Глава 2 Застегнув на ходу пиджак, я устремилась к моей «Ладе», припаркованной на стоянке у редакции. Несмотря на то что только что началась вторая половина апреля, погода напоминала конец предыдущего месяца, и люди терялись в догадках: где же оно, это нежное солнце, ласкающее молодую листву, которая только-только начинает покрывать ветви деревьев, где прозрачные, как хрусталь, полдни и лазурное небо? Я тоже недоумевала по этому поводу, хотя сегодня мне было некогда задаваться разными вопросами по поводу природного вероломства, так как предстояло докопаться до корней вероломства людского. А как вы думали? Любое убийство, не беру, конечно, в расчет романтическое противостояние Кармен и Хозе, является актом предательства. Интересная концепция? Кто-то, может, думает, что убийство требует от человека вдохновения и мужества, принятия на себя полномочий бога, решимости и силы… Пусть думает. Я считаю себя свободной от комплекса сверхчеловека и потому уверена, что больше силы, энергии и героизма требуется на то, чтобы сохранить жизнь, будь то жизнь человека или его брата меньшего. Я не оригинальна, скажете вы. Но ведь самое ценное в человеческой жизни, как правило, обычно и самое простое. Банальные истины, как это ни прискорбно, потому и выглядят непрезентабельно и затерто, что прошли немилосердную шлифовку огромным количеством серых будничных дней. Прошли и сохранили свою суть нетронутой, вечной, я бы сказала. Именно в этом и заключается их мнимая банальность, которая на моем языке присвоила себе эпитет «вечные». Вот такая философия сложилась в моей голове. Полная убежденности в собственной правоте, я остановилась у очередного светофора. Казалось, красный свет заело. Пешеходы уныло пересекали дорогу, недружелюбно поглядывая на колонну замерших автомобилей. Как-то равнодушно и отчужденно, словно нехотя, заморосил мелкий дождик, и прохожие пораскрывали зонты, также, впрочем, механически и отстраненно. Наконец моргнул зеленый, и я рванула с места. По обеим сторонам снова замелькали испещренные темной оспой дождя тротуары, стекла витрин, обезлюдевшие площади и нахохлившиеся остановки. Ателье Замуруева располагалось в трехэтажном доме, изнемогавшем от декоративной пышности барочного фасада. Набережная встретила меня угрюмой пустотой и сизой пеленой тяжелых туч, готовых обрушиться в Волгу. Припарковав машину неподалеку и, как всегда, забыв зонт, я ринулась к входной двери. В лицо ударил порывистый ветер, на глазах выступили слезы. Ателье занимало весь первый этаж, остальное пространство заполнили разнообразные конторы и фирмы. Синие и красные таблички предупреждали входящего об их существовании с характерным официальным лаконизмом. В дверном проеме я увидела недовольную физиономию угрюмого охранника. — Добрый день, я в ателье, — сунула я ему под нос мою визитку. Он бросил на нее не особенно любопытный взгляд и вяло кивнул. Его гигантское, тучное тело, водянистые глаза, напоминавшие мутные объективы, и дрябловатые щеки говорили о несокрушимой уравновешенности. Флегматичные жесты только дополняли впечатление. Я пронеслась мимо него со скоростью тридцать миль в час и, миновав облицованный гулким мрамором холл, свернула направо. Застеленный ковровой дорожкой коридор привел меня к двери, на которой была прибита бронзовая табличка с надписью: «Ателье. Замуруев А. П., Кожемякина В. Д., закройщики Поливанов С. И., Градецкая С.Р., цех готовой продукции». Фамилии шли сверху вниз. Я легонько постучала. Не получив отклика, толкнула дверь и переступила через порог. Мне открылась просторная комната, уставленная диванами и аквариумами разной формы и размеров. В глубине располагался овальный стол, за которым худощавая блондинка с резкими чертами лица и короткими топорщившимися волосами оживленно разговаривала по телефону. Она лишь краем глаза наблюдала за мной. Я сделала еще несколько шагов, ощущая под ногами ровную мягкость ковролина. Его синеватая расцветка гармонировала и с бежевой обивкой диванов, и с бледно-голубыми стенами, по которым, скрывая светлые кашпо, густо вилась кудрявая комнатная зелень. Здесь не было пальм, что приятно поразило меня. Тропическая растительность, заботливо рассаженная по кадкам зажиточными обитателями нашего скромного провинциального города, некогда казавшегося мне едва ли не Нью-Йорком, успела меня изрядно утомить. Словно несла на себе черты претенциозности и снобистского тщеславия своих хозяев. Я не пролетарий, нет, просто не люблю подражательной показухи и с трудом переношу людей, страдающих отсутствием собственного мнения и хорошего вкуса. — Добрый день, — непринужденно поздоровалась я с блондинкой, закончившей разговор по телефону и теперь вопросительно смотрящей на меня. — Добрый… — Она скептически улыбнулась и встала из-за стола. Было видно, что она не расположена вести беседу, но долг работника солидного ателье заставляет ее проявить минимум вежливости. — Вы по поводу заказа? — осторожно полюбопытствовала она, с недоумением рассматривая висевший на моем плече «Никон». — Ах нет, вы, наверное, журналистка. Я правильно угадала? В ее голосе послышался металл. Надо признаться, это очень шло к ее облику, отрывистым жестам, холодному испытующему взгляду и строгому, идеально сидящему на ее сухопарой фигуре костюму. Стальной цвет костюма и отсутствие украшений только усиливали впечатление «железной леди». Я поняла, что этого подозрительного цербера в юбке просто так не смягчить и не разжалобить. Надо разыграть небольшой спектакль. — Вы не далеки от истины в обоих случаях, — как можно любезнее сказала я. — Во-первых, я действительно пришла заказать кое-что, а во-вторых… — Присаживайтесь, пожалуйста, — не дав мне договорить, указала блондинка на диван у журнального столика. Я утонула в диванных подушках и, прежде чем успела рассмотреть экзотических обитательниц аквариума, прилаженного к белой колонне рядом со столиком, получила из рук секретарши несколько отлично изданных каталогов. — Галочкой отмечено, какие модели в наличии, — лаконично прокомментировала блондинка, — а вот последняя коллекция Алексея… Голос изменил ей, она с трудом перевела дыхание и отвернулась. — Вы знакомы с ней? — выдавила она из себя, усаживаясь рядом. — Частично, — равнодушным тоном произнесла я, перелистывая яркие глянцевые страницы. — Ну, это вряд ли вам будет интересно, — она перевернула сразу несколько страниц, — это для дам в возрасте, а это коллекция вечерних туалетов. — Она выжидательно посмотрела на меня. — Это меня, пожалуй, заинтересует, — улыбнулась я, фокусируя внимание на терракотовой шифоновой кофточке и палевой в коричневых листьях длинной юбке к ней, — по-моему, очень стильно… — У вас хороший вкус, — со знанием дела отметила блондинка, — а что вы скажете об этом? Она перевернула страницу и деликатно постучала зажатым между указательным и средним пальцами карандашом по фотографии манекенщицы с высоко взбитыми черными волосами. Простое темно-фиолетовое платье на тонких бретельках красиво облегало стройную фигуру девушки. Густой оттенок ткани выгодно подчеркивал прозрачную белизну рук и плеч модели. — Чудесно, — улыбнулась я, — восхитительно! Блондинка с некоторым недоверием посмотрела на меня, в то время как я всем своим видом изображала сумасшедший восторг. — Но боюсь, что к моим каштановым волосам пойдет что-нибудь… Вот, какая замечательная модель! Не заботясь о приличиях, я ткнула пальцем в другую фотографию, изображавшую не менее стройную и красивую девушку с меланхоличным, как мне показалось, взглядом ореховых глаз и блестящими, рассыпанными по плечам каштановыми волосами. — Господи, — вздрогнула я, — да это же та самая ведущая, как ее… Киселева, да-да, Марина Киселева! На ней была белая кофточка, открывавшая живот и завязанная спереди живописным узлом. Но изюминка туалета заключалась в том, что блузка выглядела как кофточка только спереди, сзади же вся спина была открыта. Блузка держалась на фигуре благодаря двум тонким перекрещивающимся на спине тесемкам. Брюки с разрезами до колен дополняли этот откровенный наряд. — Мне кажется, это слишком… слишком… — Блондинка недовольно поджала губы. — Хотя, — вспомнила она о коммерческом интересе ателье, — в некоторых случаях ничего лучше и придумать нельзя. Ох уж эти мужчины… Она снисходительно улыбнулась и покачала своей коротко стриженной головой. В этот момент дверь в правом углу комнаты распахнулась и на пороге появился светловолосый парень в джинсовом комбинезоне. В его левом ухе болталась серьга в форме католического креста, длинные барашки волос рассыпались по плечам. На ярко-синей майке виднелась часть какой-то английской надписи. Карие глаза парня удивленно уставились на меня. — Валентина Дмитриевна, можно вас на пару слов? — обратился он к блондинке. — Станислав, — всплеснула она руками, сразу лишившись маски злобного цербера и неожиданно обретя женственность, — как ты прошел, почему я тебя не видела? — Света все рассказала мне, — с оттенком горечи в голосе сказал Станислав. — Но мне нужно кое о чем спросить вас тет-а-тет. — Конечно, конечно, — засуетилась Валентина Дмитриевна. — Посмотрите пока сами, — извиняющимся тоном обратилась она ко мне, — я отойду на секундочку. — Пожалуйста, пожалуйста, — отозвалась я, принявшись как ни в чем не бывало листать каталог. Валентина Дмитриевна и Станислав торопливо прошли к секретарскому столу. Она села на свое место, он — по другую сторону овального гиганта, и они стали о чем-то напряженно и озабоченно шушукаться. Иногда до меня долетали отдельные слова, передававшие основной смысл разговора. Я примерно знала, о чем шепчутся «железная леди» и Станислав. Речь, вне всякого сомнения, шла о смерти Замуруева, человека, обеспечивавшего их хорошей работой. Мне довольно часто попадались фото Киселевой на страницах каталогов. Больше всего ей шло выражение задумчивой грусти или вызывающей пристальности, с которой она порой буравила взглядом смотрящего на фото. Но когда эта красивая шатенка улыбалась, меня не покидало ощущение какой-то холодной фальши. В общем, она казалась то милой и печальной, то соблазнительно-инфернальной. Улыбка подобно ядовитой змее скользила по ее губам, и горящий взгляд исподлобья вкупе с ледяной угрозой, притаившейся в углах рта, придавал ей застывшее очарование женщины-вамп. Пикантно смотрелась родинка над верхней губой. «С такой неординарной внешностью и умением быть всегда разной Киселева — находка для модельного бизнеса, — подумала я. — Такие красотки должны разбивать мужские сердца и править судьбами». Я незаметно повернула голову в сторону Станислава и Валентины Дмитриевны. Напряжение на их лицах уступило место какой-то туповатой рассеянности. По всей видимости, разговор подошел к концу. Пожав в очередной раз плечами и выпятив губы, Станислав встал с кресла и направился к двери, из которой появился. Проходя мимо меня, он одарил меня магнетически-вопросительным взглядом. — Вы у нас что-нибудь заказываете? — спросил он. — Именно, — суховато ответила я. — И Валентина Дмитриевна снабдила вас всей этой белибердой, — улыбнулся он, обнажая в улыбке крепкие белые зубы. У Станислава было скуластое лицо, крупный нос и волевой подбородок. «Такие, — подумала я, — должны нравиться неопытным смазливым дурочкам, но что касается меня… Мне подавай что-нибудь экзотическое!» И все-таки в интересах дела я решила воспользоваться симпатией, которую вызвала у Станислава. Его мягкий взгляд красноречиво говорил об этом. То ли еще будет, когда я, например, встану и этот кудрявый блондин сподобится милости оценить мои длинные стройные ноги! Я слабо улыбнулась своим глупым мыслям и тут же подняла полный наивности взгляд на Станислава. — А вы можете предложить что-нибудь лучше? — Каталоги не дают полного представления о модели, — снисходительным тоном сказал он. — Картинки есть картинки… — Ну, это ты зря, — расплылась в чарующей улыбке подоспевшая как раз вовремя Валентина Дмитриевна. — Конечно, всем мастерам свойственно это высокомерие… Она заволновалась, кашлянула и кокетливо посмотрела на Станислава. Как, эта конторская крыса ничем не отличается от молоденьких простушек? Ничем, что касается пристрастия к определенному типу мужчин? Я едва не засмеялась. Мне почему-то стало жаль Валентину Дмитриевну — такой несвоевременной и уязвимой показалась мне ее страсть… Нет, скорее любовь… или влечение, интерес к Станиславу. — Валентина Дмитриевна, а что, если наша очаровательная клиентка пройдет в цех готовой продукции и на месте, как говорится, ознакомится с имеющимися в наличии моделями, а? Станислав устремил на секретаршу жестокий по своей беззаботности взгляд. Надо было видеть, скольким трудам, какому героическому усилию воли была обязана ее вымученная улыбка, которую она все-таки сумела изобразить на своих изъеденных недовольством и скепсисом губах. — Как вам будет угодно, — изображая безразличие, пожала она плечами. Но голос выдал ее — он был обиженным и горьким. — Вот и чудненько, — обрадованно всплеснул руками и растекся в сладкой улыбке Станислав. — Пойдемте. Я понимала, что если поднимусь с кресла, то нанесу секретарше жестокий удар. Станислав тут же составит себе представление о моей классной фигуре. Так и случилось. Едва я поднялась, Станислав прошелся по мне профессиональным взглядом. Валентина Дмитриевна, изобразив на лице холодное отчуждение, деловито и замкнуто собрала каталоги и вернулась на свое рабочее место. Я последовала за Станиславом, радуясь возможности поговорить о Замуруеве не с язвительной мымрой, которая сейчас пялилась на экран монитора, а с симпатизирующим мне молодым человеком. У самой двери Станислав притормозил, галантно предоставляя мне право войти первой. Мы оказались в огромной, заставленной манекенами комнате. На манекенах были развешаны туалеты. У меня зарябило в глазах: разноцветные ткани, блестки, золотистые отделки, затканные серебром, усыпанные рубиновой и изумрудной крошкой лифы, сверкающие лазурью и жемчугом кофточки, металлические пряжки, украшенные драгоценностями аграфы, большие и маленькие брошки… Жалюзи были подняты, и все это великолепие, осветившееся невесть откуда появившимся солнцем, грозило ослепить меня. Около одного манекена суетились и ворковали две девушки. Одна из них придерживала манекен за деревянный стержень, торчавший из его шеи, другая пыталась создать из складок тонкой розоватой материи чудо гармонии. Лица последней я не разглядела: копна черных волос скрывала его, смазливая мордашка той, что придерживала манекен, была замечательна разве только выражением бездумной наивности. На девушках были мини-юбки, дополнением к коим выступали на одной — твидовый пиджак, на другой — бархатное болеро. — Наташа, Юля, — обратился Станислав к девушкам, которые при нашем появлении оторвались от своего занятия, — это наша будущая клиентка… — Он замялся, вспомнив, что не знает, как меня зовут.