И теперь, приближаясь к металлическому кубу, Эдди снова почувствовал эту смесь тайны и злобной угрозы. По ногам и рукам побежали мурашки. Волосы на затылке вдруг встали дыбом, точно шейное оперение надувшегося индюка. Он ощутил, как его овевает все тем же еле заметным ветерком, хотя ни один листок на деревьях, окружающих поляну, даже не шелохнулся. Но он все-таки подошел к металлической двери (ибо это была та же дверь, только запертая, и для таких, как он, Эдди, она останется запертой навсегда – ради того ее здесь и поставили) и прижался к ней ухом, закрыв глаза. Ощущение было такое, как будто он с полчаса назад принял неслабую дозу ЛСД, и вот теперь зелье начало потихоньку действовать. Странные цвета расплылись в темноте перед его закрытыми глазами. Эдди почудились голоса. Они звали его из ветвящихся коридоров, словно из недр каменных глоток, – длинных таких коридоров, освещенных рядами трубчатых ламп. Когда-то эти электрические факелы изливали свое яркое свечение повсюду, но теперь они едва тлели тусклым голубым огнем. Он почувствовал пустоту… запустение… опустошение… смерть. Ровный гул механизмов не прекращался, но теперь в нем проскальзывал новый ритм, сбивчивый, грубый… или ему это просто почудилось? Какой-то отчаянный глухой стук в общем гуле, как аритмия больного сердца? И еще складывалось ощущение, что агрегат, этот звук издающий, пусть даже намного более сложный, чем тот, что был внутри у медведя, потихоньку выбивается из рабочего своего ритма. – Все умолкает в чертогах мертвых, – неожиданно для себя прошептал Эдди срывающимся слабым голосом. – Все – забвение в каменных залах мертвых. Узрите ступени, во тьму уводящие; узрите палаты, в руинах лежащие. Вот владение мертвых, где паутину прядут пауки и вращение светочей замирает, и светочи гаснут один за другим. Роланд рывком оттащил Эдди от двери, и тот уставился на стрелка невидящими помутневшими глазами. – Хватит, – сказал Роланд. – Какую бы гадость они туда ни напихали, она, кажется, выходит из строя, верно? – услышал Эдди собственный голос. Этот дрожащий голос доносился до него как будто издалека. Он все еще чувствовал силу, излучаемую металлическим кубом. И эта сила звала его. – Нет, – отозвался Роланд. – Ничто в моем мире сейчас не работает так хорошо, как эта, говоря твоими словами, гадость. – Если вы, парни, хотите остаться тут на ночь, придется вам обойтись без моего приятного общества. – В пепельных отблесках сумерек лицо Сюзанны казалось размытым пятном. – Я вас подожду за рощицей, там же и заночую. Здесь мне что-то не нравится. Не нравятся ощущения от этой штуковины. – Мы все заночуем за рощицей, – успокоил ее Роланд. – Пойдем. – Хорошая мысль, – заключил Эдди. По мере того как они удалялись от куба, гул механизмов начал понемногу стихать. Эдди буквально физически ощущал, как слабеет сила, его захватившая, хотя она по-прежнему манила, звала исследовать сумрачные коридоры, лестницы, уводящие в темноту, и палаты, в руинах лежащие, где паутину плетут пауки и огоньки на контрольных приборах гаснут один за другим. 29 В ту ночь Эдди опять снился сон. Он снова шагал по Второй авеню к магазинчику деликатесов «Том и Джерри», что на углу Второй и Сорок шестой. Из колонок у музыкального магазина, мимо которого он проходил, неслась песня «Роллинг стоунз»: Я вижу красную дверь и хочу ее выкрасить в черный, Никаких больше красок, я хочу, чтобы все стало черным, Мимо проходят девицы в ярких летних цветах, Я верчу головой до темноты в глазах… Он пошел дальше. Мимо магазина «Твои отражения», что между Сорок девятой и Сорок восьмой. Увидел свое отражение в одном из зеркал на витрине и подумал, что выглядит очень неплохо, намного лучше, чем в последние несколько лет, – патлы, правда, чуть-чуть отмахали, но в остальном вполне даже прилично. Загорелый, подтянутый парень. Вот только прикид… м-да, ребята. Этакий яппи[6]. Синий блейзер, белая рубашка, темно-красный галстук, серые костюмные брюки… у него в жизни такого нарядца не было. Кто-то потряс его за плечо. Эдди попытался зарыться поглубже в сон. Ему не хотелось просыпаться сейчас. Сначала он собирался дойти до «Тома и Джерри», открыть своим ключом дверь и еще раз прогуляться по полю роз. Ему хотелось увидеть все это снова: бесконечный багряный простор, синюю арку неба, белые облака, похожие на плывущие в вышине корабли, и Темную Башню. Да, он боялся тьмы, что жила внутри этой таинственной небывалой колонны, – тьмы, алчущей поглотить любого, кто отважится подойти слишком близко, – но все равно он хотел посмотреть на нее еще раз. Ему было нужно увидеть ее. Но рука, что трясла его за плечо, не исчезла, как он очень надеялся. Сон начал тускнеть, запахи выхлопных газов на Второй авеню растворились в дыму костра – теперь уже слабом, потому что костер почти догорел. Разбудила его, как выяснилось, Сюзанна. Эдди сел и обнял супругу одной рукой. Они устроились на ночлег на дальней окраине ольховой рощи в пределах слышимости ручья, что журчал на поляне, усыпанной костяной пылью. Роланд спал по ту сторону круга из тлеющих угольков, что остались от выгоревшего костра, – спал беспокойно. Отбросив в сторону одеяло, он лежал, подтянув колени едва ли не к самой груди. Он снял свои тяжелые ботинки, и его голые ступни казались бледными, узкими и беззащитными. На правой ноге недоставало большого пальца – его отхватило омарообразное чудище, искалечившее Роланду еще и правую руку. Он что-то бормотал во сне, повторяя снова и снова одну невнятную фразу. Вскоре до Эдди дошло, что это та самая фраза, которую Роланд пробормотал тогда на поляне, где Сюзанна пристрелила медведя, прежде чем потерять сознание. Тогда иди – есть и другие миры, кроме этого. Роланд на мгновение затих, а потом вскрикнул, зовя парнишку по имени: – Джейк! Где ты? Джейк! Столько отчаяния, столько горечи слышалось в этом крике, что Эдди даже стало жутко. Он еще крепче обнял Сюзанну и прижал ее к себе. Она вся дрожала, хотя ночь была теплой. Стрелок перевернулся на спину. Звездный свет отразился в открытых его глазах. – Джейк, где ты? – спросил он, взывая к ночи. – Вернись! – Господи, Сьюз… он, по-моему, опять тронулся. Что будем делать? – Не знаю. Но ты как хочешь, а я не могу больше все это слушать. Он как будто не здесь. Вообще нигде. Вдали от всего. – Тогда иди, – пробормотал Роланд, снова переворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди, – есть и другие миры, кроме этого. – Он на мгновение умолк, а потом грудь его всколыхнулась, и стрелок выкрикнул имя парнишки долгим, леденящим кровь воплем. Где-то в лесу раздался сухой шелест крыльев: это взлетела птица и устремилась подальше – туда, где тихо. – Есть какие-то соображения? – В широко распахнутых глазах Сюзанны блестели слезы. – Может быть, надо его разбудить? – Я не знаю. – Взгляд Эдди упал на Роландов револьвер, единственный, у него оставшийся, который стрелок носил на левом боку. Он лежал, убранный в кобуру, на аккуратно сложенной шкуре рядом с Роландом, так чтобы до него было легко дотянуться. – Мне кажется, я не решусь, – добавил он через силу. – Он, наверное, сходит с ума. Эдди кивнул. – Что же нам делать, Эдди? Что делать? Эдди не знал. Как-то раз антибиотики из его мира помогли стрелку, остановили обширное заражение, вызванное ядовитым укусом омарообразного гада; теперь Роланд снова страдал от обширного заражения, только Эдди не думал, что в природе существует такое лекарство, которое может его исцелить на этот раз. – Не знаю, Сьюз. Ложись рядом со мной. Обнимая Сюзанну, он укрылся меховой шкурой, и вскоре дрожь ее прекратилась. – Если он сходит с ума, он может наброситься на нас, – тихо проговорила она. – Я тоже об этом думал. – Неприятная эта мысль ассоциировалась у него с образом медведя с его красными, налитыми злобой глазами (хотя в самых глубинах тех алых провалов мелькнуло замешательство, или Эдди это только показалось?) и смертоносными когтями. Эдди опять бросил взгляд на заряженный револьвер, лежащий так близко к здоровой руке Роланда; вспомнил о том, с какой скоростью Роланд извлек его из кобуры, отражая атаку механической летучей мыши, – так быстро, что Эдди и не заметил движения. Если стрелок помутится рассудком и если безумие его изберет своей целью их с Сюзанной, шансов спастись у них точно не будет. То есть вообще никаких. Эдди прижался лицом к теплой шее Сюзанны и закрыл глаза. А вскоре Роланд затих. Эдди приподнял голову и оглянулся. Роланд как будто заснул. И выглядел как обычно. Сюзанна тоже спала. Эдди нежно поцеловал ее в мягкий холмик груди и снова закрыл глаза. Нет уж, приятель, держись. Сегодня ты долго еще не заснешь. Но эти два дня они топали без передыху, и Эдди смертельно устал. Его уносило… куда-то… прочь. Обратно в тот сон, думал он, улетая. Хочу туда… на Вторую авеню… обратно к «Тому и Джерри». Хочу снова туда. Однако сон не вернулся в ту ночь. 30 На рассвете они быстро позавтракали, перепаковали и перераспределили поклажу и вернулись на клиновидную поляну. В чистом утреннем свете она смотрелась не так угрюмо, но все же все трое старались держаться подальше от металлического куба с предупредительными желто-черными полосами. Если Роланд и помнил что-нибудь из дурных снов, что донимали его в ту ночь, виду он не подавал. Обычную утреннюю работу он выполнил, как всегда, молча, пребывая в этакой флегматичной задумчивости. – Отсюда нам надо идти по прямой… Как ты думаешь это осуществить на практике? – спросила Сюзанна стрелка. – Если легенды не врут, то проблем быть не должно. Помнишь, вчера ты спросила о магнитных полях? Она кивнула. Порывшись в своем кошеле, Роланд достал небольшой квадратик из старой кожи с длинной блестящей иголкой, продетой посередине. – Компас! – воскликнул Эдди. – Нет, ты точно разведчик! Роланд покачал головой. – Нет, это не компас. Я знаю, конечно, что такое компас, но в последний раз я его видел несколько лет назад. Я узнаю направление по солнцу и звездам. Даже в нынешние времена этот способ меня не подводит. – Даже в нынешние времена? – нервно переспросила Сюзанна. Роланд кивнул. – Стороны света тоже меняют свое положение. – Господи, – выдохнул Эдди, пытаясь представить себе такой мир, где север тихонько сдвигается на восток или на запад, но у него ничего не вышло. Его даже чуть затошнило, как с ним бывало всегда, когда он смотрел вниз с большой высоты.