– Бекболат тогда сказал, что у генерала изначально людей было достаточно, – вспомнил Данил. – Внутренние войска, отдельный батальон разведки, штаб группы северных войск. Еще из Актау подтянулись. Итого – две тысячи штыков. Естественно, с оружием. Две трети – спецура. Вот он, готовый кулак группировки. И если командир молодой и энергичный – с такими силами можно наворотить… Химпоселок – скопище одноэтажных построек, разделенное улицами на ровные прямоугольники кварталов – встретил их тишиной. Кое-где в окошках посвечивало – в некоторых домах побогаче свет был электрический, во дворе тарахтел дизель, в большинстве же жгли что-то типа свечей, керосинок или масляных ламп; кое-где за заборами бухали лаем здоровенные собаки. Дворы тут, видимо в силу некоторой удаленности от центра, выглядели соответствующе: высокие заборы, каменные дома, узкие окошки-бойницы, иногда даже и закрытые ставнями. На некоторых – таблички, говорящие о наличии злобной собаки, на некоторых – и того круче: «Осторожно! Стрельба без предупреждения». Уличного освещения тем более не было, и диверсанты шли, посвечивая по сторонам реквизированными у патруля фонарями. – А здесь заставляют уважать частную собственность, – усмехнулся Ювелир, подсветив одну из таких табличек. – На отшибе живут. Охраняют себя, кто как может… – кивнул Добрынин. – На патрули, наверно, небольшая надежда… Словно возражая ему, вдали по улице вдруг показались и начали приближаться три фонаря. – А, нет, ошибся, – усмехнулся Данил. – Службу исправно несут… Встретились, разошлись. Патрульная тройка – пожилой мужик, тоже капитан, и два сержанта, при виде человека в боевом скафандре даже на плечо не пытались посветить. Просто кинули правую руку к виску в воинском приветствии и ушли дальше. – Сошли за своих, – оглядываясь, пробормотал Ювелир. – Значит чо… Встроились? – Замаскировались, – усмехнулся Батон. – Что там у нас дальше? Гляньте карту… Добрынин на ходу развернул сложенный вчетверо лист. – Какая-то хреновина под названием Кара-Депо, – вчитавшись, ответил он. – Такой же поселок. Дальше опять промзона, потом элеватор, за ним «НефтеМаш» – и сразу поворот налево, вдоль железки. И до северного КПП останется три километра. – Успеваем? – Если все нормально будет – с лихвой, – кивнул Данил. – Время – одиннадцать. Даже, думаю, пережидать придется… – До семи? – догадался Ювелир. – Да. В семь войдем через КПП, будто на отдых. Меньше вопросов… И сразу на водозабор. – Подходяще, – буркнул слева Батон. – До семи можно и отдохнуть. Что-то у меня предчувствия хреновые. Есть такая мысль, что улепетывать нам придется во все лопатки… В Кара-Депо встретили еще один патруль. Уже понимая, что ни малейших подозрений они не вызывают, Добрынин решился окончательно провериться. Остановил их, наладившихся было пройти мимо, ограничившись воинским приветствием, и задал офицеру, молодому старлею, ничего не значащий вопрос про дополнительные батарейки от фонаря. Якобы свои забыл, фонарь сдох… не найдется ли второго комплекта? Желая посмотреть на реакцию, предварительно представился все тем же подполковником Злобуновым. Парень, как и ожидалось, почти задеревенел и отвечал на вопросы четко и быстро, с лицом истукана: – Никак нет, товарищ подполковник. Второго комплекта нет. Не думал, что понадобится. – Да я понимаю, понимаю, – пробормотал Данил. – Ладно, товарищ старший лейтенант… свободны. Можете идти. – Интересно они на твой комбез реагируют, – задумчиво пробормотал Ювелир, когда старлей с бойцами исчез за спиной. – Этот, молодой, чуть из штанов не выпрыгнул, как тянулся… Такое впечатление, будто это не просто скафандр, но и знак власти… – Капитана ты слышал, так ведь? – спросил Добрынин. Ювелир кивнул. – Вот то-то и оно. Скафандр – это специальная боевая форма группировки. Доступен он только офицерам от майора и выше. И притом, это должен быть боевой офицер, а не какой-нибудь тыловик. Командир любой бригады, не важно, ударной ли, или охранной… разведка… спецы… Не многим в группировки он по штату положен. Вот и складывай два плюс два. Если офицер в унике – это для любого местного уже само по себе говорящий фактор. А тут целый подполковник. Ювелир хмыкнул и больше вопросов не задавал. Прошли элеватор. У развалин завода – того самого «НефтьМаш» – железнодорожная ветка под прямым углом поворачивала налево. Вместе с ней загибалась и колючка. Повернув, за полчаса неспешного хода добрались до микрорайона, помеченного на карте как «Береке» – и здесь решили встать на отдых. Забравшись поглубже, без особого труда отыскали заброшенный ветшающий домик. Внутри нашлось несколько кроватей, какое-то тряпье… Перетащив три кровати в самую большую комнату, устроили лежку, причем – в полном смысле этого слова. Завалились все трое – выставлять охрану было незачем. Правда, перед этим пришлось ответить возжелавшей поболтать комендатуре. Прошло без неожиданностей: пароль, отзыв, пара стандартных вопросов. Во время сеанса связи Данил отвечал через маску и немного пошуршал, чтоб создать легкую видимость помех. Впрочем, все прошло успешно – вряд ли связист знал голоса всех патрульных. Ориентировался на пароль-отзыв. Названы верно – значит, все хорошо. Ребята уснули сразу, а Добрынин лежал и думал. Отравить целый город. Людей, которые ни в чем не замешаны и которые умрут просто потому, что оказались не в то время и не в том месте. За компанию. Умрут для того, чтобы жило Убежище. Просто, как упреждающий удар… Или как наказание за то, что их отцы еще не совершили, но обязательно совершат. Мужчины, женщины… дети… Он нисколько не сомневался, что Юка создала препарат, который убивает быстро и безболезненно. Наверняка люди просто уснут и уже никогда не проснутся. Он видел, с каким усилием она переступила через себя – и сознавал, что это он заставил ее. И заставил не столько из-за любви к нему, сколько из-за тех самых слов, что он сам намешает отраву. Она испугалась. Испугалась того, что он мог бы по своему неведению создать… И потому сделала все сама. Чтобы прошло быстро и безболезненно. Впрочем, он понимал ее и нисколько не осуждал. Жалел. Женщине трудно идти против своего естества. Женщина – она прежде всего та, кто создает жизнь, а не отнимает ее. Это у мужиков война в крови. Войны всегда начинают мужчины, и участвуют в них в большинстве своем они. И очень часто – не останавливаются ни перед чем. История тому свидетель. Чингисхан, мстя за убийц своего отца, вырезал племя татар полностью – всех, чей рост был выше тележной чеки. Остальных угнал в рабство. А сколько было других войн, когда завоеватель поступал так же? То же самое собирался сделать и Добрынин – но не во имя завоеваний, а во имя мести. Он прислушался к себе – и понял, что ничего не чувствует. Ничегошеньки. Он не колеблясь исполнит то, что решил. Для него, человека, пережившего весь ужас потери родных и друзей, прошедшего путь длинной в долгие двенадцать лет, перенесшего и вытерпевшего столько, что хватило бы и на десяток жизней, окружающие словно поблекли… Он видел не человека, не индивидуальность – а толпу, некую серую массу, выделяя лишь тех, к кому был привязан или тех, кто мог быть ему полезен. Остальные же… Одним больше, одним меньше. Не он начал это. В начале всего был Паук. С него началось – им и закончится. В этот раз Добрынин не даст ему уйти. А все остальное… все остальное – это просто сопутствующие потери. Чужие потери. Это своих нужно беречь. Чужих – даже если они невиновны – беречь совсем не обязательно. Проснувшись около семи, все трое почувствовали себя неплохо отдохнувшими. Даже Добрынин, размышлявший накануне над нелегким вопросом и потому заснувший на полтора часа позже. В боевой обстановке организму для восстановления сил нужно меньше, чем дома, за закрытыми дверями, в безопасности. Пяти-шести часов вполне хватило. С Полковником, бывало, даже и того не спали – и ничего, работали как звери. К восьми они подошли к северному КПП. Постояв немного – не столько, чтоб набраться решительности, сколько для того, чтобы понаблюдать, как осуществляется процесс прохода, – двинулись вперед. – Спокойно. Не волнуемся, – вполголоса наставлял Добрынин. – Вы молчите, вам в разговор старших офицеров лезть не по уставу. Отвечаете только на прямой вопрос. Все остальное я сам. И это… пацаны… До сих пор – это были цветочки. Игрушечки. Окажемся за периметром – всё. Там уже серьезно. – Да мы знаем, – так же вполголоса ответил Ювелир. – Что ты, Серега, в самом-то деле… Северное КПП представляло собой большое здание из серого бетона, построенное под железнодорожным мостом. Сразу же было ясно, что строилось оно после войны силами строительных отрядов группировки, потому как аккуратно было вписано под мост и заполняло все пространство под ним, полностью перегораживая улицу. Три этажа, бойницы, огромные железные ворота, на подъезде – бетонные блоки в шахматном порядке. Слева от ворот такая же железная дверь с глазком, в данный момент открытая. Перед дверью несколько бойцов стоят, покуривают, общаются… Завидев скафандр – побросали окурки, развернулись лицом, вытянулись, козырнули. Добрынин кивнул, вернул приветствие и, чувствуя, как учащается сердцебиение, вошел внутрь КПП. Следом за ним молча топали Батон с Ювелиром. – Здравия желаю товарищ… – караульный у вращающейся рамки, затруднившись в опознании, замолчал, пытаясь отыскать признаки звания на левом броневом наплечнике скафандра. Из окошка напротив уже выглядывал офицер с погонами капитана. – Подполковник Злобунов, – рыкнул Добрынин. – …подполковник, – закончил караульный. – Товарищ подполковник. Ваш пароль? – капитан уже совал в окошко листок бумаги и карандаш. Данил, черкнув на нем непонятное слово «Атамбаев», вернул назад – и капитан, кинув быстрый взгляд, сверился с каким-то журналом на столе. Кивнул караульному, тот нажал кнопочку, и рамка, провернувшись, пропустила диверсантов на территорию Базы. – Все так просто, что даже не верится, – с облегчением выдохнул Батон спустя пару минут, когда КПП оказался в некотором отдалении за спиной и можно было общаться, не боясь быть услышанными. – Накаркай еще, дурила, – неодобрительно покачал головой Серега. Оттер ладонью лоб, на котором крупными каплями выступил пот… – Просто?.. Я до трусов пропотел, когда входили! Уф-ф-ф… Добрынин усмехнулся: – То же самое. Чуть адреналином не шваркнуло… – Вот интересно, а если б мы занервничали – что тогда? – пробормотал Денис. – Башку бы снесли и всего делов… – оглядываясь по сторонам, сказал Добрынин. – Так. Тихо все. Нам туда, – и он ткнул пальцем прямо вдоль улицы, которая заканчивалась автомобильной развязкой. – По развязке направо, по проспекту, потом налево, в частный сектор. И там по берегу реки до станции. Держим кулаки, чтоб удачно прошло. Улицы города внутри периметра КСП разительно отличались от тех, что были снаружи. Выметены дочиста, нигде ни следа прошлогодней листвы, ни единого окурка или клочка бумаги. Столбы – окрашены, бордюры – либо побелены либо подготовлены к побелке, ямы в асфальте – закатаны. За городом следили тщательно. И диверсанты скоро убедились в этом, увидев целую толпу людей в одинаковых серых робах, занимающихся уборкой: кто-то вскапывал газон, кто-то белил, красил, кто-то подметал… – Э-э-э… да они рабский труд используют, – негромко пробормотал Батон. – Гляньте-ка… Эти все одинаковые, как инкубаторские… А вон и охрана… – А ты что же думал, быть у воды – и не напиться? – удивился Добрынин. – Забыл?.. Пару лет назад караван шлепнули. И кого же там везли, не напомнишь? – Да помню я… – отозвался Батон. – Я думал, они транзитом… – Они как степняки в древние времена. Те тоже набеги на Русь практиковали – и гнали людей на юг и восток, в рабство. И себе оставляли, конечно же. А скандинавские племена с севера подпирали. Там тоже рабство было развито… Пока государство русское не окрепло, так и грабили, – сказал Данил, который давненько уже сравнивал Братство с новообразующимся, молодым и агрессивным государством. – А теперь нет России. И опять все… История циклична. – Ну мы-то справимся хоть с этими? – покрутил руками в воздухе Батон, похоже имея в виду Братство. – Мы будем очень стараться… – усмехнулся Данил. – Что, не заметил разве? Вот как раз и занимаемся… Свернув с проспекта, они по кривой узкой улочке частного сектора дошли до берега реки и здесь, наконец-то, увидели свою цель. Большое бетонное здание водозабора лишь на полкорпуса было утоплено в берег, остальная же часть находилась в реке. А над зданием, вырастая прямо из бетонного куба как гриб и нависая над рекой, торчала высокая водонапорная башня. Вокруг пустырь, подходы как на ладони, ближайшее здание местах в семидесяти. Самый удобный подход со стороны воды – подступая к станции вплотную по обеим сторонам, на берегу реки рос тростник и виднелись перепутанные заросли лозы. Добрынин, стоя перед сооружением, осторожно выдохнул. Дошли. Они у цели. Первый этап пройден. Второй – вылить отраву. Неужели он все-таки сможет отвести угрозу от Убежища?.. – Ну что, входим? – прервал его размышления Серега. – Давайте не тормозить, мужики. Еще ничего не закончилось. Работаем. Станцию огораживал высокий кирпичный забор с железными воротами и железной же дверью. Стукнув в нее бронированным кулаком, Данил шагнул назад, и рядом с ним, справа и слева, сейчас же встали Батон с Ювелиром. Чтоб открывший дверь сразу ухватил всю картину – и впечатлился. Теперь только вперед. Неожиданность, напор, вопросы, приказы – чтоб у дежурной смены остановиться и подумать времени не было… И впрямь впечатлился. Отворивший дверь молодой парнишка с погонами сержанта приоткрыл рот и заморгал – не ожидал визита столь высокого начальства. Секунда… вторая… третья… – Ну?! – рыкнул Добрынин, включая большого начальника. – Где ваше приветствие, товарищ сержант?! Тащитесь тут, на расслабоне! Морду о подушку совсем расплющили?! – Та… та… та… таварищ… – Подполковник! – Здравия желаю, товарищ подполковник! Дневальный по объекту сержант Абуталипов! – Кто дежурный?! – Дежурный по объекту прапорщик Лаврентьев! – Сюда его, быстро! – Есть! Сержант, рванув с места, зарысил в сторону бетонного куба станции. Диверсанты вошли внутрь, и Добрынин с грозным начальственным видом принялся осматриваться по сторонам, знакомясь с расположением. Всяко может произойти. Запомнить где и что – нелишне. Даже в какую сторону дверь открывается, тоже полезная информация. А то подорвешься вот так вот на выход когти рвать – и будешь дверь на себя дергать, вместо того, чтоб от себя пнуть… Впрочем, особо запоминать тут было нечего. Здание самой станции – прямо, четыре цистерны, стоящие вертикально – справа, слева – караулка, внутри которой через открытую дверь просматривались стоящие в ряд кровати. Кроме того, у станции стояли три тягача с цистернами и вокруг крайней, заправляя шланг в открытый люк, суетились два человека в серых робах. Лаврентьев появился не прошло и минуты. Выскочил из здания станции, застегивая на ходу верхнюю пуговицу на воротнике и шустро перебирая ногами, побежал к высокому гостю. За пять шагов до начальника, как и положено по уставу, перешел на строевой шаг, четко отбивая по бетонному покрытию, остановился, кинул правую руку к голове: