— Могу отпустить только одну. Вторая останется, пока я не отплыву. Рин на такие условия не согласился. — Ты можешь отпустить их и оставить меня, — предложил он. — Думаешь, я поведусь на такое? Обменяю хилую девчонку на того, кто может оказать сопротивление? — Элберт захохотал. — Я вовсе не дурак. Не дурак настолько, что сам нашел способ договариваться с безлюдями. — Умница, — сухо сказал домограф. — Занесу это достижение в твое личное дело. Сразу после списка всего, что ты совершил. Рука Элберта дернулась, и лезвие ножа опасно надавило на горло. Офелия замерла, боясь пошевелиться. — Итак, один документ — одна девчонка. — Решимость в его голосе означала, что он не пойдет на уступки и спорить с ним бесполезно. — Равнозначный обмен. Или ты можешь отдать мне что-нибудь за вторую? Например, свой жетон домографа? Он бы пригодился, чтобы обосноваться в столице. Рин отказался, чем вызвал у Элберта кривую ухмылку. — Не сомневался, что ты не пожертвуешь драгоценной железкой. Что ж, детка, — он потрепал Офелию за плечо, — дядя домограф отказался тебя спасать. — Он хохотнул, потешаясь над своей колкостью, а затем снова обратился к Рину: — Ведь одна лучше, чем никого, верно? Забирай старшую. Ходят слухи, что она твоя… как там говорят… протеже? Рин был вынужден принять условия игры. Он бросил конверт с документами на пол и, поддев носком ботинка, перенаправил к Элберту. Тот приказал патлатому вскрыть конверт, а затем изучил бумаги. Убедившись, что все в порядке, он разрешил освободить Флори. Она попыталась снова возразить, потому что не желала оставлять Офелию, однако Элберт остался непреклонен. Он по-прежнему грозно нависал над пленницей, угрожая ножом. Он оставил ее, потому что она младшая: менее сильная и смелая, чтобы оказать сопротивление. Она нужна ему здесь, а Флориана, отчаянно желающая вызволить сестру, — там. Управляя ею, Элберт мог управлять и теми, кто хотел ему помешать. Офелия знала, что сестра сделает все возможное ради ее спасения. — Идите в порт, — заявил он, когда патлатый освободил Флори от пут. — Я отпущу девчонку, когда буду уверен, что вы не помешаете мне. — Напоследок Элберт бросил: — Даже не думайте нападать на баржу. В бочках яд. Если он попадет в воду, то у города будут проблемы. Так что лучше дайте мне спокойно отплыть, и тогда никто не пострадает. Домограф принял угрозу с каменным лицом, после чего поторопил Флори, застывшую в дверном проеме. Она помедлила, чтобы обменяться с сестрой взглядами. Офелия улыбнулась, и пусть жест совсем не соответствовал ситуации, подумала так: если это последний раз, когда они видят друг друга, то Флори должна запомнить ее улыбающейся. Какими они запомнили своих родителей. Элберт выжидал. Патлатый шелестел бумагами, рассовывая их по конвертам, и получал тычки за то, что так неумело обращался с ними. Эл считал, что документоведу позорно так медлить. «Поэтому у Общины дела не ладились», — раздраженно бросил он, наблюдая, как патлатый в очередной раз перебирает злосчастные бумаги, чтобы рассортировать их правильно. Судя по всему, Эл готовился к серьезной сделке и дико нервничал. Возможно, здесь он не мог рассчитывать на себя, и ему оставалось надеяться на помощь общинного документоведа. Когда с этим было покончено, Эл приказал подельнику развязать Офелию. Вместо ожидаемой свободы ей пришлось довольствоваться тем, что теперь она могла существовать отдельно от стула. Руки по-прежнему оставались стянуты веревкой, поскольку Элберт не собирался выдавать пленницу раньше времени. Офелия послушно шагала вслед за притворщиком через коридоры и повторяла себе, что вскоре этому безумию наступит конец. Элберт получит все, что хочет, и сбежит из города. Нужно всего лишь выполнить его требования и не препятствовать. Офелия надеялась, что остальные думают так же. Они вышли на улицу, остановились. Элберт хотел удостовериться, что все чисто. Теперь, когда цель была так близка, он не мог рисковать — и выверял каждый свой шаг. Дом-на-ветру стоял на вершине холма, и с высокого крыльца был виден Почтовый канал. От пирса их отделяли только канава, полная дождевой воды, да заброшенный сад. Сквозь листву деревьев Офелия разглядела баржу, пришвартованную у берега, и представила, что где-то там находятся ее сестра и друзья. От этой мысли на миг стало легче, но потом они направились к пирсу — и проблеск надежды померк под гнетом напряжения, которое витало в воздухе. Эл все еще держал нож наготове. Офелия уловила его тревогу и, сама того не желая, разделила с ним это чувство. Только вот заботили их разные вещи. Он хотел сбежать в столицу навстречу своему богатству — и переживал, чтобы план не сорвался, а она думала лишь о том, чтобы никто не пострадал. Они прошли сквозь сад по разрушенной каменной тропе. Ветви деревьев, унизанные каплями дождя, точно стеклянными бусинами, напоминали гирлянды — вроде тех, каким украшали сад в поместье Эверрайнов. Приятное воспоминание растаяло, едва мощеная тропа оборвалась у металлической платформы пирса. Офелия огляделась по сторонам — и наконец увидела их: встревоженную Флори, обхватившую себя руками; хмурого Рина, чей идеальный костюм контрастировал с растрепанными Дартом и Десом. Последним, очевидно, пришлось выполнять грязную работу: мокнуть под дождем и с кем-то драться. Они стояли у пирса, мрачно наблюдая за процессией, что появилась из сада. За их спинами мерно покачивалась на воде небольшая ржавая баржа — не самое подходящее судно для путешествия к богатству, но вполне пригодное, чтобы улизнуть из города незамеченным. Баржи, подобные этой, ежедневно курсировали по каналу, не вызывая ни у кого интереса. Элберт остановился в отдалении, оставляя безопасное расстояние для маневра, а может, просто понимая, что их силы неравны. Его «армия» состояла лишь из одного патлатого солдата, тогда как противников было четверо, пусть никто из них и не выглядел достаточно угрожающе. Несколько мгновений прошли в напряженном безмолвии. Обе стороны ждали действий друг от друга. Наконец Рин сделал шаг вперед, обозначив свою роль переговорщика: — Мы выполнили твои требования. Отпусти девочку. В ответ Элберт грубо притянул Офелию к себе и поднес к ее уху нож: — Отойдите от баржи. Они выполнили и этот приказ. Похоже, у них и вправду не было никакого каверзного плана по поимке Элберта. На их лицах читались беспокойство и растерянность. Люди, у которых есть план, так не выглядят. Притворщик устремился к барже, прижимая Офелию левой рукой к боку. С отвращением она поняла, что является не просто пленницей, а прикрытием на случай, если кто-то вздумает напасть. Никто этого не сделал, потому что риск был слишком велик. Элберт беспрепятственно добрался до судна и стал карабкаться по сходням, таща Офелию за собой. Прежде чем остальные поняли, что их одурачили, ее затянули на борт и швырнули прямо к бочкам. Осознав, что внутри них — убийственный яд, Офелия отползла подальше, попыталась встать, но тут же опрокинулась на спину от толчка. Под гул парового мотора, перерастающий в грозный рык, баржа стала медленно поворачиваться боком. Не успела она опомниться, как ее рывком подняли на ноги. Гвоздь саданул по колену, и сдавленный всхлип вырвался из груди сам собой. Элберт крепко держал ее за плечи. — Отпусти ее! — отчаянный крик Флорианы раздался совсем близко, но ее с сестрой разделяла вода и ржавый борт баржи. — Как скажешь, — небрежно бросил притворщик и грубо оттолкнул Офелию от себя. Со связанными руками она не смогла удержать равновесие и, перекинувшись за борт, плашмя рухнула в воду. Тело обожгло холодом и болью. Объятая ужасом, Офелия открыла рот, чтобы закричать, — вода заполнила горло. Связанные за спиной руки не оставили даже шанса сражаться. Стремительно опускаясь на глубину, она поняла, что тонет. В момент полнейшего отчаяния Офелия стала мысленно просить помощи — у того, кто был на берегу, в воде или на небесах, — и повторяла мольбу до последней секунды, пока не провалилась в черную бездну. Глава 20. Настоящий дом Флори почувствовала, будто ее сердце ухнуло вниз — вслед за сестрой, на самое дно. Не раздумывая, она бросилась в воду. Спустя мгновение рядом один за другим раздались три всплеска: парни прыгнули за ней. Вынырнув, она поплыла туда, где над темными водами вздымалась еще более темная тень баржи, за которой тянулся бурлящий хвост. Мгновение спустя Флори попала в этот безумный поток. Ее закрутило и швырнуло назад. Она хотела сжать губы, чтобы сохранить в легких хотя бы немного воздуха, но уже утратила контроль над собой. Тело будто налилось свинцом и перестало слушаться, а в какой-то момент ощутило толчок — мощнейший импульс. Со дна взметнулось мутное облако. Нечто громадное рвалось наружу сквозь толщу воды. Пришедшая из глубины волна ударила с такой силой, что отплывшая от берега баржа накренилась и едва не опрокинулась. Из бурлящей пучины показалась чешуйчатая спина, затем — бок, поросший ракушками и водорослями, с зияющими ранами в виде черных провалов. То, что Флори приняла за чешую, оказалось черепицей на округлой крыше, и тогда она узнала его — Озерный дом, безлюдя из городских легенд. В одном из оконных провалов стояли двое: балансируя на обломке балкона, Дес пытался удержать обмякшее тело Офелии. От мощного толчка, подобного взрыву, толща воды обрела совсем иную силу: подхватила баржу, словно щепку, и перевернула. Повсюду разлетелись бочки — одни разбились, другие скрылись под водой. Темное пятно стремительно растеклось по поверхности. Яд. Флори отпрянула, хотя понимала, что спастись от него невозможно. Она была так напугана, что не заметила, как рядом вынырнул Дарт и скомандовал: — Плыви к пирсу! Я помогу переправить Фе на берег. — Но яд в воде… — Бальзамик, Фло! Это бальзамический уксус. Голос Дарта подействовал отрезвляюще, и она поплыла, чувствуя, как тело слабеет, а в груди разгорается жар. Вода попадала в нос и горчила в горле, но Флори добралась до берега живой. Дарт оказался прав: в бочках был вовсе не яд. Ухватившись за деревянный столб, служивший для швартовки судов, она выбралась на пирс и, окинув взглядом Почтовый канал, поняла, что произошло. Элберт снова переиграл их. Он знал, что его будут искать, и подсунул обманку — ржавую баржу, начиненную бочками. Все это время судно с настоящим грузом ждало вдали: то, что можно было принять за отблеск фонарей на другом берегу, оказалось сигнальными огнями. Чтобы беспрепятственно добраться до него, Элберт сбросил Офелию за борт и отвлек их внимание. Его план сработал бы как надо, если бы не Озерный дом. Чешуйчатая крыша торчала из воды, будто часть затонувшего корабля, и сейчас его покидала выжившая команда: Дарт и Дес плыли рядом, толкая перед собой бочку, на которую положили Офелию. Ее тело, выгнувшееся дугой, казалось пугающе неподвижным. Когда они подплыли достаточно близко, Флори свесилась с пирса, чтобы помочь вытащить сестру. — Она наглоталась воды, — сбивчиво проговорил Дарт. — Справишься сама? Флори замотала головой. Ей никогда не приходилось спасать тонущих и уж тем более делать искусственное дыхание. Дарту пришлось вылезти на пирс, а Дес в одиночку поплыл обратно к перевернутой барже, откуда слышались всплески и возгласы. Пока их волновало спасение Офелии, Рин пытался помешать опальному лютену. Возможно, Рин действовал согласно Протоколу, но Флори не волновал его моральный выбор. Она забыла о нем спустя короткую мысль и сосредоточилась на Офелии. Дарт подхватил Фе как пушинку и, положив лицом вниз, надавил между лопаток, чтобы вода вышла из легких; затем перевернул на спину и проверил пульс. Флори, отчаянно сжимая запястье сестры, не уловила даже слабого трепыхания под холодной кожей. Дарт вздохнул полной грудью и, зажав Офелии нос, выдохнул ей в рот. Замер на несколько мгновений и снова припал к синеющим губам. «Ну, давай же, дыши, дыши!» — молила Флори, стискивая ее пальцы. И Офелия вдруг ожила, выгнула спину, будто воздуху в легких стало тесно, перекатилась на бок и закашлялась, выплевывая воду. Весь мир сузился до судорожного дыхания и дрожащего тела сестры. Флори обняла ее, прижала крепче, пытаясь согреть и успокоить. Слезы облегчения защипали глаза и хлынули по щекам. Когда Флори пришла в себя, Дарта рядом уже не было, а шум на воде стих. Она растерянно огляделась по сторонам. Судно так и осталось посреди канала, а в бледных огнях, освещающих берег, маячили чьи-то фигуры: они двигались быстро и хаотично, не позволяя сосчитать их. Внезапная вспышка ослепила ее. Прожектор направили прямо в лицо, Флори заслонилась рукой от яркого света и заметила приближающихся к ней людей. Под чеканным шагом пирс проседал и дрожал. Их было четверо — и все в форме следящих. Во главе шел бравый седовласый мужчина, который, приблизившись, громогласно представился: — Командир следящей гвардии Освальд Тодд. И хлопнул себя по правому плечу — как заведено у следящих при исполнении. Ту же фамилию в сопровождении того же жеста Флори слышала трижды. Освальд Тодд смерил их долгим суровым взглядом: — Сестры Гордер? Сердце заколотилось как сумасшедшее. Она крепче сжала плечи Офелии, пожалев о том, что не увела ее отсюда раньше. Мокрая одежда под порывами ветра превращалась в броню и вонзалась в кожу ледяными иглами. Флори с вызовом вскинула голову. Она больше не жертва, не беззащитная девочка с наивными глазами. Она не станет ждать нападения и ударит первой. — А где же Кормонд Тодд? Разве не он обеспокоен нашей судьбой? — выпалила Флори, вскочив на ноги. На миг в глазах командира мелькнул испуг. — Он отстранен от дел. Его даже в городе нет, — сухо ответил Тодд. Только двое — он и Флори — знали, что на самом деле скрывается за его словами. Тодд-старший до сих пор думал, что может приструнить сына, как много лет назад, когда Кормонд был ребенком: отобрать игрушки, поставить в угол — вот и все наказание. Будто бы он и не заметил, как отпрыск повзрослел, а его шалости и капризы приобрели опасные черты. Тодд-старший боялся, что Флори во всеуслышание заявит о том, какого ублюдка он вырастил. Нервы были на взводе, и она действительно сказала бы это, если бы ее не перебил другой следящий. Он заметил что-то в темноте и направил луч прожектора в ту сторону, нацелив револьвер на приближающиеся силуэты. Попав в пятно света, один из них рухнул на землю, будто испугался, что начнется стрельба. — Проверьте, что там, — распорядился Тодд, затем повернулся к Флори и пояснил: — Гленн сказал, что вам нужно подкрепление. Это значило, что служители правопорядка прибыли сюда не для отлова сироток, а по делу Элберта. Флори машинально скользнула взглядом по группе, которую окружили вооруженные следящие: узнала фигуру Дарта, взъерошенную шевелюру Деса, широкоплечего Рина и патлатого подельника Эла, но его самого не обнаружила. Ей стало не по себе. Неужели ему удалось сбежать? Она растерянно огляделась и заметила следящего. Отделившись от остальных, он тащил за собой мальчишку в мешковатой одежде: порванная рубаха болталась на его острых плечах, а штаны пузырились на коленках. Раньше притворщик подбирал одежду, маскируя свой обман, но сейчас он смог изменить только внешность, выбрав самый надежный вариант — облик ребенка. — Малец уверяет, что его похитили из Общины, — доложил следящий, держа его за шиворот. — И собирались утопить, — добавил мальчишка. Голосок у него был писклявый, дрожащий, жалобный. — Гнусная ложь! — Дес и здесь не упустил возможности вступить в спор. Командир Тодд проигнорировал его слова. Он был занят тем, что разглядывал мальчишку и растерянно чесал затылок, пока не подошел домограф. Не тратя время на пустые приветствия, Рин выпалил: — Это опасный преступник. И сейчас вы не помогаете, а лишь тянете время. — Ребенок? — изогнув бровь, переспросил Тодд, будто считал Рина сумасшедшим. Очередная уловка Элберта сработала. — Господин домограф, вы в своем уме? — Более чем, — сквозь зубы процедил он, сверля взглядом командира. — Позвольте мне доказать, что я прав.