— Казань закрыли, Киев закрыли, Брест закрыли, Воронеж закрыли, Нижний ещё устоял, но там трое бесогонов на всю огромную губернию, у кого-нибудь за это дело, вообще, голова болит? Парни на пределе держатся! Где Марта? — Товайищи, это пьоизвол! Импейиалисты убьали от йаспьеделения заданий единственного состьадательного человека! Нами правит бездушный, набьиолиненный йобот! (Это пьиличное слово, не сбивайте меня!) Йади чего? Кто за мной, товайищи? Если Система исчейпала себя, её следует уничтожить! Да здьавствует мийовая… — Уймите уже этого балабола из Ульяновска, ради бога! Все мы понимаем, что творится нечто странное, однако… Однако! Так ли уж всё плохо? Допустим! Допустим, что не все довольны нововведениями. Но когда были довольны все? Положим. Только положим, что о… — Гля, парни, да тут Тео и Гесс. — Предыдущему оратору, видимо, кто-то закрыл рот чем-то тяжёлым, вроде той же скамейки для посетителей. — Братцы, пропустите их! Пусть они там начальству за нас скажут. Пусть… В общем, как вы наверняка уже поняли, революционно настроенные массы быстро нашли крайнего. Я никого не осуждаю, они прекрасно знали, кого и почему здесь увольняли чаще других. И да, к слову сказать, Декарт мне в печень, наша с Гессом слава, гуляющая по Системе, всегда была противоречива до крайности: то мы герои, то практически враги отечества! Но, к моему немалому удивлению, вся разношёрстная толпа разномастно одетых бесогонов в едином порыве дружно расступилась, давая нам дорогу. Мы гордо (особенно доберман, когда надо, у него вид благородный, как у крейсера «Аврора») прошествовали освободившимся коридором почёта до главных (единственных) дверей и, услышав вожделенное (сто раз повторенное) слово «следующий», шагнули в офис Системы. Внутри за ноутбуком нас встретил Дезмо! Ка-ка-я-а неожиданность, право? — Припёрлись. — Мы вас тоже любим. — Фролов, вот вы ведь уже испортили ей жизнь, — задумчиво и вроде бы ни к кому напрямую не обращаясь, начал чёрный ангел. — Девушку перевели подальше отсюда, типа на повышение. Вам мало? Вы и там намерены доставать её? — Ананас, — подумав, ответил я. Гесс покосился на меня, высунув язык. Дезмо тоже, видимо, мало что понял. Ну, ребята, нельзя же быть настолько наивными: если мне задают идиотский вопрос, я вправе дать идиотский ответ. Ладно, объяснять всё равно ничего не буду, просто перейдём к делу. — От лица всех присутствующих в коридоре, — начал я как можно громче, так, чтоб меня гарантированно слышали снаружи, — объявляю наше общее и единодушное требование — немедленно вернуть к работе Марту! Она хороший специалист, с душой относится к порученному ей делу и всегда готова поддержать бесогона, попавшего в беду. Мой пёс дважды гавкнул. За дверью раздался рёв ободряющих голосов. Почему у нас до сих пор нет нормального профсоюза, парни? При такой сплочённости и социальной активности мы бы эту самую Систему как пропеллер вертели! Как там говорили донские казаки? Любо! Но я не казак, я гот, с меня и обычного согласия достаточно. — Ваши условия? — тихо спросил чёрный ангел, опуская взгляд в пол. — Марта работает на том же месте. — И всё? — Да, всё. Я не выражаю никаких личных требований, но озвучиваю святую волю восставшего пролетариата, — патетично заверил я. — Ничего для себя, но всё для народа! — Сволочь ты, Фролов. — А ну повтори, и я тебя кусь! — грозно предупредил доселе молчавший доберман. — Нет, Тео, ну он первый начал. Можно уже кусь его? — Нет, вдруг ещё отравишься, — успел предупредить я. — Итак, Марта будет восстановлена, а все, то есть любые обвинения против неё сняты? Чёрный ангел с идеальным пробором пытался смотреть на меня, словно на досадливую бактерию в микроскопе. Не знаю уж, что он этим пытался добиться, но ни я, ни мой пёс не намеревались ради него вживаться в роль подопытных мышек. Даже чисто гипотетически, нет, не дождётесь, в задницу тебя Вольтерову! — Надеюсь, вы понимаете, что решение о соответствии должности того или иного работника не в моей компетенции? — Нам фиолетово. — Что? — Поясню, в смысле «ниже плетня, вдоль лампаса!». Это цитата, но вы поймёте. Дезмо изо всех сил делал вид, что не скрипит зубами. Часто это является первым признаком наличия глистов в организме, но сейчас, разумеется, свидетельствовало лишь о крайней степени раздражения. — Возможно, мне удастся каким-то образом сообщить начальству о… — Почему прямо сейчас не сделать это? Что значит «возможно… мне… удастся»? Лысина Сократова, да что сложного в том, чтобы честно доложить о сложившейся обстановке вышестоящим органам? А уж они пусть принимают решение. — Тогда они и меня уволят! — Вряд ли это наша проблема, верно? — как можно вежливее улыбнулся я, хотя скрыть ликование в голосе всегда непросто. Гесс вообще ничего не скрывал, откровенно хихикая, виляя хвостом и строя рожи. На один миг мы встретились с Дезмо глазами. Мне вроде бы удалось отметить некую панику в его взгляде, а он… не знаю, ему видней. На тот момент я ощущал себя максимально лёгким, упёртым и правым, потому что мне нечего было терять. — Для вас есть задание. — Нет. — Не слишком сложное, однако вы должны… — Мы ничего не должны и ничего не будем делать, пока не будет принято решение по Марте. — Дьявол вас раздери, Фролов! — Чёрный ангел со стуком захлопнул крышку ноутбука. А мгновением позже мы с Гессом выдохнули уже дома. Безрогий бес на миг высунулся из кухни, продемонстрировав чёткий арийский профиль, и вновь исчез, не задавая вопросов. Отец Пафнутий, казалось, тоже не заметил нашего короткого отсутствия, он всё так же сидел за столом, поправляя на носу очки. Хотя по факту оба были предупреждены, куда мы отправляемся, пусть и не знали, зачем конкретно. Что ж, я позволил верному псу отправиться на кухню наслаждаться ароматами тушёной говядины, а сам по давно сложившейся армейской традиции быстро доложил обстановку батюшке. Тот выслушал вежливо, не без интереса, но чрезмерных эмоций тоже не выказал. Зато, покачав бородой, молча вернул мне карту джокера. Конечно, его по-прежнему волновало всё происходящее в рамках Системы (недаром же он приложил столько сил к её созданию), но поскольку отошёл от дел (в некоторой степени, так сказать, был с почётом отправлен на заслуженный отдых), то активно туда уже и не лез. Разве что ругался матерно и всё порывался кому-то там звонить, если был чуточку нетрезв. Хотя чего уж там, чуточку нетрезвым отец Пафнутий бывает редко, он или вообще неделями не пьёт, или отрывается так, что всем чертям тошно… От всей широты бескрайней русской души, короче! Каких-то особенных дел до вечера не нарисовалось. Баню в итоге топил всё тот же Анчутка, я продолжал мазать левый бок и локоть дурно пахнущей, но, видимо, весьма целительной армейской мазью из старых запасов святого отца. Мелкие царапины, ссадины и ранки жутко чесались, но сукровица не показывалась, значит, скоро заживут. После горячей баньки с чистым бельём и общими разговорами был организован холостяцкий ужин без изысков. Хотя чего уж там врать, безрогий красавчик подал на большой сковородке совершенно обалденную жареную картошку с луком, салом, морковкой, перцем, свежей зеленью и чёрным хлебом, натёртым чесноком. В качестве аперитива предлагалась рябиновая настойка по пятьдесят грамм, но я был не в настроении, Гесс не пил, Анчутке на наливали, так что с молитвой за всех оскоромился только один отец Пафнутий. Пока я после чая помогал убирать со стола, батюшка, не удержавшись, всё-таки набрал кого-то из своих старых знакомых, поговорил на слегка повышенных тонах у себя в комнатке и, вернувшись, слегка хлопнул меня по плечу: — От заварил ты всем кашу-то, паря! Вернули девицу твою. Вроде от как даже повысили, тока чтоб ты-то с работы не сбёг. — Это не потому, что я самый лучший бесогон. Там все ребята поднялись. — Все орут, да от не всех от слушают, а прислушиваются-то вообще мало к кому! Бесогонишь ты от, конечно, славно, но и подставляешься под когти да рога. Благо хоть от Геська мой тебя прикрывает, один-то давно пропал бы, — оглаживая седую бороду, покивал мой наставник. — Однако что ж, учить-то тебя и впредь буду. А у Системы-то на твою от головушку бедовую уже свои планы. — Какие? — А я-то почём знаю? Хоть у той же от Якутянки спроси! Угораздило ж меня притащить от в дом бабьего-то угодника. Одну кралю себе от в Системе завёл, другая-то за ним по всему селу на каблучищах-то почитай чуть от не нагишом бегает, хорошо третья от вовремя к мамке съехала, не то б и внучку-то мою приворожил. Чертяка! Ась? Ну, положим, тот чертяка, который приворожил Фруктовую внучку отца Пафнутия, зовётся Анчуткой, так что не надо тут стрелки переводить. Впрочем, и спорить сейчас смысла не было, мы все всё прекрасно знали. К тому же в глубине души я всё ещё немножечко переживал насчёт последних разговоров с Дарьей. Ведь согласись я тогда учить её, как можно правильно видеть бесов, возможно, психологический стресс и не шарахнул бы её обухом по башке. Безрогий Анчутка, слов нет, та ещё сволочь, но он ведь никогда и не притворялся перед нами невинным ангелочком с крылышками. Так что если мы не уберегли от него девушку, то это наша проблема, а не его вина. По факту он же её и пальцем не тронул, верно? Та же Якутянка, как тут все её называют, она также ничего Дарье не сделала, ни разу не обидела, даже зубки не показала. На минуточку мне вдруг показалось, что отъезд курсантки Фруктовой мог быть скорее паническим бегством. Не от нас, не от любимого дедушки, а от самой реальности. Да, как философ я могу зацикливаться на этой теме, имею право, нас так учили, такое воспитание. Реальность и человек, человек в реальности, реальность в человеке и так далее. Приложение мрачных готских традиций к кристаллизованной школе русской философской мысли всегда даёт гарантированно непредсказуемый результат. Поэтому и не будем, пока есть более насущные вещи. Собственно, любой, у кого есть собака, понимает, что всегда важней. Пёс всегда расставит правильные приоритеты, или будете вытирать за ним лужи дома. …Пока выгуливал перед сном высоко скачущего горным козлом добермана, я, сидя на крыльце, попробовал на пальцах пересчитать друзей и врагов. Итак, за наших, условно говоря, «воинов света» можно считать отца Пафнутия, Гесса, Марту, сержанта Бельдыева и меня. Также, пожалуй, Дашу Фруктовую, но она далеко. Допустим, ещё дракона из Вавеля. Он обещал одноразовую помощь. Вроде как всё. Нет, можно ещё, конечно, скинуть в список всех знакомых бесогонов, но смысл? Это примерно так же как Анчутка — если надо спасать собственную шкуру, он, не задумываясь, возьмётся за оружие. А вот если чужую, то как знать… Разумеется, и Система наверняка печётся о своих сотрудниках, но, памятуя ту историю с Грицко в краковских пещерах, верить им на слово — мягко говоря, себя не уважать. Типа мы вам платим, обеспечиваем работой и медицинской страховкой, но дальше вы сами. Такого случая, чтобы Система вдруг сама пришла хоть кому-то на помощь, я не припоминаю, отец Пафнутий тоже о подобном не рассказывал. Да всех их к Диогену в бочку! Что у нас по поводу врагов? Якутянка, Дезмо, черти, бесы, некий Хан и… вроде как всё. Ну, можно, конечно, вспомнить настырного столичного бизнесмена, но он, похоже, сбежал из Пиялы навсегда. Других нет. Получается, что в принципе силы равны. Не сказать, чтобы это так уж радовало, паритет сил в данном случае неуместен. Нарезающий круги по двору доберман старательно кидал в меня снег задними лапами, чтобы я отвлёкся, прекратил заниматься ерундой и наконец-то «поиграл с собаченькой». Давай, давай! Во многом он прав, за ним стоит какая-то истинная, кондовая и посконная правда жизни. Что ты тут философствуешь, глупый человек? Лучше брось собаке палку, а там уж будь что будет! Спать все легли рано. Ночью, наверное где-то после двух, моего плеча осторожно коснулись пальцы безрогого беса. Верный неубиваемым армейским привычкам, я вскочил на ноги за считаные доли секунды. Горячая школа в горах не прощает ошибок. — Тсс, амиго! Не надо меня душить, пер фаворе? — Какого Фрейда озабоченного… — К тебе пришли. Я не мог отказать, не мой уровень, ферштейн? Дальнейшие расспросы не имели смысла, тут уж всегда проще самому встать и посмотреть. Я, как был в трусах, носках, с крестиком на шее, завернулся в одеяло, протопал к разрисованному морозными узорами окну и попытался вглядеться, что же там происходит снаружи? Кому там ещё моя скромная персона могла столь резко понадобиться посреди ночи? В серебряной раме архангельской зимы был чётко выгравирован силуэт черноволосой женщины в длинной песцовой шубе. Ну вот, стоило о ней вспомнить, как получите, распишитесь… — Камрад, я с тобой не пойду, — честно предупредил Анчутка. — Хочешь, пулемётным огнём поддержу с крыльца? Но только не лично перед Якутянкой… ам сори, миль пардон, звиняйте, панове, яволь?