Его голос пронесся по коже холодной волной, оставляя после себя неуютную дрожь удовольствия. – Нет. Я попятилась назад, не отрывая от Вишеса взгляда. Но он тут же шагнул ко мне, словно хищник, преследующий свою жертву. Потому что обладал таким же физическим и психологическим преимуществом надо мной. В любой момент я могла стать его добычей. А в том, что он меня сожрет, я не сомневалась. – Спроси, – выдохнул он, когда я уперлась спиной в противоположную стену. Он прижал ладони рядом с моими плечами, заключая меня в клетку. Я оказалась в ловушке, и не только физически. Я понимала, что не смогу улизнуть, даже если он отступит в сторону. – И чего же ты хочешь? Я судорожно вздохнула. Мне хотелось, чтобы он прекратил это. Вот только и сама сомневалась, что именно. Но что-то явно повисло между нами. Я чувствовала это. – Я хочу трахнуть тебя, глядя прямо тебе в глаза. Хочу видеть, как ты захлебываешься криком, пока я причиняю тебе такую же боль, какую испытываю каждый раз, когда замечаю твое чертово лицо. Я судорожно втянула воздух. И тут же взмахнула рукой, чтобы влепить ему пощечину. Но Вишес перехватил мое запястье, не давая ладони коснуться его щеки, и медленно покачал головой. – Ты должна заслужить право ударить меня по лицу, Цветок. И пока у тебя его нет. Цветок. Мое сердце забилось быстрее. Меня ужасало, насколько он влиял на меня. Казалось, каждое его слово оставляло после себя рану. В моем разуме. В моих мыслях. Вынуждая прокручивать вновь и вновь в голове. Но стоило ему признаться, что он хочет заняться со мной сексом… как что-то изменилось. Мы стояли так близко друг к другу, что я пьянела от аромата его тела и дури, и, боже мой, хотя мы ничего не делали, это казалось мне изменой. От отвращения к самой себе желудок сжался в узел. Я попыталась вырвать руку из его хватки и протиснуться мимо. Но Вишес не отпустил меня. – Спроси, чего я хочу, – снова приказал он. Его зрачки так расширились, что практически закрыли радужку. Он снова передвинулся, перекрывая мне путь и не давая уйти. Его пальцы продолжали стискивать мое запястье, и в глубине души мне захотелось ощутить, каково это – оказаться его жертвой. Хотя, казалось, я скоро и сама это узнаю. В этот момент колени наткнулись на кровать, а значит, охота закончилась. – Чего ты хочешь? – покорно спросила я, но не из-за его указки, а потому что мне хотелось узнать, какую гадость еще он мне скажет. И это пугало. К тому же попахивало распущенностью. И в этот момент я поняла, что просто обязана порвать с Дином. Мне вообще не следовало начинать с ним встречаться. – Я хочу, чтобы ты ответила на мой поцелуй, – прошептал он у самого моего лица, щекоча дыханием кожу. Так близко. – Но ты… Но он не дал мне договорить, прижимаясь губами к моим губам. Они оказались теплыми, сладкими и ощущались невероятно правильно. Не слишком влажными и не слишком сухими. А поцелуй вышел чувственным, страстным и отчаянным. Я почувствовала головокружение – и нехватку кислорода, – а затем ощутила, как его мускулистое тело подталкивает меня к краю кровати, а ноги вжимаются в матрас. Но я не собиралась изменять Дину, какие бы эмоции сейчас ни испытывала. Я не такая. Поэтому проигнорировала дрожь, пробежавшую вниз по позвоночнику, и резко повернула голову. Глядя в пол и поджимая губы, я прикрыла рот рукой, чтобы удостовериться, что он не попытается поцеловать меня вновь. – Убирайся из моей комнаты, Вишес, – не убирая дрожащих пальцев от лица, сказала я. Пришла моя очередь приказывать. Краем глаза я видела, как он пару мгновений пристально смотрел на меня. Он выглядел злым и… сбитым с толку? Впервые за все это время я причинила ему хоть какую-то боль, но это произошло лишь потому, что у меня не оставалось выбора. Я не собиралась становиться обманщицей. Но не желая причинять боль Дину, я, черт подери, причинила ее Вишесу. Спустя несколько секунд он пришел в себя. А затем наклонился ко мне. – Спроси меня еще раз, – с лукавой улыбкой на лице в третий раз потребовал он. Я закрыла глаза и покачала головой. Мне надоело играть в его извращенную игру. – Спроси меня, какой оказалась на вкус твоя сестра Рози, когда я поцеловал ее сегодня после того, как мы вышвырнули тебя из игровой комнаты. – Его голос ласкал, словно бархат, а слова обжигали, как яд. И я почувствовала, как застыло мое тело. Это ранило меня сильнее, чем все, что он произносил до этого, потому что я не сомневалась, что это правда. Правда, которой он, будто воображаемым ножом, резал мою плоть, причиняя боль. – И я отвечу тебе, Служанка. На вкус она оказалась, как ты… только слаще. Глава седьмая Вишес Настоящее время – Открыто. Служанка проскользнула в кабинет, поражая меня своим внешним видом. Она выглядела так, словно заблудилась в шкафу Кида Ричардса[8] и едва смогла унести оттуда ноги. Сегодня она надела леопардовые легинсы с дырками на коленях, черную футболку с надписью «Правосудие» (логотипом группы Justice, а не философским посылом), клетчатый плащ и ковбойские сапоги, а светло-пурпурные волосы практически полностью скрывала шапочка. В руке Служанка держала два стаканчика из «Старбакса». Сейчас она напоминала помощника генерального директора многомиллионной компании, как я – прима-балерину. И если таким образом она хотела показать мне, как ей плевать на все, то это сработало. – Привет. Она поставила один из стаканчиков из «Старбакса» мне на стол и подтолкнула вперед, пока тот не уперся мне в предплечье. Я покосился на него, а затем вновь перевел взгляд на экран ноутбука. – Что это за хрень? Я и сам не понимал, про что именно спрашивал – про ее наряд или напиток из «Старбакса». Сегодня Хэллоуин? Я на всякий случай открыл календарь. Нет. Я ничего не напутал, сейчас начало декабря. – Это твой кофе. А завтрак ждет на кухне. Она швырнула свою курьерскую сумку с изображением Харли Квинн на коричневый кожаный диван, стоящий в углу кабинета. Мне потребовались все мои силы, чтобы не швырнуть стаканчик с кофе в стену и не уволить ее ко всем чертям. А еще напомнить себе, что я нанял ее не из-за профессиональных качеств и чувства стиля. Я нуждался в ней, потому что собирался задействовать ее в своем плане, который так старательно готовил. Так что скоро она окупит все потраченные деньги на нее и шикарную квартиру. К тому же благодаря своим большим невинным глазам, она намного лучше подойдет для дачи показаний, чем мой бывший психиатр. Черт. Квартира. Стремясь уговорить ее взяться за эту работу, я пообещал много разного дерьма, которое сейчас необходимо уладить. Я втянул щеки, чувствуя, как у меня сводит челюсти. – Принеси мне завтрак, – прошипел я. – Нет, – откашлявшись и вздернув подбородок, спокойно ответила она. – Думаю, Ваше высочество, вам стоит отправиться на кухню и позавтракать вместе с вашими верноподданными. На мой взгляд, знакомство с коллегами очень важно. Ты в курсе, что там собралась половина этажа? А еще сегодня, как и всегда по пятницам, подают французские тосты. Она вздернула подбородок еще выше в ожидании моей реакции. Конечно же, я этого не знал. Но от одной мысли, что придется выйти из кабинета и провести время с незнакомыми мне людьми, все внутренности свело в агонии. Пока она смотрела на меня сверху вниз, я гадал, что же происходило в ее пурпурной голове. А еще меня интересовало, почему она выбрала этот цвет. Он совершенно не раздражал меня. И прекрасно подходил к ее округлому лицу и эксцентричному стилю. Она знала – ох, Эмилия ЛеБлан охренительно хорошо знала, – что с легкостью может поставить мужчину на колени, поэтому никогда не утруждала себя выбором красивых платьев и макияжем. Нет, ее сложно назвать пацанкой. И сегодня даже для нее самой она выбрала странный наряд. Но кажется, она никогда не укладывала волосы, да и выглядела так, как одна из городских нью-йоркских цыпочек, которые таскают с собой повсюду профессиональные фотоаппараты и фотографируют свои завтраки с сандвичами из «Pret A Manger», а затем выкладывают их на «Pinterest», искренне считая себя настоящими фотографами. И все же я достаточно хорошо знал Служанку, чтобы понять, что она не притворялась. Она действительно была художницей. Лучшей художницей из всех, кого я знал. – Вишес? – позвала она. Я захлопнул ноутбук и впился в нее взглядом. – Принеси мой завтрак. Если не хочешь приступить к уборке туалетов в наряде французской горничной. – Голос стал ледяным, что несколько успокоило мои нервы. А эта нахалка прищурилась, но не сдвинулась с места. Я уже и забыл, как трудно ее укротить.