— Подумываю. Я давно в деле. Слишком давно. — Согласен. А сколько тебе, говоришь? — Сорок четыре. — И ты этим промышлял с тех пор, как форму снял? — Примерно. — Нику, конечно, и так все это известно. — Много на твоем счету? Билли пожимает плечами: — Точно не помню. Семнадцать. Восемнадцать, если считать первого, с рукой в гипсе. — Баки сказал, ты готов взять еще заказик, если оплата будет достойная. Он ждет от Билли вопросов. Тот молчит, и Ник выкладывает все сам: — В этот раз оплата более чем достойная. Если согласишься, всю жизнь проведешь где-нибудь в тепле, лежа в гамаке и попивая пина-коладу. — Он опять выдает широченную улыбку. — Два миллиона. Пятьсот тысяч авансом, остальное после. Билли присвистывает, и это даже не спектакль. Впрочем, свое поведение он называет не спектаклем, а «тупым я», которое демонстрирует только ребятам вроде Ника, Фрэнка и Поли. Это как ремень безопасности. Многие им не пользуются, потому что не собираются попадать в аварии, но мало ли идиотов на дорогах? Неизвестно, кто выедет на твою полосу из-за холма. То же относится и к дороге жизни: люди на ней порой перестраиваются не пойми как, а то и прут по встречке на скоростной трассе. — А чего так много? — Самый крутой заказ в его жизни стоил семьдесят тысяч. — Надеюсь, это не политик? Политиков я не беру. — Ничего общего. — Плохой человек? Ник смеется, трясет головой и с нежностью глядит на Билли. — У тебя всегда один вопрос. Билли кивает. Может, «тупое я» ему нужно для прикрытия, но вот это — чистая правда: он берется только за плохих. Это позволяет ему спать по ночам. Разумеется, работает он тоже на плохих, но тут как раз нет моральной дилеммы. Если плохие готовы платить, чтобы убивать плохих, — да на здоровье. Билли вроде мусорщика, только с винтовкой. — Очень плохой. — Ладно… — И миллионы не мои. Я в этом деле всего лишь агент, получу комиссию. Не из твоих, мне сверху заплатят. — Ник подается вперед, зажав ладони между ног. Лицо у него серьезное, и он смотрит Билли прямо в глаза. — Убрать надо профессионального стрелка вроде тебя. Только ему без разницы, хорошего или плохого человека ему заказали. Ради денег он на все готов. Пока будем звать его Джо. Шесть лет назад — а может, семь, не важно — Джо пришил пятнадцатилетнего парня, когда тот шел в школу. Был ли тот парень плохим человеком? Нет. Даже в медалисты метил. Но кое-кто захотел послать его отцу весточку. Вот паренек и стал этой весточкой, а Джо — вестником. Интересно, так все и было? Возможно, и нет, история слишком смахивает на нравоучительную сказку, но почему-то кажется правдивой. — Ты хочешь, чтобы я убил наемного убийцу, — произносит Билли так, будто пытается уложить все у себя в голове. — В яблочко! Джо сейчас в Лос-Анджелесе, мотает срок в Центральной мужской исправительной колонии. Получил его за вооруженное нападение и попытку изнасилования. С попыткой изнасилования вообще умора — если ты не из активисток «Me Too», конечно. Он принял одну писательницу, приехавшую в Лос-Анджелес на конференцию — не просто писательницу, а феминистку, — за шлюху. Ну, подкатил к ней — грубовато, конечно, — а та ему перцовым баллончиком в глаза брызнула. Он разок двинул ей в зубы, челюсть вывихнул. Надо полагать, она благодаря этой истории продала кучу книжек. Ей следовало бы поблагодарить его, а не подавать в суд, как считаешь? Билли не отвечает. — Да брось, Билли, сам подумай! Чуваку, который всю жизнь мочил народ — включая очень суровых парней, — задала перцу лесбуха-активистка? По-моему, обхохочешься! Билли выдавливает дежурную улыбку. — Лос-Анджелес — на другом конце страны. — Да, но он был здесь, пока не уехал туда. Не знаю, чем занимался, и не хочу знать. В какой-то момент он начал искать, где можно поиграть в покер по-взрослому, и ему подсказали одно местечко. Видишь ли, наш друг Джо считает себя крупным игроком. Короче говоря, он проиграл кучу денег. Когда победитель в пять утра вывалился из заведения, Джо пустил ему пулю в живот и забрал не только свои, а вообще все деньги. Какой-то бедолага хотел его остановить — наверное, игрок из той же компании, — так Джо и его пристрелил. — Обоих убили, что ли? — Победитель умер в больнице, но успел рассказать полиции, кто его порешил. Второй парень выжил — и подтвердил показания убитого. Знаешь, что еще? Билли помотал головой. — Там были записи с камер наблюдения. Понял, куда ветер дует? Разумеется, Билли понял. — Не особо. — В Калифорнии ему пришили статью за вооруженное нападение. Она никуда не денется. Обвинение в попытке изнасилования скорее всего снимут — он же не тащил эту бабу в подворотню, наоборот, даже денег предложил, а это домогательство. Окружному прокурору на домогательства плевать. Ну, впаяют ему дней девяносто от силы — с учетом тех, что он уже отсидел, — и все, свободен. Но здесь-то Джо человека убил, а к убийствам на этом берегу Миссисипи относятся очень серьезно. Еще бы. В «красных штатах» мокрушников избавляют от страданий раз и навсегда. Билли это не смущает. — Просмотрев записи с камер, присяжные наверняка признают Джо виновным. Так что ему светит укольчик. С этим все ясно? — Яснее некуда. — Адвокат пытается отмазать его от экстрадиции. Ты же в курсе, что такое экстрадиция? — В курсе. — Отлично. Адвокат у него толковый, не разводила какой-нибудь. Добился тридцатидневной отсрочки следующего слушания, чтобы время потянуть. Однако в конце концов он проиграет. Джо сидит в одиночной камере, потому что сокамерник пытался его пырнуть. Старик Джо отобрал у парня игрушку и сломал ему запястье, но где один парень с заточкой, там и десяток наберется. — Какие-то бандитские разборки, что ли? Может, он «Калекам»[2] насолил? Ник пожимает плечами: — Кто знает? Суть в том, что у Джо теперь отдельные покои и с остальными зэками во дворе он не толкается — на тридцать минут выходит подышать в гордом одиночестве. А тем временем его адвокат связывается с нужными людьми. Посыл такой: не сумеете отмазать Джо, пеняйте на себя. Ваше тайное станет явным. — Разве это возможно? — Билли думает, что вряд ли, даже если человек, которого Джо убил после покера, был плохим. — Смертный приговор отменят? Или какие-нибудь смягчающие обстоятельства придумают? — А ты молодец, Билли. На верном пути. Но я слышал, что Джо требует снять с него все обвинения. Видно, припас немало козырей. — Он думает, что сможет поторговаться и ему все сойдет с рук. — Говорит человек, которому все всегда сходило с рук, — со смехом замечает Ник. Билли не смеется. — Я убиваю людей не потому, что проиграл им в покер. Я вообще не играю в покер. И я никого никогда не грабил. Ник энергично кивает: — Знаю, Билли. Не в обиду. Ты валишь только плохих. Пей давай. Билли послушно пьет, а сам думает: два миллиона за один заказ. И еще он думает: в чем подвох? — Видимо, кто-то очень не хочет, чтобы Джо запел. Ник делает из пальца пистолет и наводит на Билли, словно тот высказал гениальную догадку. — В точку. Короче, со мной связался один местный воротила — ты с ним встретишься, если возьмешь заказ, — и сказал, что ему нужен самый крутой стрелок, лучший из лучших. По мне, это Билли Саммерс, без вариантов. — Ты хочешь, чтобы я убил Джо, но не в Лос-Анджелесе, а здесь? — Не я. Помни, я в этом деле посредник. Кто-то из местных, человек при деньгах. — В чем подвох? Ник расплывается в фирменной улыбке. Наводит на Билли очередной «пистолет». — Прямо к сути, а? Прямо к сути, мать твою! Только подвоха нет. А может, и есть, это как посмотреть. Понимаешь, на это уйдет много времени. Ты здесь… Он обводит рукой желтый дом и жилой район — под названием Мидвуд, как Билли выяснит позже, — а то и весь городок, что стоит к востоку от Миссисипи, прямо под линией Мэйсона-Диксона[3]. — …надолго. 4