До вечера времени было еще довольно, и полковник, отпустив гостя, приставил к нему седого с разрешением рассказать и показать все, что не попадает под гриф «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Владимир Валерьевич Донцов оказался мужиком конкретным – хоть и молчун, но на вопросы отвечал подробно и развернуто. Присели в местной столовой, и Данил, которого давным-давно уже интересовало появление в таких дебрях крупного поселка, наконец-то узнал историю его становления. Поселок возник не на пустом месте. До Начала это была компрессорная станция по перекачке газа КС-8[58] «Чикшинская» на газовом транзите «Бованенково-Ухта». Построена буквально накануне Войны, в двенадцатом году. Наладили быт, отладили оборудование, провели испытания, пустили… И полгода не проработала станция – ударила Война. Персонала тут было немного – человек тридцать, может, чуть больше. А территория огромная. И задел тоже немаленький – здания компрессорной станции, и, в частности, вахтового жилого поселка, позволяли разместить единовременно до семисот человек народу. Если потесниться. А потесниться пришлось. Станция стояла в тридцати километрах юго-западнее Печоры. А в восьми километрах к северу от города располагалась РЛС типа 5Н79 «Дарьял» – циклопическое сооружение, возвышающееся над тайгой на добрую сотню метров, первая из принятых на вооружение, радиолокационная станция, входящая в российскую СПРН, систему предупреждений о ракетном нападении. Ее щупальца протянулись на шесть тысяч километров за горизонт и позволяли контролировать воздушное пространство до северного побережья Аляски и Канады, полностью накрывая Гренландию и Исландию. Это было всевидящее око, которое стерегло наиболее ракетоопасное направление – северные границы, оберегая страну от удара самого заклятого и подлого врага – США. Первое, что нужно сделать с началом войны – ослепить противника. И в Печору прилетело достаточно, чтоб уничтожить «Дарьял». Что-то наткнулось на ПРО, что-то просто не долетело из-за ошибок позиционирования и упало в тайгу, но войсковой части №96876, персонал которой работал на РЛС, оставшегося хватило с избытком. Да и город тоже получил свое. Поселок газовиков, стоящий в стороне, не пострадал. И спустя какое-то время к нему по одному, по два человека, а то и целыми группами начали выбираться уцелевшие. Таковых набралось чуть больше полутора тысяч, из которых треть умерли в ближайший год от радиационных и химических поражений. Те же, кто выжил, и стали его населением, основав общину «самую крупную в энтом крае». И среди них было немало вояк из войсковой части, чтоб организоваться в вооруженные силы зарождающейся общины. Собравшись в общину, начали понемногу развиваться. Как сказал Владимир Валерьевич – перешли на хозрасчет и самоокупаемость. Работа нашлась всем. Облагораживали и перестраивали под собственные нужды станцию, заново осваивали город, часть и окрестности, работали в тайге, отыскивая единоличные хозяйства и налаживая связи – причем действовать старались не нажимом, а объясняя явную выгоду сотрудничества… На юг сначала малыми караванами, потом все больше и больше, пошли товары – и уж чем-чем, а изделиями народного промысла русская тайга очень богата… Словом, жизнь наладилась. А потом из дальнего выхода вернулся очередной караван, и бойцы рассказали о контакте с агрессивной группировкой – Береговым Братством. – Мы наверняка не единственные, с кем у них война. Слышали о Братстве и в Уральских бункерах, и в районе Вологды… Но слишком уж сильны. Караваны у них крупные, сопровождающих много, а в последние пару лет и того больше… Нам против них не бодаться. Все спасение в отдаленности и труднодоступности. – Подполковник говорил, что вы другими путями ходите. Через горы? – поинтересовался Добрынин. – По реке Печоре спускаемся до поселка Вуктыл. Там плацдарм, местное отделение, перевалочная база. Оттуда по тракту через болото до развязки с заброшенной КС «Вуктыл». Дальше поворот на восток через Уральские горы и перевал Пеленёр до поселка Приполярный. Это тоже наша перевалочная, последний форпост. И далее по тракту сначала на восток, потом поворот на юг. Первое поселение – Югорск, до Войны город был, сорок тыщ населения. А там уже на все четыре стороны, вся Сибирь наша. Ходим и в Челябинск, и в Тюмень, и до Орска добирались. Вот где-то там, кстати, и зацепились с Братством. – И больше врагов у вас нет? – Есть тут еще одна общинка… Уголовники местные. Колония раньше была на юг по тракту. Покусывают иногда. Или по сопатке получают. Когда как… На этом и все. – И какова же численность? Сколько сейчас людей? – Это надо у Евгенича спрашивать, он точный расклад даст. Но не меньше пятисот бойцов. – И все дома? – Да прям, – отмахнулся седой. – Дома хорошо если сотни две. А то и меньше! Остальные на выходах. Тороговля не должна останавливаться, мы с нее живем. – А техника хоть какая-то есть? – Есть немного. Тягачи – УРАЛы, КАМАЗы… Танкетки типа МТЛБ[59], с пяток БТР… – И впрямь немного… – пробормотал Добрынин. Седой развел руками: – Ну, сколько есть… Данил кивнул. Вот так и получилось. В поселке больше пяти сотен штыков – но на месте даже не половина. И Братство, подойдя оттуда, откуда не ждали, и ударив внезапно, очень быстро задавило общину превосходящими силами и техникой. Один только бронепоезд своей огневой плотностью общину газовиков превосходил… – А воинская часть? Все вытащили? – подумав немного, продолжал допрашивать он. – Или остались запасы? – А что – часть… Там же не мотострелки стояли. Радиотехнический узел для работы на РЛС. Что было из стреляющего и ездящего – все собрали. Я ж сам оттуда, начальником смены станции служил. Мало того, что оружие да технику – кучу всего остального, вплоть до стройматериала. Плиты из земли выдергивали! Все на нужды поселка. Как радиация спала, так и началось… – Начальником смены станции? То есть, присутствовал при начале Войны? – спросил Добрынин, которого, как человека, рожденного ПОСЛЕ, всегда интересовало начало Войны. А тут – живой свидетель! – Как все началось? Почему не отбились? – Я те щас расскажу, почему не отбились… – лицо Донцова вдруг скривилось в злобной гримасе, он в сердцах шваркнул ложкой в миску – и разразился полным гнева и горечи монологом. – Потому что в девяностые годы наши в жопу траханые Западом либерасты просрали все! Узел «РО-30» – это наш печорский «Дарьял» – единственный, кто на момент начала Войны в работе был! А должны были со всех направлений страну прикрывать! Узел «РО-7», Габала, Азербайджан – не использовался с декабря двенадцатого! А ведь какой объект!.. Полностью контролировалось южное направление! Саудовская Аравия, Иран, Ирак, Турция, Северная Африка, Пакистан, Индия! Большая часть Индийского океана, включая Австралию! Это ж… Это ж самое настоящее око! Видели все, все объекты размерами от футбольного мяча и больше! «Дарьял-У», Иркутск – недостроена! Долго стояла, демонтирована в одиннадцатом! То же и в Севастополе!.. В Енисейске порезали станцию, якобы, в связи с противоречиями договору по ПРО! Станцию порезали – а сам поселок бросили на произвол судьбы, без средств к существованию! Больше тысячи человек!.. С-с-суки!.. «Дарьял-УМ» – Рига – не достроена, взорвана в девяносто пятом! С ней вообще отдельная история… В девяносто четвертом наши ушли со станции – а через год приемная антенна была уничтожена америкосами! Причем, заметь – эти ублюдки настоящее шоу устроили, с фейерверком! Как же… это ж какой праздник был для них! Твари! Вот тебе и причины! Наши непримиримые друзья все делали – все! – чтоб страну разоружить и в грязь втоптать![60] Изнутри, украдкой, тихим сапом, исподтишка… И ведь все к тому и шло! Ну а теперь и сам видишь… Владимир Валерьевич вдруг замолк, тяжело дыша и оттирая со лба и шеи пот. Видно было, что он искренне переживал за свою страну, и Добрынину это очень понравилось. Угрюмый, молчаливый, но настоящим патриотом оказался. – Могу вас успокоить, Владимир Валерьевич. Америкосам не слаще, – дождавшись, когда он немного поуспокоится, сказал Добрынин. – В Ульяновске была община, которая полностью состоит из американских морпехов – заброшены аккурат перед самым началом. Я разговаривал с одним из них. Говорил, раз связи с домом нет, то и там тоже ничего живого не осталось. – Утешил, спасибо, – пробурчал седой. – Вот уж впрямь, знать что всему миру конец, не только нам, но и тем же пиндосам – и все, полное удовлетворение. Я ж не за то бешусь… Меня твари либеральные бесят, которые Западу готовы яйца лизать, а свою страну грязью поливать. Меня бы в вожди, как Сталина… я бы их всех собрал – и к стенке! Исполнить – и в яму. Свалить и заровнять, что ни следа, ни памяти не осталось… Добрынин кивнул. С этими словами он был абсолютно согласен. Не раз слышал от старшего поколения – и от деда, и от полковника… И он не понимал, как можно родиться в стране – и ненавидеть ее, свою Родину, дыша ядом и поливая грязью ее и живущих в ней людей, своих соотечественников. В его понимании это были даже не враги… Враг – это кто-то, чьи мотивы и поступки ты понимаешь. Тут все просто – вот враг, и он должен быть уничтожен. Ты или тебя. Все честно. Но вот эти… даже слово «предатель» – не про них. И нет такого слова, чтоб обозначить гнилое мерзкое нутро подобного существа. Не придумали еще. Этот разговор как-то очень положительно настроил его к общине газовиков. Владимир Валерьевич словно выступил от имени всей общины и заслужил полное его одобрение. Так что, ожидая вечера, Данил уже и не сомневался, что решение будет принято положительное. Он уже пустил ракету и в мыслях уничтожил группировку. Заочно. Вечером его никто никуда не пригласил. Добрынин, промаявшись в гостевой комнате общежития, куда после обеда привел его Донцов, к одиннадцати выбрался в холл и пристал к пожилой женщине-коменданту с допросом: прибыл ли уже глава поселка? Не прибывал. Задерживается. Велено вам, уважаемый гость, оставаться на месте и дожидаться. В ближайшее время все станет понятно. А лучше б ложились уже спать, утро вечера мудренее… Вон уже и Евгенич звонил, о вас справлялся… Данил покивал, вышел на улицу, побродить вокруг общаги, осмотреться и проверить забрезжившее подозрение… Но нет, никто ему не препятствовал, иди себе куда хочешь, в пределах жилой территории, конечно. Значит, никакого форсмажора, он по-прежнему гость, а не пленник. Вернувшись в номер, осторожно вышел на связь с ДШГ, благо расстояние все еще позволяло, и обменялся последними известиями. Описал местность вблизи поселка, предостерег о ДОТах и их вооружении… Мало ли, вдруг все ж понадобиться группу по тревоге подорвать. Будут знать, куда соваться. В ответ получил заверения, что информация принята. Ждут, скучают. Любят – это уже от Юки. А вообще – тишь да гладь. Если все тихо, чего ж тогда кипишь поднимать? Успокоившись, он разоблачился, залег – и беззаботно продрых до самого утра. Утром около восьми появился Донцов. Угрюмо извинился, сославшись на неотложные дела, поругал какого-то Петрищева за раздолбайство в дозоре. Отвел на завтрак. Данил на вопрос «А когда же?..» получил ответ: «Как только – так сразу…». – Задерживается главный. Сегодня к вечеру точно должен быть. Вот вечером совет и соберется. А до тех пор извиняй, придется в общаге посидеть. Ну или погулять можешь. Не возбраняется. На обед, кстати, сам – я после караула в отсып. Распрощались. Весь день Добрынин слонялся без дела. Поглядел на тренировку личного состава в спортгородке, побывал на стрельбище, заглянул в казармы. Пообедал. Даже поспал после обеда, чего с ним отродясь не бывало. Время тянулось медленно, тягуче, словно кишка Непутевого Тоннеля – вот уж верное сравнение… Проснувшись ближе к четырем, вышел на связь с ребятами. Там по-прежнему было тихо, разве что доложили о группе на двух броневиках и трех УРАЛах, выдвинувшейся из поселка через полчаса после вечернего сеанса связи. Добрынин принялся было расспрашивать, но подробностей особых не узнал. Ушла группа, куда – неизвестно. На север. Часам к шести наметилось какое-то шевеление. Сначала комендантша заглянула, осведомилась, как себя чувствует постоялец и готов ли к высочайшей встрече. Убедилась, что постоялец бодр и дышит нетерпением, ушла. Еще через час Владимир Валерьевич забежал. Предупредил, что на восемь назначено, и зайдет за ним начальник внутренней охраны поселка. Добрынин заверил Донцова, что с самого утра в ожидании. И уже около восьми, у крыльца – он видел его из окна своей комнаты – появился какой-то угрюмый неприятный субъект с погонами майора. Заметил торчащего в окошке Добрынина – и поманил его пальцем. Выходи, дескать. На совете в этот раз присутствовало побольше. Кроме подполковника Самохвалова, угрюмого начальника внутренней охраны и трех его подчиненных, Данил увидел заместителя по службе тыла и финансам подполковника Ивлева, высокого худого неприятно мужика, и, собственно, самого главу поселка – Сухорукова Петра Аркадьевича, плотного дядьку возрастом около шестидесяти. Расселись, сделали внимательные лица – и Добрынин еще раз рассказал все то же, что говорил уже подполковнику Самохвалову. – То есть, говорите, координаты вам известны? – уточнил Сухоруков. – Да, все верно, – снова подтвердил Данил. – Да что там… Это город Атырау на побережье Каспийского моря, Западный Казахстан. Сорок семь градусов, семь минут, ноль-ноль секунд северной широты и пятьдесят один градус, пятьдесят три минуты, ноль-ноль секунд восточной долготы. Если дадите мне кнопочку нажать – очень благодарен вам буду. – А как же вы к нам пройти смогли? Вы ведь, как мне сказали, с запада появились? По тракту шли? – Я знаю про Блуждающий Край, – кивнул Добрынин. – Дед Шаман говорил. Не знаю… как-то вот прошел. Да, двигался по тракту. Не тронула меня эта аномалия. Сухоруков задумчиво хмыкнул: – По тракту пройти там сложно… За эти годы оттуда всего-то пара торгашей просочилась. Вот если в обход, по тайге восточнее – тогда другой разговор. Ладно, предположим… А откуда, говорите, вам стало известно о наличии у нас «Тополей»? – Когда в двадцать пятом году мы работали в Казахстане – удалось взять заместителя начальника штаба группировки, подполковника Каракулова, – повторил свою версию Добрынин, начиная подозревать неладное. – Уже тогда они каким-то образом знали о наличии у вас МБР. Откуда – я не спрашивал. Тогда нас это не интересовало. Сухоруков и Самохвалов переглянулись, и глава поселка кивнул. Кажется и впрямь предварительное решение по этому вопросу было уже достигнуто, и Добрынина вызвали только лишь за тем, чтобы Глава самолично услышал его рассказ и посмотрел на пришельца. Ну, посмотрел… А решили-то что?.. – Ну вот что, молодой человек, – заговорил подполковник. – Все-то у вас складно и все-то у вас правильно… за исключением одной закравшейся неточности. Этот ваш Каракулов в двадцать пятом году еще не мог знать о том, есть ли у нас «Тополя». По той простой причине, что он о нас тогда и еще понятия-то не имел. Первый контакт с Береговым Братством случился в двадцать шестом, а до того мы о них и слыхом не слыхивали. Думаю, что и они о нас тоже. Вот это поворот… Данил сидел – и только глазами хлопал… Но как же так?! Профессор говорил про десять лет войны! Десять лет – это значит, первый контакт был в двадцать третьем! Именно на его словах Добрынин и построил свою версию рассказа! Или он просто элементарно перепутал года, ошибся?! Говорил – и сам верил в то, что рассказывает?.. – В общем так, – продолжал меж тем Самохвалов, внимательно следя за реакцией собеседника. – Исходя из всего вышесказанного, я делаю предположение, что вы просто врете. А почему? Зачем вам это? А затем, что вы, вполне может статься, засланный казачок от Братства. Опять же, и комбез у вас похожий, они такие же применяют, есть свидетели. Эта версия кажется мне вполне правдоподобной и очень даже вероятной. Дали левые координаты, рассказали интересную историю… вы что же думали – мы без проверки пустим ракеты в никуда? – Комбез – мой собственный, трофей. Координаты… можете проверять, – глухо ответил Добрынин. Он уже понял, что просто так его отсюда не выпустят, и в голове летела стремительная карусель вариантов. А хорошо сидит, прямо напротив Сухорукова, через стол… – Атырау. Западный Казахстан. Головная база группировки именно там. – Мы проверим, – кивнул подполковник. – ДРГ ушла почти сутки назад, вчерашним вечером. Теперь наверно уж в сотне километров отсюда. Свяжемся, передадим информацию. Месяц, чтоб добраться до места. Месяц – на обратную дорогу. Мы не торопимся. Если ваша версия подтвердится – отработаем ракетами. Если же нет… – он развел руками. – И вам, кстати, эти два месяца придется побыть у нас. Второй прокол подряд! Прийти бы сюда еще зимой – можно было б и два, и три месяца погостить! Глядишь, и впрямь ДРГ принесла бы подтверждение! Но кто же знал, что сложится именно так?! Как же неудачно-то все вышло!.. – Вы не торопитесь – зато я спешу. Братство, знаете ли, не только вам угрожает, – ответил Добрынин, поднимаясь на ноги. План эвакуации в голове созрел окончательно и высиживать тут больше смысла не было. Замки щелкнули, вставая в закрытую позицию… – Разрешите откланяться, господа. Трое у дверей одновременно рванули вверх стволы. Мазнув по ним взглядом – АШ-12, ничего себе ребята экипированы! – Добрынин, толкнувшись, боком улетел через стол, заваливая Сухорукова вместе с креслом и сгребая его в охапку. Автоматы охраны синхронно дудухнули – мимо. Стреляли туда, где он только что стоял, не успев среагировать на его смазанное скоростью перемещение. Мгновение, которое понадобилось охране, чтоб осознать промах, отреагировать и навестись, Данил использовал для приведения главы поселка в бессознательное состояние – врезал бронированной руковицей по макушке, но – в щадящем режиме, чтоб, не дай бог, череп не проломить. Сухоруков сомлел. Добрынин, толкнув обеими ногами кресло в сторону охраны, выиграл еще пару секунд – и, подхватив свою жертву подмышки, вздернул вверх. Попятился, перевалился через подоконник и спиной вперед, в каскаде битого стекла, вывалился из окна наружу. Приземлился мягко, спиной, на козырек над крыльцом – еще загодя приметил, не зря по поселку бродил, местность изучал. Заложник, оказавшийся сверху, вроде как тоже не пострадал, но от второго удара пришел в себя, замычал, забарахтался… Добрынин снова уговорил его кулаком. Сверху из окна что-то орали, стрельнули пару раз, но все в воздух. Кто же рискнет огонь по цели в такой ситуации открывать?.. Спрыгнув с козырька, Данил перехватил поудобнее тело, взгромождая его на загривок и прикрываясь от возможной стрельбы вдогон из окна, и дернул вдоль здания штаба до угла. Солнце село часа полтора назад и потому, оказавшись между зданием штаба и общагой номер один, Добрынин слился своим черным костюмом с окружающей теменью. Прожектора на вышках пока еще горели один через три, но это ненадолго. Как только дежурная смена сообразит и врубится в переполох – тут же зажгут в поселке все, что только можно. Значит, за это время нужно успеть. Куда? Да все туда же, к единственному и самому удобному пути эвакуации из поселка – говнотрубе. Иначе отсюда вряд ли вылезешь… – Зоолог – ДШГ! Зоолог – ДШГ! – нажав тангенту, забормотал он, одновременно пытаясь оценить состояние главы поселка. Жив вроде, дышит. Хорошо, может пригодиться еще. Да и вообще убивать его в планы не входило. Нормальный дядька, за свой поселок рубится. И не злой – другой бы на его месте давно уже в расход странного пришельца пустил… – Зоолог – ДШГ! На связь! Есть кто живой?! – Все жи… Все живы! – прорвался сквозь помехи голос Дедушки Витта. – Ты как там? Выстрелы, вроде, были?.. – Внимание, персоналу! Боевая тревога! Внимание персоналу! Боевая тревога! – загрохотал, казалось, над самой головой громкоговоритель – и Добрынин от неожиданности подпрыгнул. Ну все, пошла потеха! – Витт, времени нет! – торопливо заговорил он, не пытаясь даже понизить голос. – Подрывайтесь сюда! Нужно пошуметь! Подойдите на выстрел, отработайте с нескольких позиций, погасите прожектора! Больше прожекторов! Как понял меня? – Понял! Понял! Отработали – что дальше? – И уходите по тракту на север! Километра через три сверните в лес, ждите меня! – Принято! Отключился. Добрынин, поправив поудобнее груз на загривке, огляделся. На плац из общежитий уже выскакивали первые бойцы – значит, пора бы отсюда сваливать. Держать на север. Там, в северо-западном углу поселка, – сарай с люком в полу. И дедушка божий одуванчик. В прошлый раз он едва «черта» увидел – тут же скопытился. В этот раз, не исключено, будет так же. Хотя, может, и нажмет тревожную кнопку, кто его знает… Не повлияет ли это на последующие события? Да вроде как не должно… Бочком-бочком отодвинувшись до следующего угла, Данил замер на самой его кромке, оценивая следующий отрезок. Небольшая площадь, за ней – ровные ряды офицерских домиков. Один бросок – и он на той стороне. А там глядишь и затеряется! Оглядевшись и не заметив с этой стороны штаба ни единой души, стартовал, делая огромные скачки, стремясь как можно быстрее пересечь открытое пространство… и по закону подлости прожектора вспыхнули именно тогда, когда он оказался в самом центре! Яркий свет, ударивший в глаза, был мгновенно приглушен фотохромными линзами очков, и ему самому вспышка вреда не принесла – но откуда-то сбоку, издалека, сейчас же заорали в несколько голосов и раздался грохот очередей. Заметили! Куда ж вы стреляете, идиоты, здесь же Сам!.. Четыре гигантских шага – и он пересек, наконец, площадь. Вломившись в кусты живой изгороди, окружавшей этот офицерский рай, Добрынин пробил ее насквозь и снова оказался в спасительном сумраке. Сзади продолжали стрелять и орать, но похоже, снова в воздух, ибо мимо ничего не летело. Впереди – дорога между стоящих на железных трубах-сваях домиков. В домике справа вдруг распахнулась дверь и на крыльцо, торопливо заправляясь и застегивая ширинку, выскочил один из аборигенов в пятнистом полевом прикиде. Метнул взгляд направо, дернулся как ошпаренный – и заорал, причем в голосе явственно были слышны нотки самого настоящего ужаса. Твою ж мать, что ж вы тут все так чертей-то боитесь?.. Офицер уже дергал из кобуры на поясе пистолет. Рванул, вынося его вперед, и влепил пришельцу сразу три пули в живот. Наверняка что-то типа девять-восемнадцать – Добрынин даже не почувствова ничего. Скинув с плеч тело Главы, он толкнул его обеими руками от себя, отправляя в короткий полет на ствол противника – и, взлетев по ступеням, втаранил вояке кулачишем в голову. Человек кувыркнулся через себя. Забрав у аборигена, распластавшегося под дверью, макар, Данил, одним движением обшарив пояс, нашел второй магазин. Взял и его: тебе пока больше не понадобиться, а потом, может, новый выдадут… Дернул дверь в домик, заглянул, быстренько осмотрел одну единственную, но достаточно обширную комнатку. Пусто. Один живет?.. Втащил внутрь оба тела разом, тихонько притворил дверь – и вовремя: мимо домика в сторону штаба пробежали сначала двое, потом трое, потом сразу пятеро… Данил перевел дух – успел укрыться. Что теперь будут делать поселковые? Понятно что. Закроют выходы, людей в ружье, патрули – и начнут обшаривать дом за домом, здание за зданием. И если сейчас, в самое ближайшее время, ударит беглым огнем ДШГ, тогда любой мало-мальски стратег решит, что шпион был лишь инсценировкой для отвлечения внимания. А основной враг – он там, за периметром, атакует! Внимание переключится туда, бойцов перебросят на отражение внешней угрозы, и тем самым уменьшится их плотность на квадратный метр внутри поселка. Не будут ползать тут, как тараканы. А нам только того и надо… Угнездившись под окошком, он прикрыл шлем занавесочкой – типа маскировка, чтоб с улицы не заметил – и приготовился ждать. Дедушка Витт, получив приказ, мешкать не стал. Слышал, как на том конце заорало про боевую тревогу – значит, командир вляпался по самы помидорки. А в таких случаях порой секунда решает. Эх, бля, и бедовый же пацан!..