Небольшие подвижки в расследовании все-таки есть, впрочем, ничего неожиданного и оправдывающего апокалиптический саундтрек. Один из ведущих выпуска новостей сообщает, что местный предприниматель Кеннет Хофф мог быть причастен к «убийству Джоэла Аллена, совершенному по предварительному сговору группой лиц, число которых продолжает расти». Второй ведущий добавляет, что Хофф, по всей видимости, не покончил с собой, а был убит. Да ты просто Шерлок Холмс, думает Билли. Ведущие передают слово корреспондентке, стоящей напротив дома Кеннета Хоффа — фешенебельного особняка, все-таки значительно уступающего в грандиозности съемному дворцу Ника Маджаряна. Корреспондентка — длинноногая блондинка, явно только на днях получившая диплом журналиста, — рассказывает, что полиции «доподлинно известно» о том, что винтовка «Ремингтон-700», из которой застрелили Аллена, была приобретена Кеннетом Хоффом. Помимо этого, «доподлинно установлена» его связь с предполагаемым убийцей Уильямом Саммерсом, ветераном войны в Ираке, награжденным несколькими медалями за воинские заслуги. Бронзовой и Серебряной звездой, мысленно добавляет Билли. А еще «Пурпурным сердцем» со звездой на ленточке, означающим, что он получил не одно боевое ранение, а два. Об этом телевизионщики решили не распространяться — впрочем, их можно понять. Он тут главный злодей, ни к чему сбивать народ с толку его героическим прошлым. Сбивают с толку пусть писатели, а не репортеры. Затем на экране появляются две фотографии. Снимок, сделанный Ирвом Дином у стойки охраны в тот день, когда Билли впервые посетил свой писательский офис. И фотопортрет новобранца с серьезной рожей и дурацкой стрижкой «под банку». На этой карточке Билли выглядит даже моложе белокурой корреспондентки. Может, он и был моложе. Видимо, фото откопали в каких-то военных архивах, потому что родственников, которым Билли мог подарить его в День семьи, у него не было. Местная полиция считает, что Саммерс мог сбежать из города, продолжает корреспондентка, и даже из штата, поэтому к делу подключили ФБР. На этих словах блондинка исчезает, снова показывают студию. Ведущие демонстрируют зрителям фотографию Джорджо Свиньелли и зачем-то упоминают его мафиозное прозвище, будто он станет путешествовать под таким псевдонимом. «Литагент» Саммерса уличен в связях с организованной преступностью в Лас-Вегасе, Рино, Лос-Анджелесе и Сан-Диего, доказано его участие в ряде преступлений, однако задержать его пока не удалось. Читай: если увидите на улице итальяшку среднего возраста, чей вес перевалил за сто пятьдесят кило, в крокодиловых туфлях и с молочным коктейлем в руках, срочно связывайтесь с местным отделением полиции. Итак, думает Билли. Хофф готов, Джорджо почти наверняка готов, а у Ника — железобетонное алиби. Остался только я: последняя дыня на бахче, последняя горошина в стручке, последняя конфета в коробке — выбирай любую метафору. За рекламой очередных чудодейственных таблеток с внушительным списком побочек, среди которых летальный исход, следуют интервью с соседями Билли по Эвергрин-стрит. Он уже встает и хочет выключить телевизор, но садится обратно. Он втерся в доверие к этим людям и должен понести кару. Хотя бы выслушать их, увидеть их боль. И растерянность. Джейн Келлогг, местная пьянчужка, отнюдь не выглядит растерянной. — Мне он сразу показался подозрительным типом, — говорит она. — Глазки у него… бегали. Врешь, думает Билли. Диана Фасио, мама Дэнни, рассказывает, что пришла в ужас, когда узнала, что ее дети проводили столько времени с хладнокровным убийцей. Пол Рагланд восхищается тем, как естественно и непринужденно он себя вел. — Я искренне считал, что Дэйв — отличный парень. Порядочный человек. Это еще раз доказывает, что никому нельзя верить. Никому! Одна лишь Корин Акерман пытается встать на его защиту и упоминает то, на что остальные предпочли закрыть глаза. — Конечно, он совершил ужасное преступление, но ведь преступник, которого он убил, не жвачку в магазине украл, правильно? Насколько я поняла, это жестокий убийца. Если хотите знать мое мнение, Дэйв сэкономил нам денег на судах. Благослови тебя Бог, Кори, думает Билли. И даже пускает слезу, как будто это не новости, а душещипательный фильм на канале «Лайфтайм» с правильным финалом. Если, конечно, самосуд входит в ваши представления о том, что такое «правильно». У Билли с этим проблем нет, особенно в таких случаях, как с Алленом. Прежде чем рассказать зрителям о ситуации на дорогах (в городе по-прежнему пробки из-за полицейских блокпостов, простите, народ) и перейти к прогнозу погоды (становится все холоднее, ну надо же), ведущие раскрывают еще одну подробность дела об убийстве на ступенях здания суда. Тут Билли не может сдержать улыбки. Шерифа Викери отстранили от расследования не потому, что он бросился наутек, теряя шляпу, когда его заключенного подстрелили, — или не только поэтому. Просто он зачем-то повел Аллена к главному входу, вместо того чтобы воспользоваться служебным. Поначалу его даже заподозрили в причастности к убийству, но впоследствии он сумел оправдаться (вероятно, сознавшись, что просто хотел дать интервью телевизионщикам). Я пристрелил бы Аллена в любом случае, думает Билли. Черт, я пристрелил бы его даже в дождь — помешать мне мог разве что библейский потоп. Он выключает телевизор и идет в кухню изучать запасы замороженных полуфабрикатов. А сам уже думает о том, про что будет писать завтра. Глава 13 1 Три дня подряд он грезит об Эль-Фаллудже. Билли описывает «Горячую девятку»: Тако Белла, Джорджа Диннерстайна и Альби Старка, Клячу, Хоя Кэшмена. Целое утро он посвящает истории про то, как Джонни Кэппс практически усыновил ораву иракских ребятишек, которые пришли выпрашивать сладости и сигареты и остались поиграть в бейсбол. Джонни и Пабло «Бигфут» Лопес научили их игре. Один мальчик лет девяти-десяти, Замир, без конца твердил: «Ты в ауте, сукенсэн!» — к месту и не к месту, как заведенный. То были единственные известные ему английские слова (не считая «давайбей»). Например, кто-нибудь отбивал мяч на шортстопа, а Замир, сидевший на лавке в красных штанах, футболке со «Снуп Доггом» и кепке «Торонто блю джейс», вскакивал и орал: «Ты в ауте, сукенсэн!» Билли пишет про Клэя Бриггса, санитара по прозвищу Фармацевт, который вел бойкую переписку порнографического характера с пятью девчатами из Cу-Сити, Айова. Тако иногда говорил, что не врубается, как у такого урода может быть столько телок. Хой отвечал, что это «вымышленные телки», и Альби Старк ерничал: «А ты вообще в ауте, сукенсэн!» Пусть эти слова изначально не имели никакого отношения к любовной переписке Фармацевта, все каждый раз покатывались со смеху. Время от времени Билли делает перерывы в работе и разминается: приседает, отжимается, машет ногами, качает пресс. Первые два дня бегает на месте, вытянув вперед руки и хлопая себя ладонями по коленям. На третий день вдруг вспоминает — вот дурак! — что весь дом в его распоряжении, и вместо бега на месте принимается бегать по лестнице с первого на третий этаж и обратно, пока не выдыхается, а сердце не начинает биться со скоростью сто пятьдесят ударов в минуту. Нельзя сказать, что он начал сходить с ума в четырех стенах (еще ведь даже недели не прошло), но он не привык подолгу сидеть и писать, и эти всплески физической активности помогают ему не чокнуться. А еще после упражнений лучше соображаешь. Во время очередного забега по лестнице Билли приходит в голову идея. Как он раньше до этого не додумался?! Билли заходит к Дженсенам, воспользовавшись ключом, проверяет Дафну и Уолтера (оба чувствуют себя превосходно), затем идет в спальню. Дон принадлежит к определенному типажу: такие ребята смотрят футбол и «НАСКАР», любят ребрышки и курицу-гриль, по пятницам сосут пивасик с дружками в местном баре. А в спальне у них обычно припрятан ствол — а то и два. Билли находит пушку в тумбочке возле кровати. Это шестизарядный револьвер «Ругер Джи-Пи-100» с полностью снаряженным барабаном. Рядом лежит коробка патронов 38-го калибра. Билли не видит смысла относить револьвер вниз. Если к нему ворвутся копы, он совершенно точно не будет отстреливаться. Но мало ли зачем может понадобиться оружие; приятно знать, что в доме оно есть — на всякий пожарный. Жизненная тропа порой петляет самым непредсказуемым образом, и Билли знает это, как никто другой. Пшикнув водой на оба растения, он спускается в подвал. За окном завывает ветер — дует, как обычно, со стороны пустыря. По прогнозу скоро должен пойти дождь, и похолодает еще сильнее. «Это невероятно, — прощебетала сегодня утром ведущая прогноза погоды, — но к дождю может добавиться и мокрый снег! Матушка-Природа, похоже, перепутала времена года». Билли плевать, что там за окном — дождь, снег, слякоть или бананы с неба падают. Он будет сидеть у себя в подвальчике, невзирая на погоду. История, которую он пишет, полностью заняла его жизнь, потому что на данный момент это и есть его единственная жизнь. Вот и хорошо. Вчера он обменялся парой коротких сообщений с Баки Хэнсоном. Вечером написал ему: Ты цел? — и получил ответ: Д. На вопрос: Деньги пришли? — поступило ожидаемое Н. Джорджо сейчас не позвонить, даже с предоплаченного мобильника, потому что копы могут прослушивать его телефон. Билли и рискнул бы, но ради чего? Чтобы услышать женский голос, который сообщит ему, что абонент недоступен? Ведь Джорджо больше не доступен, это ежу понятно. А в том, другом мире уже ноябрь 2004-го. Билли подобрался к операции «Ярость призрака». На нее уйдет дней десять, а то и две недели. Покончив с «Веселым домом», он соберет манатки и рванет из города. К тому времени блокпосты снимут, если уже не сняли. Он садится за компьютер и смотрит, где остановился. За два дня до начала операции Джемисон приказал Джонни и Пабло убрать с базы детвору. Все поняли, что это значит: они опять входят в город и на сей раз не уйдут, пока не доведут дело до конца. Билли помнит, как Замир оглянулся и напоследок крикнул: «Ты в ауте, сукенсэн!» И больше этих мальцов никто не видел. Столько лет прошло — сейчас они уже взрослые. Если вообще живы. Билли начинает писать про тот день, когда юных бейсболистов отправили домой, но сегодня почему-то не пишется. Источник временно иссяк. Билли сохраняет документ, выключает комп и подходит к другим своим дешевеньким ноутбукам. Включив их по очереди, проверяет, весь ли кликбейт загрузился («ПРЕДСМЕРТНОЕ ЖЕЛАНИЕ МАЙКЛА ДЖЕКСОНА», «ПРОСТОЙ И ЭФФЕКТИВНЫЙ СПОСОБ ЛЕЧЕНИЯ РАДИКУЛИТА», «КАК ЗНАМЕНИТЫЕ МУШКЕТЕРЫ ВЫГЛЯДЯТ СЕГОДНЯ»). В его маленьком мирке все спокойно. У него есть план. Он покончит с Ираком — «Веселый дом» станет естественной кульминацией, — а потом соберет вещи и свалит из этого злосчастного города. Он поедет на запад, не на север, и однажды — в обозримом будущем — нанесет визит Нику Маджаряну. Потому что за Ником должок. 2 Без четверти двенадцать планы Билли терпят крах. Он сидит в одних трусах у себя в гостиной и смотрит по телевизору какой-то боевик. Хотя сюжет простенький — герой пытается отомстить негодяям, убившим его собаку, — Билли никак не может вникнуть в происходящее на экране. Пожалуй, пора на боковую. Он выключает зомбоящик и идет в спальню, но тут на улице раздается громкий визг шин и изношенных тормозов. Билли морально готовится услышать грохот, гулкий удар, будто кто-то наверху хлопнул гигантской дверью — с таким звуком машина обычно въезжает в столб, — но вместо этого слышит тихую музыку и громкий смех. Пьяный смех, судя по всему. Он подходит к окну-перископу и отодвигает занавеску. Над дорогой висит тусклый фонарь, в свете которого можно с трудом разглядеть старый фургон с ржавыми боками, заехавший двумя колесами на тротуар. Идет дождь, причем сильный — свет фар приглушен, словно пробивается сквозь занавеску. Длинная дверь фургона отъезжает в сторону; в салоне горит свет, но из-за дождя и порывистого ветра Билли толком ничего не видит — одни силуэты. Людей по меньшей мере трое, все двигаются… Нет, четверо. Четвертый сидит неподвижно, сгорбившись и свесив голову на грудь. Двое подхватывают его под локти, и он повисает на них, как птица с перебитыми крыльями. Опять смех и голоса. Два парня вытаскивают из машины кого-то без сознания, а третий стоит у них за спиной — наблюдает и направляет. У человека без сознания длинные темные волосы. Девушка?.. Смеясь и переговариваясь, трое оттаскивают ее за фургон и бросают в канаву. Верхняя часть ее тела остается наверху, а ноги — в канаве. Парни прыгают обратно в салон, закрывают грузовую дверь. Пару секунд старый фургон стоит на месте, пронзая светом фар завесу дождя. Потом, взвизгнув шинами и рыгнув выхлопной трубой, отъезжает. Сзади виднеется какой-то стикер, но надпись не прочитать. Подсветка номерного знака мигает и явно вот-вот сдохнет. Да, точно, это девушка. Она в кедах, юбке и кожаной куртке. Юбка задралась, обнажив почти всю согнутую в колене ногу, наполовину покрытую сточной водой. Нога выглядит очень белой. Может, девушка мертва? Но разве в таком случае парни смеялись бы? В песках Билли всякого насмотрелся (в том числе такого, что не забудет никогда) и знает, что возможно все. Надо ее достать. И не только потому, что она может умереть. Пусть по будням здесь и безлюдно, рано или поздно кто-то пройдет мимо и заметит ее. Даже если не остановится — добрые самаритяне нынче в дефиците, — то уж 911 позвонит точно. Слава богу, сейчас темно, и слава богу, Билли не лег спать пятью минутами раньше. Иначе очень скоро в его дверь постучали бы копы, обходящие Пирсон-стрит — не видел ли кто, как здесь выбросили эту девчонку? А если они постучали бы в час или два ночи, Билли вряд ли успел бы натянуть даже парик Далтона Смита, не то что живот. Ого, сказал бы один из копов, где-то я вас видел. Проедемте-ка с нами в участок. Билли в одних трусах бежит наверх. Одолев коридор, спускается по ступеням крыльца, бросает дверь болтаться на ветру и мчит через дорогу. В пятку втыкается заноза — большая, и входит глубоко, — но первым делом Билли пробирает адский холод. Еще не такой, чтобы вместо дождя повалил мокрый снег, но уже близко. Руки мгновенно покрываются гусиной кожей. Сразу начинает ныть та часть большого пальца на ноге, которую ему отстрелили. Если девушка еще жива, то долго она не протянет. Билли падает на одно колено и поднимает ее. Из-за ударившего в кровь адреналина он даже не может понять, легкая она или тяжелая. Дождь хлещет его по лицу и голой груди. Он озирается по сторонам. Трусы набрали воды и сползли на бедра. Вокруг никого. Слава богу! Билли шлепает обратно через дорогу. На подходе к дому девушка вдруг поворачивает голову, издает резкий утробный звук и выплевывает тонкую струйку рвоты ему на бок и на ногу. Рвота поразительно теплая, почти как электрическая грелка. Что ж, зато ты живая, думает Билли. Ступеньки награждают его еще одной занозой, но в следующий миг он уже дома. Оставить дверь хлопать на ветру нельзя, поэтому Билли кладет девушку на пол в коридоре и закрывает дверь. Когда он оборачивается, девушка уже смотрит на него из-под полуприкрытых век. На одной стороне лица расплылся огромный багровый синяк — точно не от встречи с тротуаром, потому что ее бросили на спину, лицом вверх. К тому же за пару минут синяк не успел бы так хорошо проявиться. — Кто ты? — заплетающимся языком спрашивает девушка. — Где… Ее снова начинает рвать. На сей раз рвота затекает в горло, и девушка давится. Билли падает рядом на колени, обхватывает ее под грудью и рывком поднимает к себе. Теперь его чертовы трусы, изначально великоватые и набравшие воды, начинают ползти вниз. Билли засовывает два пальца девушке в рот, надеясь, что та его не укусит. Последнее, что ему сейчас нужно, — это инфицированная рана. Он разжимает ей зубы, пальцами выгребает часть рвотных масс на пол, потом обхватывает ее сзади покрепче и резко надавливает на грудину. Отлично! Девица блюет, как герой: целый фонтан рвоты вылетает из нее, точно реющий флаг, и врезается в противоположную стену коридора. По улице едет машина. Появись она три минуты назад, это был бы конец, но сейчас Билли в безопасности и смотрит на свет ее фар сквозь залитое дождем стекло входной двери. Он опускается на одно колено, все еще держа девушку перед собой. Чертовы трусы теперь болтаются где-то между колен, и Билли даже успевает выругать себя за то, что когда-то отказался от плавок. Голова девушки вновь падает на грудь, но на сей раз сиплые звуки, которые она издает, — это храп, а не попытки захлебнуться собственной блевотой. Опять отключилась. Свет фар становится ярче, потом машина уезжает, не сбавляя скорости. Билли встает и поднимает девушку, одну руку сует ей под колени, а другой обхватывает плечи. Голова девушки запрокидывается назад. Билли сбрасывает мешающие трусы и ногой откидывает их в сторону. Прямо сцена из какой-то безумной комедии, ей-богу. С мокрых волос девушки капает вода. Пряди болтаются, как маятник, туда-сюда, пока он тащит ее вниз, в подвал, пытаясь не грохнуться со ступеней. Ее запрокинутое лицо бледное, как луна. На лбу, над левым глазом, Билли замечает еще один синяк. Ноги его просто убивают. Хрен с ним с оторванным пальцем, но чертовы занозы! Билли умудряется спуститься, не упав, и толкает задом дверь в свою квартиру. Тут обмякшее тело девушки начинает выскальзывать, проваливаться между рук. Он подпирает ее коленом под поясницу, встряхивает и вваливается в дверь. Тело опять начинает выскальзывать. Не обращая внимания на занозы, все глубже впивающиеся в его красные от холода ноги, Билли прыгает к дивану и успевает вовремя: девушка с глухим, мягким стуком и утробным бульканьем приземляется на диван и продолжает храпеть. Билли наклоняется, уперев руки в колени, чтобы снизить нагрузку на поясницу, которую вот-вот прострелит. От девушки так разит блевотой, что его самого начинает мутить. Пахнет и алкоголем, но не сильно. Что ж, видимо, девчонка перебрала, думает он. Но в таком случае от нее должно нести спиртным за милю — он еще в коридоре учуял бы. И… Он поднимает свою ногу и принюхивается к влажному пятну ее рвотных масс. Спиртным почти не пахнет. Билли окидывает девушку взглядом. На ней джинсовая юбка с бахромой по низу, короткая. Будь на ней нижнее белье, его было бы видно, но трусов нет. И тут Билли замечает кое-что еще. Внутренняя часть бедер бледная — белая как луна, — а выше все перепачкано кровью. 3 Девушка опять рыгает, но слабо, и лишь тонкая струйка мутной слюны стекает по щеке. Потом ее начинает трясти. Конечно, ей холодно, она же промокла! Билли стаскивает с нее кеды. Потом короткие, по щиколотку, носки с сердечками. Пытается усадить, бормоча: «Ну давай, помоги мне». Конечно, она не может помочь. Ее веки то и дело вздрагивают, она пытается заговорить — возможно, даже думает, что говорит, задает вопросы, которые задавал бы любой нормальный человек на ее месте, — но Билли разбирает только два слова: «кто» и «ты». Все остальное — сплошные «гм-м-м» и «шо-о-о». — Вот так, — приговаривает Билли, — теперь все отлично, ты только не умирай.