– Мальчик, – сказал Роланд, глядя на нее невидящими глазами. – Это мальчик. Всегда мальчик. – Какой мальчик? – Эдди в отчаянии перешел на крик. – Какой мальчик? – Тогда, значит, иди, есть и другие миры, кроме этого, – сказал Роланд и потерял сознание. 11 В ту ночь они долго сидели без сна у большого костра, разведенного Эдди с Сюзанной на поляне, которую Эдди именовал «наше стрельбище». Открытая с одного края, эта поляна не подошла бы для зимнего лагеря, но сейчас, когда в мире Роланда по-прежнему царило лето, здесь вполне можно было расположиться. Ночное небо выгнулось над их головами черным сводом, испещренное даже не звездами, а целыми галактиками. Прямо на юге, на той стороне реки тьмы, в которую превратилась теперь долина, Эдди увидел Древнюю Матерь, встающую над далеким невидимым горизонтом. Он покосился на Роланда. Тот сидел, съежившись, у костра, кутаясь в три меховые шкуры, хотя ночь была теплой, а пламя жарко разгорелось. Рядом стояла тарелка с нетронутым ужином. А в руке Роланд сжимал кость. Эдди опять посмотрел на небо, вспоминая легенду, что рассказал им с Сюзанной стрелок за долгие дни перехода от пляжа по холмам, а потом – по дремучему лесу, где они теперь обрели временное пристанище. Еще до начала времен, рассказывал Роланд, Старая Звезда и Древняя Матерь – оба юные, страстные и влюбленные – сочетались браком. Но однажды они разругались, и ссора эта была ужасна. Древняя Матерь (которая в те незапамятные времена звалась своим настоящим именем – Лидия) застала Старую Звезду (а его настоящее имя – Апон) с прелестной юной девой по имени Кассиопея. Это был настоящий семейный скандал со швырянием посуды, выцарапыванием глаз и тасканием за волосы. Один из брошенных в запале глиняных горшков стал Землей; отбитый черепок – Луной; уголек из их кухонной печи – Солнцем. В конце концов боги вмешались в драку, пока Апон и Лидия, ослепленные гневом, не уничтожили мироздание, которое только еще зародилось. Кассиопею, бойкую красотку, из-за которой, собственно, и началась вся эта заваруха («Ну да, – ввернула тогда Сюзанна, – всегда виновата женщина»), изгнали, положив ей отныне и присно качать небесные качели, сотканные из звезд. Но даже такая крутая мера проблемы не разрешила. Лидия готова была простить и начать все снова, но в упрямом Апоне взыграла гордость («Ну да, – высказался тогда Эдди, – во всем виноват мужик»). Так они и расстались, и теперь суждено им вечно смотреть друг на друга, исходя ненавистью и томлением, через звездную бездну, в которую рухнуло их супружество. Уже три миллиарда лет, как их не стало, Лидии и Апона, она превратилась в Древнюю Матерь, он – в Старую Звезду. Она – на юге, а он – на севере, и оба тоскуют, и оба стремятся друг к другу… но оба слишком горды, чтобы первыми сделать шаг к примирению… а Кассиопея качается на своих звездных качелях, качается и смеется над ними. Эдди вздрогнул: кто-то легонько коснулся его руки. Сюзанна. – Надо бы разговорить его, – сказала она вполголоса. – Пойдем? Эдди отнес ее к костру, осторожно опустил на землю рядом с Роландом по правую руку, а сам уселся по левую. Роланд поднял голову, сначала взглянул на Сюзанну, потом – на Эдди. – Как вы близко, однако, ко мне подсели, – заметил он. – Прямо любовники… или тюремщики. – По-моему, тебе пора кое-что нам рассказать. – Грудной голос Сюзанны звучал чисто и мелодично. – Если мы, Роланд, тебе друзья – а так, наверное, оно и есть, нравится это тебе или нет, – то пора уже относиться к нам как к друзьям. Скажи нам, что с тобой происходит… – …и чем мы можем тебе помочь, – закончил за нее Эдди. Роланд тяжело вздохнул. – Я даже не знаю, с чего начать. У меня так давно не было ни друзей… ни чего-то, что я мог бы им рассказать… – С медведя начни, – подсказал Эдди. Сюзанна подалась вперед и прикоснулась к челюстной кости, которую Роланд держал в руках. Эта штука ее пугала, но она все равно прикоснулась к ней. – А закончи ею. – Да. – Роланд поднял кость на уровень глаз, пару секунд посмотрел на нее и уронил себе на колени. – Мы обязательно поговорим о ней. Как же иначе? К ней-то все и сходится. Но сначала он заговорил про медведя. 12 – Эту историю мне рассказали, когда я был маленьким, – начал Роланд. – Когда мир был юным, на Земле жили древние, великий народ. Это были не боги, но люди, наделенные знанием богов. Они сотворили двенадцать Стражей, чтобы те охраняли двенадцать Врат, ведущих из этого мира в другие миры. Иной раз мне говорили, что Врата эти – явления естественные, как созвездия на небе или бездонная пропасть, которую мы называли Драконьей Могилой, ибо каждые тридцать – сорок дней оттуда извергались могучие клубы пара. Но были люди – одного я помню до сих пор, главный повар в отцовском замке, его звали Хакс, – которые утверждали, что Врата создали сами древние еще в те времена, когда петля непомерной их гордости не затянулась у них же на шее и они не исчезли с лица земли. Хакс говорил, что создание двенадцати Стражей явилось последним деянием древних, последней попыткой исправить то зло, которое они причинили друг другу и всей земле. – Врата, – задумчиво пробормотал Эдди. – Двери, ты хочешь сказать. То есть мы снова вернулись к тому же. А эти двери в другие миры, они все открываются в мир, откуда пришли мы со Сьюз? Как те, что мы видели на берегу? – Я не знаю, – сказал Роланд. – На каждую вещь, что я знаю, приходится сотня вещей, о которых я даже понятия не имею. Вам… вам обоим… придется с этим смириться. Мы говорим, что мир сдвинулся с места. Это как будто отлив на море… отступающая волна, что оставляет после себя лишь обломки крушения… обломки, которые иногда выглядят точно карта. – Но есть у тебя какие-то догадки?! – воскликнул Эдди с таким неприкрытым пылом, что стрелку стало ясно: Эдди еще не оставил надежды вернуться в свой мир… и в мир Сюзанны. Даже теперь. – Не приставай к нему, Эдди, – тихо проговорила Сюзанна. – Человек не предполагает. – Нет… иногда все-таки предполагает, – возразил Роланд, удивив их обоих. – Когда ему ничего другого, кроме догадки, не остается. Но мой ответ будет: нет. Я не думаю… не предполагаю… что эти Врата как-то связаны с дверьми на пляже. И я не стал бы предполагать, что они открываются в «куда» и «когда», которые мы с вами могли бы узнать. Мне кажется, двери на пляже… открывавшиеся в ваш мир… они как ось в центре детских качелей. Вы себе представляете, что это? – Такая качающаяся доска? – переспросила Сюзанна и показала руками: вверх-вниз. – Да! – Роланд как будто обрадовался, что они знают. – Вот именно. На одном конце этих качелей… – Качалки, – улыбнувшись, поправил Эдди. – Да. На одном конце – мое ка. На другом – ка человека в черном, Уолтера. Двери – центр, созданный напряжением между двумя противостоящими судьбами. А Врата, о которых я вам говорю, – это творение людей, которые были гораздо могущественнее, чем Уолтер, или ваш покорный слуга, или наша команда из трех человек. – Ты хочешь сказать, – нерешительно уточнила Сюзанна, – что Врата, которые стерегут эти самые Стражи, они вне ка? За пределами ка? – Я хочу сказать то, что я в это верю. – Роланд улыбнулся – мимолетный изгиб губ в отблесках от костра. – Это моя догадка. Он на мгновение замолчал, потом подхватил с земли прутик, расчистил немного места, раздвинув ковер из сосновых иголок, и нарисовал на земле такую картинку: – Круг – это мир. Такой, каким мне его обрисовали, когда я был маленьким. Крестики – это Врата, образующие кольцо по его вечному краю. Если соединить их по парам с помощью шести линий… вот так… Он поднял глаза. – Видите, линии пересекаются в центре? Эдди почувствовал вдруг, как его руки покрылись гусиной кожей. Во рту пересохло. – Это то, что я думаю, Роланд? Это?.. Роланд кивнул. Его удлиненное, изборожденное морщинами лицо стало суровым и жестким. – В этом узле расположен Великий Портал, так называемые тринадцатые Врата, которые правят не только этим отдельным миром, но всеми мирами вместе. Он ткнул в центр круга. – Это Темная Башня, которую я ищу всю жизнь. 13 – У каждого из двенадцати меньших Врат древние поставили по Стражу, – подытожил Роланд. – В детстве я мог перечислить их всех в стишках, которым меня научила няня – и повар Хакс, – но когда оно было, детство? Давным-давно. Помню, Медведь там был, ясное дело… Рыба… Лев… Летучая Мышь. И еще Черепаха… очень важная Черепаха… Стрелок запрокинул голову к звездному небу и, задумавшись, наморщил лоб. А потом суровые его черты озарились вдруг лучезарной улыбкой, и Роланд продекламировал нараспев: Есть ЧЕРЕПАХА, представьте себе, Она держит мир у себя на спине. В ее мыслях неспешных – весь мир и все мы, Для любого – частичка ее доброты. Она слышит все клятвы и все примечает, Она знает, кто врет, но подскажет едва ли. Она любит землю, и любит моря, И даже такого задиру, как я.