прямо на операционном столе коньки отбросит. Вот он и поехал в Бразилию. — Худеть, что ли? — Ну да, там клиника специальная. Если туда ляжешь, выйти по своей воле уже нельзя, пока не достигнешь нужного веса. Свин себя знает: для него это единственный способ похудеть, иначе он в первый же день диеты побежит за тройным воппером с сыром. Билли начинает верить Нику. Тот упоминает Свина в настоящем времени и пока ни разу не оговорился. В чем-то это похоже на ситуацию с Эдисоном, который, падая, спустил воду в унитазе: нарочно такое не придумаешь. Джорджи Свин в концлагере для жирдяев — это настолько бредово, что не может не быть правдой. — Джорджо знал, что после убийства Джоэла Аллена полиция первым делом установит именно его личность — такую тушу хрен забудешь. Но он не парился. Мол, это не даст ему соскочить в последнюю минуту, будет у него новая печенка или нет. А вообще он давно хотел отойти от дел. — Неужели? — Билли всегда считал, что Джорджо из тех ребят, которые умирают в упряжке. — Ну да. — Провести остаток дней в Бразилии? — В Аргентине вроде. — Недешевое удовольствие. И какую он пенсию получил за помощь в выполнении заказа? Ник, помедлив, отвечает: — Три миллиона. — Три миллиона Джорджо и еще шесть тому, кто меня порешит. Ник распахивает глаза и обреченно откидывается на спинку кресла. Видно, понял, что раз Билли знает про шесть миллионов, последний его шанс выйти живым из этого переплета только что улетучился. Вероятно, он прав. — А для меня, значит, полторашку пожалел? Я знал, что ты жмот, Ник, но на кидалу ты вроде не похож. — Билли, да мы не собирались тебя… — Собирались. Я хочу, чтобы ты это признал. Говори — или убью прямо сейчас. — Ты все равно меня убьешь, так какая разница — сейчас или позже, — справедливо замечает Ник. Голос у него твердый, но по пухлой, безупречно выбритой щеке скатывается единственная слеза. Билли молчит. — Ладно, хорошо. Да, мы собирались тебя убить. Таковы были условия сделки. Дана взял это на себя. — А я был вашим Освальдом[75]. — Это не я придумал, Билли, клянусь. Я сразу сказал клиенту, что ты наш человек и никого не выдашь — поручился за тебя. Но он настаивал на своем. А меня бабки ослепили, говорю же. Билли мог бы спросить, сколько получил Ник, но надо ли ему это знать? Нет, не надо. — Кто заказал Джоэла? Вместо ответа Ник показывает пальцем на стальную дверь бункера: — Деньги у меня есть. Полутора миллионов нет, но восемьдесят тысяч, может, сто наскребу. Сначала отдам их, потом все остальное. — Так я тебе и поверил, — отвечает Билли. — Еще скажи, что мы выиграли во Вьетнаме, а на Луну не высаживались, все в павильоне сняли. — На ум приходит еще один вопрос. — Про пожар ты был в курсе? Ник часто моргает: смена темы застала его врасплох. — Пожар? Какой пожар? — Ваши заряды были не единственным отвлекающим маневром. Незадолго до начала слушания по делу Аллена кто-то устроил пожар в соседнем городке. Меня об этом предупредил Хофф. — Хофф? Этот будалла[76]? — Ты в самом деле не знал? — Нет. Билли верит, но он хотел это услышать — и увидеть лицо Ника, когда тот будет говорить. Ладно, теперь уже не важно. Проехали. — Кто заказчик? — Ты меня убьешь? Надо бы, думает Билли. Ты это заслужил. — Кто заказчик? — повторяет он вопрос. Ник поднимает руку к лицу и медленно опускает, отерев пот со лба и слюну с губ. Его взгляд говорит о том, что он потерял всякую надежду — да ее и сначала было не очень-то много. — Если я назову имя, разрешишь мне хотя бы помолиться перед смертью? Или убить меня мало — надо, чтобы я горел в аду? — Его щеки становятся мокрее. — Помолиться можешь. Но сначала имя клиента. — Роджер Клэрк. Билли успевает подумать, что речь о каком-то клерке — офисном работнике или вроде того. Но потом Ник произносит фамилию по буквам. Звучит вроде бы знакомо… но в мире Ника людей зовут не так. Да и в мире Баки Хэнсона, если уж на то пошло. Скорее Билли видел или слышал его в новостях, блогах, подкастах… Может, по телевизору. Политика? Большой бизнес? Билли не интересуется ни тем ни другим. — Дабл-ю-дабл-ю-и, Всемирная развлекательная сеть, — говорит Ник. — Впервые слышишь? Я не удивлен. Это всего лишь один из четырех крупнейших медиаконгломератов в мире. Ник вымученно улыбается — человек на смертном одре пытается шутить, надо же, — но Билли этого почти не замечает. Он мысленно отматывает события последних месяцев назад, к самому началу. К их первой встрече с Хоффом, которому старость в Южной Америке уже не встретить. — Рассказывай. Ник рассказывает. Билли так потрясает — и пугает — услышанное, что он теряет счет времени и начисто забывает о том, что в «Вышине» еще остались люди, пока сверху не раздается истошный вой. Такой звук может издавать лишь мать, увидевшая распростертого на полу — и, возможно, умирающего — сына. А может, уже мертвого. — Жить хочешь, Ник? — Риторический вопрос. — Да. Да! Если ты меня пощадишь, я добуду деньги. Верну все до цента, торжественно клянусь! — Он перестал плакать, пока рассказывал про Клэрка, но теперь, при мысли о возможной пощаде, слезы хлынули снова. Клятвы и обещания Билли не интересуют, ни торжественные, ни любые другие. Он показывает пальцем на стальную дверь бункера. Сверху опять раздается вой и крики: — Помогите! Кто-нибудь, помогите! — Оружие там есть? — спрашивает Билли. Ник — больше не главный, не хозяин усадьбы, пять месяцев назад встречавший Билли с распростертыми объятиями, не ценитель шампанского, который хочет лишь помочь Билли скрыться с места преступления. Он сломлен, сведен к примитивным звериным инстинктам — то есть к желанию жить и дышать. Поэтому его удивленный взгляд Билли считает искренним. — В бункере? Зачем мне там оружие? — Полезай туда. Закрой дверь. Засеки время. Просидишь ровно час. Если выйдешь раньше, не факт, что меня здесь не будет. — Вообще-то факт, думает Билли. — И в таком случае я тебя убью. — Я не выйду! Не выйду, клянусь, а деньги… — Насчет денег я с тобой свяжусь. Возможно, думает Билли. А может, они мне больше не нужны, учитывая, что я сделал и для кого я это сделал. Если незнание в данном случае и оправдывает мой поступок, то несильно. — Отзови своих молодчиков и охотников за головами. Скажи им, что я пришел сюда, была перестрелка и меня завалили. Если преследование не прекратится, моли Бога, чтобы меня убили, иначе тебе точно не жить. Клэрку скажи то же самое. Я его спрошу при случае. Если услышу другую историю, то вернусь и убью тебя. Все ясно? — Да. Да! Билли кивком показывает на ту часть логова, где стоит телевизор: — Приберись там. Чтобы ни следа не осталось. Понял? — Помогите, он без сознания! — кричат наверху. — Понял? — Да. Но что ты заду… — Марш в бункер. На сей раз Ник сразу вспоминает код. Дверь, судя по всему, герметичная, как на космическом корабле, потому что при открытии издает тихий вздох. Ник входит и напоследок бросает на Билли красноречивый взгляд: да, я больше не царь великого простора, что предо мною распростерт[77]. Возможно, такой кары достаточно. Или было бы достаточно, если бы это чувство поражения не сразу покинуло Ника. Но оно, конечно, покинет, и Билли отдает себе в этом отчет. — Хоть раз в жизни будь человеком, — говорит ему Билли.