Матери нелегко смотреть, как ее ребенок сталкивается с препятствиями, и абсолютно естественно, что она приходит на выручку и делает все возможное, чтобы помочь. Но в здоровых отношениях главная цель всегда – независимость. А из-за всей этой материнской помощи Стейси выросла с чувством собственной несостоятельности, всегда акцентируясь на слабостях, а не на поиске способов развития своих сильных сторон. Привитое дочери чувство «я не справлюсь сама» сдерживает ее и создает огромный пробел в уверенности, который вмешивающаяся мать спешит заполнить. Порой даже не осознавая этого, мать может получать такое удовлетворение от чувства гордости и своих полномочий, возникающих при «спасении» дочери, что она упускает из виду, что ребенок – живой человек. Как заметила Стейси, она стала проектом для матери, птичкой со сломанным крылом, которую всегда придется носить на руках. Чем больше они обе продолжали развивать свои отношения подобным образом, тем меньше шансов было у Стейси построить полноценную самостоятельную жизнь. Для Стейси мало что изменилось, когда она окончила школу. Мать убедила ее жить дома, посещая занятия в местном колледже, и подсуетилась с работой в своем агентстве недвижимости, когда Стейси провалила первый семестр и решила бросить учебу. Она держала свою дочь под защитным колпаком, не позволяя ей совершать собственные ошибки. А Стейси так и не научилась проявлять упорство, бороться с трудностями и подниматься после падения. Стейси: «Когда я устала от работы с мамой, наконец настал мой час. Меня совсем не интересовала недвижимость, и поездки по городу на просмотры объектов для продажи не были пределом моих мечтаний. Я устроилась в спортивный зал и стала работать персональным тренером, что всегда хотела попробовать. Там я познакомилась с парнем, одним из клиентов, и если коротко, то мы вскоре поженились. Я думала, что наконец заживу по-своему, и была очень счастлива по этому поводу. У нас было много общего, и нам было хорошо какое-то время. Но родился Тайлер, и у нас появились проблемы. Все началось с того, что я сказала мужу, что он мало занимается домом. Он воспринимал меня как должное и все чаще стал выходить из себя. По глупости я поговорила об этом с мамой. Конечно, она была на моей стороне, и чем больше я с ней говорила, тем меньше понимала позицию Марка. А мама все повторяла: “Просто возвращайся домой. Ты не обязана это терпеть”. В результате пузырь лопнул, и кончилось тем, что я дважды забирала ребенка и переезжала к матери. Она говорила, что мы можем оставаться сколько захотим, и помогала деньгами. Второй раз Марк был в ярости и сказал, что мы с мамой его достали. После этого мы так и не наладили отношения». Когда брак развалился, Бэверли вернула дочь под свое крылышко. У Стейси была черная полоса в жизни, но недавно она сообщила мне, что смогла преодолеть этот кризис. Брент, ее второй муж, понравился матери, и Стейси вздохнула с облегчением, когда та пришла на выручку с домом. Но надежды не оправдались. Хотя бы потому, что Брент чувствовал себя третьим лишним в этом взаимозависимом танго матери и дочери. А Стейси, столкнувшаяся с реальностью собственного желания угодить обоим самым главным взрослым людям ее жизни, застыла в нерешительности, что обычно и случается с дочерьми излишне вмешивающихся матерей. От кого она готова отвернуться: от матери или от мужа? Молодая женщина чувствовала, как ее разрывают на части, перетягивая в разные стороны, как канат, и борьба идет не на жизнь, а на смерть. Стейси: «Теперь, будучи уже взрослой, я понимаю, что большая часть моих главных решений в жизни основывалась на том, чтобы угодить матери, сделать ее счастливой. Я также осознала, что иногда ставила мать прежде мужа – это ненормально! Так получилось с первым браком, и сейчас на краю пропасти второй». Я заверила Стейси, что помогу ей отойти от края, но сначала она должна захотеть стать состоявшейся и отстаивающей свои права женщиной. Как многие дочери, опутанные своими матерями, она застряла в состоянии «наполовину ребенок, наполовину женщина». Лорен: учимся принимать неприемлемое Лорен, недавно разведенная сорокашестилетняя женщина, воспитывающая двух девочек-подростков и работающая брокером, пришла ко мне, так как тяжело переживала развод, все сложности жизни матери-одиночки и стресс на работе. Однако вскоре она обнаружила, что стресс идет из другого источника: по давней традиции ее мать игнорировала планы и личную жизнь дочери. Лорен: «В течение недели меня часто одолевает тревожное состояние, а к выходным оно усиливается. По субботам я обычно занимаюсь с детьми и вечером иду на свидание или встречаюсь с подругами. А вот в воскресенье… У нас с мамой есть одна традиция, существующая с давних времен, еще когда я была в браке. Мы вместе обедаем, а потом она остается до ужина. Мой отец умер от рака около восьми месяцев назад, а она так ничего и не поменяла в жизни. Она говорит, что живет только для меня и моих девочек. Она “как штык” приходит ровно в полдень. От одной мысли о приближающихся выходных меня начинает трясти. Тревожность наполняет меня уже в субботу утром, так что ее визиты портят мне все выходные. Она будто высасывает весь воздух из комнаты своей потребностью в психологической поддержке». Я попросила Лорен привести пример. Лорен: «Это случилось в прошлое воскресенье. Мама, конечно, уже пришла. Я являюсь членом общества, которое собирает средства для филармонии Лос-Анджелеса, и меня пригласили на совершенно потрясающее мероприятие, которое должно было там состояться. Я готовила на кухне, а мама как обычно шныряла по комнате и, конечно, увидела приглашение на моем столе. Я планировала пойти одна, потому что была уверена, что увижу там интересных мужчин, но поняла, что все пропало, когда она вошла в кухню, размахивая пригласительным билетом». Сьюзан: «Минутку. Почему она рылась в твоих вещах?» Лорен: «О, она это делала с самого моего детства. Полагаю, я привыкла к этому». Лорен добавила, что ее мать всегда настаивала на том, чтобы между ними не было «секретов». В общем и целом это означало отсутствие личного пространства. Лорен: «Не знаю, почему она так себя вела, но я часто слышала от нее: “Никаких секретов!”. Я не раздумывала об этом особо, когда была маленькой. Но поняла, насколько для меня это важно, когда в четвертом классе у меня появилась моя первая лучшая подруга Анна. Мы практически жили друг у друга, и однажды мы болтали о глупостях и хихикали, потому что ей прислал записку мальчик, который ей нравился, и я закрыла дверь. Через несколько минут мама распахнула дверь и громким неестественным голосом, как у воспитателя в садике, сказала: “Не закрывай дверь, спасибо большое!” Она зашла и стала рыться в пластинках, которые мы слушали, и в играх, в которые мы играли. А потом села на кровать и притворилась, что хочет присоединиться к нашей беседе. В конце концов я сказала, что мы поедем кататься на велосипедах, только чтобы удрать из дома. Мы с Анной посмеялись над этим, но она стала реже приходить. Я почувствовала себя такой маленькой с этим “не закрывай дверь”. В этом вся моя мама… Ее раздражало, когда я в детстве шла в ванную и не оставляла щелку, чтобы она могла “со мной разговаривать”». Границы между Лорен и ее матерью размывались не один год, и я сказала Лорен, что одним из первых ее заданий будет «отвыкнуть» от того, чтобы позволять матери, совавшей нос в жизнь дочери без приглашения и смущения, читать себя как открытую книгу. Лорен заявила, что в тот вечер, найдя приглашение в филармонию, ее родительница ни секунды не сомневалась, как надо действовать. Лорен: «Она говорит: “Отличный будет вечер. С тех пор как умер твой отец, меня больше не приглашают на такие интересные мероприятия. Ты знаешь, как я люблю быть в культурном обществе… Прошу, не лишай меня удовольствия”. А потом продолжает: “Разве не замечательно будет пойти вместе?… Знаешь, дорогая, только мы, девочки”. Она приобняла меня и сказала: “Я так счастлива, что у меня есть ты”. Она поймала меня врасплох, а я, глупая, сказала ей правду, что собиралась идти одна. Надо было сказать, что иду с кавалером, но мне трудно ей лгать… К тому времени меня уже заело чувство вины, и я не могла ей отказать, да и никогда не могла… Я взяла ее с собой, и вечер прошел паршиво. Она ни на шаг меня не отпускала. Ей только поводка не хватало. Я чувствовала, как она душит и манипулирует. У меня нет собственной жизни. Каждая частичка меня просит свободы, но я просто не могу сопротивляться. Что со мной не так, Сьюзан?» Я сказала Лорен, что с ней лично все в порядке, но вот ее отношения с матерью во многом неправильны. Она позволила матери поглотить свою жизнь и сейчас должна была учиться отказывать ей. Правила любви вмешивающейся матери Используя «близость» в качестве карт-бланша, вмешивающаяся мать распоряжается вашим пространством и временем. Она может прятаться за пустыми словами о неприкосновенности личной жизни, но сама же будет их нарушать. Она воспринимает себя вашей «лучшей подругой», поэтому полагает, что имеет право читать документы на вашем столе, просматривать ваш гардероб, приходить на ваши вечеринки, напрашиваться с вами в бар и даже заходить к вам без предупреждения. Ее вмешательство может быть еще масштабнее, если она вдова или разведена и, соответственно, страдает от печали, огорчения, злости, унижения или отвергнутости. Она ждет, что именно вы скрасите ее одиночество и компенсируете пробелы в общении, фактически заменив мужа. Она изобретает собственный язык любви, переплетая свою жизнь с вашей. И это не просто слова. Приглядевшись к тому, какая модель поведения скрывается под ее фразами «Я люблю тебя», «Мы так близки» и «Ты – моя лучшая подруга», вы обнаружите целый список условий, ограничений и правил, не имеющих отношения к любви, но подразумевающих стирание вашей отдельной личности. Для поглощающей матери любовь значит: • Ты – мое все, поэтому отвечаешь за мое счастье. • Ты не можешь жить без меня, я не могу жить без тебя. • Ты не имеешь права исключать меня из своей жизни. • Тебе непозволительно иметь секреты от меня. • Ты никогда не должна любить кого-то больше меня. • Если ты не хочешь того, что хочу я, ты меня не любишь. • «Нет» значит «Ты меня не любишь». По большей части ее любовь наполнена отчаянием, навязчивостью и запретами. Именно такую любовь вы знаете и ожидаете. Вы усваиваете, что любовь нужно заслужить, давая людям, что они хотят, нравится вам это или нет, и забываете о собственных желаниях и потребностях вместо того, чтобы понимать: любовь – это непринужденный обмен поддержкой, поощрением, благожелательным отношением, симпатией и возможностью свободно дышать. Излишне вмешивающаяся мать редко позволяет отношениям с дочерью выходить за пределы правил, которые диктует она. Для нее очень важно, чтобы ваши роли не менялись и вы не переросли свою готовность принимать полное поглощение матерью. Она изо всех сил держится за традиции, укрепляющие ее положение матери и ее власть над вашей жизнью, а «сохранение порядка вещей таким, каков он был всегда» дает ей чувство спокойствия, комфорта и собственной значимости. Традиции сами по себе, безусловно, не несут вреда. Повторяющееся поведение дает приятное ощущение чего-то знакомого и близкого. Например, обычай готовить индейку на День благодарения, регулярно ходить в церковь или планировать семейные посиделки по важным событиям – все это доставляет много радости, когда делается по собственному желанию. Однако если подобными вещами заниматься механически, руководствуясь чувством вины, то жизнь начинает казаться тюрьмой. Лорен: «Каждый вечер мне нужно отметиться у мамы и отчитаться за день. Она всегда расстраивается и обижается, если я пропускаю хоть один вечер, потому что занята, и мне проще позвонить, чем потом долго объяснять, почему я этого не сделала. Это обязанность, от которой нельзя отлынивать… Я обещала себе, что выскажу ей все и начну ставить рамки, но почему-то пальцы сами нажимают на телефоне кнопку вызова каждый вечер, и я возвращаюсь в старую колею». Почти невозможно отказать тому, с кем вы связаны такими традициями, а связь укреплена не только нормальной любовью, но и страхом, обязанностью и виной. Эта дьявольская комбинация – обычное дело для вмешивающейся матери, и от дочерей часто можно услышать такие фразы, как «Меня гложет чувство вины, если не сделаю то, что она хочет» или «Это обязанность, от которой нельзя отлынивать». Если верить, что смысл любви в том, чтобы делать другого человека счастливым любой ценой, то любить – значит отказать себе в праве на собственные желания. Следуя этому курсу в ваших отношениях, вы активируете страх, обязанность и вину. Страх, что вы потеряете любовь и расположение вашей матери. Чувство, что вы обязаны делать все, чтобы она была счастлива, потому что такова роль дочери. Вина в том, что каким-либо своим поступком вы можете задеть ее чувства или обидеть ее, в том, что выражаете собственные настоящие чувства, в том, что выражали недовольство и сопротивлялись давлению. Эта гремучая смесь – истинный суперклей, удерживающий дочерей рядом с их поглощающими матерями. Вмешательство – это палка о двух концах Каждая дочь, которую мы встретили в этой главе, говорит, что она злится, устала и мечтает избавиться от давления со стороны матери, но что же ее сдерживает? Почему она не может сказать «Хватит!»? Чего она так боится? Женщине может быть и двадцать пять, и тридцать пять, и пятьдесят пять по паспорту, но психологически дочери вмешивающихся матерей намного младше своего реального возраста. Более того, иногда возникает разительное противоречие между умной и эффектной женщиной снаружи и испуганной маленькой девочкой внутри, которую парализует глубинный страх, имеющийся у всех детей: если я отдалюсь от мамы, она перестанет меня любить, и я не выживу, если это произойдет. Дочери, которых не раз выручали, сталкиваются с дополнительными сложностями, ощущая неуверенность в том, смогут ли они продолжать свою жизнь без материнской помощи. Годы жизни в зависимости приучают считать подобные отношения нормой, и неосознанно дочери подписывают пожизненные договоры с матерями на передачу своей автономии и целых кусков взрослой жизни. В то время как здоровая часть вас нервничает и жалуется, вы можете дойти до того, что поверите: «Я не могу выжить без матери». Сталкиваясь с ее неодобрением или разочарованием, вы видите единственный правильный выход: сдаться вашей матери. Вмешивающиеся матери ловко используют чувство вины. Они часто собирают ваши проступки, выстраивают в одну шеренгу все неприятные ситуации и напоминают вам о них, чтобы убедить вас делать для них больше. И проделывают все это самым изящным образом. Они скажут: «Я очень рассчитывала, что пообедаю с тобой. Я расстроилась… Ты не сказала, что идешь на этот фильм, а ты ведь знаешь, что я тоже хотела на него сходить». Им не нужно повышать голос, иногда им не нужно вообще ничего говорить, потому что их дочери еще с детских лет уже научились интерпретировать значение материнского взгляда или позы. Матерям даже не нужно использовать чувство страха или долга, чтобы получить то, что они хотят, потому что дочери сделают что угодно, чтобы избежать чувства вины, подразумевающего: «Самое поганое чувство – что ты подведешь свою мать». Вы почувствуете себя злодейкой, если отмените обычную встречу с мамой ради сеанса массажа в конце изматывающей недели. Она запрограммировала вас верить, что, поставив себя на первое место, вы совершаете преступление, а попытка пропустить ланч с мамой, чтобы провести время с любимым или побыть наедине со своими мыслями, считается тяжким преступлением. Трудно распознать вмешательство, когда оно уже совершилось по отношению к вам. Ведь вы смотрели на это так долго, что оно стало вашей действительностью. Лишь с некоторого расстояния ваши взрослые глаза смогут увидеть реальность: чрезмерно нездоровый обмен эмоциональными зависимостями. Правда в том, что в таком подавляющем симбиозе нет роста и безопасности. И нет психологически взрослых людей – только вцепившиеся друг в друга испуганные дети.