Он смеется, перекинув полотенце через плечо. Дженджи был упрямым шестидесятилетним мужчиной с пивным животом, любящим ругаться и курить. Но мы с ним сдружились с самого первого дня, а остальное ушло на второй план. – Чего желаешь, Биш? Я указываю на пиццу, которую хочу заказать, и он принимается за готовку. Проверив телефон, я обнаруживая кучу уведомлений от этих идиотов. Нейт: Зачем? Джейс: Давненько мы там не были, Биш. Эли: А покурить будет? Кэш: Я могу привести Синди? Хантер: Кто такая Синди? Кэш: Цыпочка, которую я трахаю. Эли: Что, прямо сейчас? Кэш: Кто-нибудь, отведите этого ребенка в школу… Эли: Какого хрена ты называешь меня ребенком? На прошлой неделе я спал с твоей мамой. Брантли: Я соберу детей, и мы будем на месте. Я качаю головой. Чертовы идиоты. Все они. Сунув телефон в карман, я рассказываю Дженджи о ерунде, случившейся за год, расплачиваюсь и возвращаюсь к машине. – Имей в виду, – бормочет Татум, широко зевая. – Если я заражусь сальмонеллезом – это полностью твоя вина, Биш. Я фыркаю. – Не позволяй внешнему виду тебя обмануть. Внутри чище, чем в большинстве стриптиз-клубов за тысячу долларов, в которые мы ходим. – Хм, поразительно, – хихикает Татум себе под нос. Я с трудом представляю, что будет происходит завтра. Я храню столько тайн, что в конце концов накапливаются горы этих чертовых секретов. Но это единственный способ удержаться на плаву. Меня не покидает ощущение, что Нейт вот-вот съедет с катушек. Я не знаю, в какую игру Нейт играет с Татум, но вижу, как это выносит ей мозг. Кроме того, он все время пытается отмахнуться от своих чувств к Тилли, но мы никогда в это не верили. Легко сказать, что ты не любишь кого-то, когда этот человек не заставляет тебя взрываться от чувств, находясь рядом и дыша тем же воздухом, что и ты. Вот почему отношения на расстоянии всегда обречены на провал. Невозможность увидеть человека создает иллюзию того, что ваши чувства начинают медленно гаснуть, и рано или поздно вы задаетесь вопросом, существовали ли эти чувства вообще – как можно было так сильно влюбиться, а потом – пуф! – и все исчезло? Вы возвращаетесь к привычной счастливой жизни, а этот человек превращается в воспоминание. Пока вы не увидите его снова. Воздух между вами электризуется, глаза сталкиваются, как две кометы, проносящиеся по небу, и в этот момент ваш мир переворачивается с ног на голову. Гравитация исчезает, и вы снова падаете в тот же омут. Я мало знаю о родственных душах и всей той ерунде, которая так нравится людям, но я немного разбираюсь в связях, а это дерьмо никогда не врет. Промежуток между встречами может быть бесконечно длинным, и да, возможно, подсознательно вы выстроите щит, который даст вам ложное ощущение безопасности и заставит вас думать, что вы с самого начала не испытывали никаких чувств – все это легко сделать, находясь вдалеке друг от друга. Но, встретившись, вы почувствуете то же магнетическое притяжение, которое свело вас вместе в самом начале. Чтобы две души соединились, требуется секунда. Связи никогда не лгут, и поэтому, когда спустя некоторое времени их взгляды снова пересекутся, я чертовски уверен, что Татум крышка. Я выруливаю с парковки и везу нас в CK’s. Когда мы на месте, я вижу отразившийся на лице Мэдисон ужас. – Бишоп. Клянусь Богом, если я получу сообщение с очередной загадкой, я тебя убью. Я больше не играю в твои игры. Я усмехаюсь, потому что ее паранойя вполне обоснованна. – Выходи из машины. Я открываю дверь и потягиваюсь. На старой стоянке лежат мотки сена, разлетающегося от ветра, а от каждой проезжающей мимо машины поднимается облако застарелой пыли. Мэдисон выходит из автомобиля, держа в руках пиццу. – Ух ты. Как я могла не знать об этом месте? Я подхожу и забираю у нее коробки с пиццей. – Здесь мы тусовались, когда были детьми. Они закрылись много лет назад, никто толком не знает почему – их дела всегда шли довольно хорошо. Тат выбирается наружу, поправляя юбку. – Я сто лет здесь не была. Затем она открывает коробку с пиццей и берет кусок. Мэдисон с интересом рассматривает старый парк развлечений. Я следую за ее взглядом. У входа в парк располагается радужная вывеска с витиеватой надписью «Cranksy Klanksy’s Fun Park». На одинокой цепочке, охраняющей вход, висит табличка со словами: «Нарушители будут привлечены к ответственности». – Пойдем. Я беру Мэдисон за руку и иду ко входу как раз в тот момент, когда позади нас останавливается несколько машин. Открываются двери, и к нам подбегают Хантер и Эли. Выхватив у нас коробку пиццы под смех остальных парней, они углубляются в парк. Я закатываю глаза. Мэдисон поворачивает голову, выискивая глазами Татум, но та уже расположилась под рукой Нейта. Я качаю головой и вздыхаю. Он ходит по тонкому льду, если только он не был серьезен, когда сказал, что с Тилли все кончено. – Здесь безопасно? – спрашивает меня Мэдисон, пока я веду ее в глубь мрачного парка. Сегодня полнолуние, так что сейчас не слишком темно, и, кроме того, вокруг нас носятся парни с фонариками – точь-в-точь как стая гиен. – Ага. Я обнимаю ее за плечи и целую в голову. Положив коробки с пиццей на маленький столик, я беру одну коробку и киваю головой в сторону старого колеса обозрения. – Неа. – Она качает головой. – Нет, Бишоп. Я не увлекаюсь альпинизмом. Я ухмыляюсь. – Ты мне доверяешь? – Нет. Да. И нет, и да. Я подхожу к ней, чувствуя запах ее сладких духов, перебивающий застарелый мускусный запах заброшенного парка. – Что такое, котенок? Ты веришь мне или нет? Я наклоняю голову. Мой взгляд падает на ее губы – она проводит языком по нижней губе и слегка втягивает ее в рот. Я чувствую, как мой член начинает напрягаться. – Черт, – выругиваюсь я себе под нос, шагаю вперед и тяну ее в сторону колеса обозрения. – Обещай мне, что мы не полезем на самый верх. – Обещаю. Сегодня. В следующий раз, когда мы сюда приедем, я отведу ее наверх. Наконец она расслабляется и перестает сопротивляться моей хватке. Я пролезаю под цепью, и она следует за мной. – Бишоп… – предупреждает она, когда мы приближаемся к подвесным кабинкам. – Садись, котенок. Я залезаю туда первым. Кабинка раскачивается под моим весом, но я уверен процентов на сорок, что это безопасно. Мэдисон медленно ступает на толстый пластик. Когда он шатается, она визжит и запрыгивает мне на колени. – Ты чертовски милая. Я убираю прядь волос с ее лица, и она краснеет, слезая с моих колен и усаживаясь рядом со мной. Через несколько секунд я чувствую, как ее тело заметно расслабляется. – Не так уж и плохо, да? – спрашиваю я ее, изогнув бровь. Она смотрит назад, пробегая взглядом по ржавому металлу и старым петлям. – Наверное, ты прав. – В следующий раз мы полезем наверх. Она неуверенно бормочет. – Обязательно. Я снова смеюсь, но мой смех быстро стихает. – Скоро могут произойти плохие вещи, Мэди. Я поворачиваюсь к ней. Лунный свет освещает каждую черту ее лица. Ее пухлые губы, изящные скулы, слегка заостренный подбородок и густые ресницы. Две родинки у нее на лбу, которые я всегда замечаю. Она была самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел. В ней нет ни единого несовершенства, но больше всего мне нравится то, что она не замечает, насколько красива. Она никогда не выставляет это напоказ, как Татум, и никогда не пытается скрыть это, как Тилли. Она просто… Мэдисон. Она всегда была собой. То, насколько уверенно она чувствует себя в своем теле, вызывает страх и восхищение. Она смотрит прямо перед собой, убирая с лица пряди волос, развеваемые ветром. – Разве когда-то было иначе? – она быстро улыбается, а затем ее лицо становится серьезным, и она поднимает на меня взгляд. – Я не могу допустить, чтобы с тобой или с Деймоном, или с Татум, или с Нейтом, или… – Она смеется, качая головой. – Или с любым из Королей что-то случилось. Боже, Бишоп. – Она снова поднимает на меня глаза. – Список людей, на которых мне не плевать, чрезвычайно расширился. Это заставляет меня улыбнуться. Эти парни – мои братья, поэтому услышать, что их судьба ей небезразлична, было для меня большим облегчением. Я никогда в ней не сомневался, но в прошлом мы сделали ей много плохого. Я не знаю, нанесло ли это необратимый психологический ущерб. Думаю, время покажет, насколько глубоки эти шрамы – особенно те, под которыми красуются мои инициалы. Я прижимаю ее к себе. – Я знаю. Она кладет голову мне на грудь и сильнее ко мне прижимается. Она не была низкой, но по сравнению со мной казалась совсем крошечной.