Часть 39 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Это подойдёт? — Я подал плоскогубцы из сумки.
— Да, спасибо.
В следующую минуту, пока один возился с коробкой, другой обалдело уставился на меня. Обоюдное молчание длилось не более полуминуты, после чего уже оба кинулись в атаку. Опытными рукопашниками они не являлись по факту, признаем сразу, поэтому один повис у меня на ногах, а другой попытался изобразить борца греко-римского стиля. То есть повалить меня, обхватив под мышки. Я мгновенно отвесил ему три хлёстких удара кулаком в бок, в ухо и в челюсть, а потом…
— Сдо-о-ох-ни-и, гад! — заверещал второй, и жуткая боль пронзила всё моё тело от сгиба колена до кончиков пальцев рук. Я бухнулся на пол, сотрясаясь в судорогах.
Мозг абсолютно был ясным, сознание трезвым, но горящие мышцы словно окаменели, сжатые раскалёнными стальными тисками. Электрошокер — вот как называется эта штука. Хороший аппарат пробивает даже через куртку или толстую одежду, а меня шарахнули под колено сквозь обычные джинсы. Если правильно помню, такие шокеры раньше изготавливались только для нужд полиции, но сейчас их может купить любой желающий. Разрешённое оружие личной самообороны, так сказать.
— Валим отсюда!
— А с этим что?
— Что с ним? — Мне отвесили два тяжёлых пинка под рёбра. — Проваляется тут минут десять — двадцать, не наша проблема. Посмотри, из уха кровь не течёт?
Всё верно, всё так, я вряд ли смогу встать, чтобы хоть кого-то там остановить. Меня погубила самонадеянность, а ведь, как говорят в Китае, «улица полна мастеров». Да, я умею драться, сейчас уже очень хорошо умею, но, оказывается, против вовремя применённого электрошокера всё фигня…
Двое «реставраторов», быстренько собрав вещи, рванули к выходу. Скрипнули двери, потом оба быстренько вернулись назад.
— Там собака, — услышал я. — Чё делать?
— Дай ей ногой по морде!
— Ага, она здоровая…
— Пошли, шокер и против собак работает!
— Гесс… — прошептал я, губы тоже практически не слушались, — Гесс, беги-и…
В общем, когда они скрылись за дверями, ярость, переполнявшая меня, достигла своего апогея. Скрипя зубами и в кровь кусая губы, я заставил себя опереться на правую руку, исколотую тонкими иглами, так что хотелось выть. Потом я поставил себя на колени. Упал. Встал снова. Пополз. Когда кое-как добрался до дверей, казалось, прошла вечность. Я иду, я сейчас, держись…
— Гав, — вежливо приветствовал меня мой напарник, стоя над двумя уткнувшимися в снег грабителями.
Задница Вольтерова, как же я люблю этого несносного пса.
Но, как оказалось, эти двое были не единственными нарушителями спокойствия. На освящённую церковную землю, проваливаясь копытцами в глубоком снегу, начали заходить бесы.
Крупные, мускулистые, рогатые, не шелупонь какая-нибудь. Судя по внешнему виду, явно из боевых, то есть по нашей классификации это чистопородная ненависть, ярость, злоба, гнев. Практически без посторонних примесей, интересно, кто таких вырастил и где их набирали? А следом за ними в ворота вальяжно шагнул высокий чёрт в элегантном пальто и модной пыжиковой кепке. Типа весь из себя Мефистофель…
— Тео и Гесс, какая встреча! Те, кто нежданным был, явились первыми к чужому пиру, — без улыбки продекламировал он, дважды хлопая в ладоши. — Ну что ж, я милостив сегодня и даже, может быть, — (какое чудо!), — готов делиться. Эти двое ваши! А их добыча мне уйдёт в карман.
— Это из Шекспира? — всё ещё с трудом ворочая губами, уточнил я.
— Конечно нет. Но быть люблю на стиле.
— Подожди пару минут, — сипло попросил я, обращаясь уже к своему доберману, и нырнул обратно в храм.
Пёс не был в курсе моей стратегии, но на всякий случай послушно кивнул. Он и близко не мог предположить, что я его брошу, а потому верил безоглядно. Бесы меж тем выстроились в знаменитый клин немецких рыцарей, то есть «свиньёй», и ожидали команды. Черт, так и не дождавшись моего возвращения, наконец-то махнул рукой. Нечистые двинулись вперёд, печатая шаг.
— Простите, — запыхавшись, извинился я, вновь выходя из дверей на порог с ведром в руках. — Мышцы болят, всё тело как в огне, не смог быстрее.
— Ведро? Хм, странно, странно. Это какое-то оружие, изобретение иудейских мудрецов? На голову ли мне его наденешь иль просто будешь каждого гвоздить им по башке рогатой?
— Не, не, не. Лучше всех сразу, — тихо выдохнул я, прикидывая расстояние. — Войны выигрывает артиллерия!
Пятнадцать литров святой воды, взлетев вверх, накрыли бесовское войско с головой! Громыхнуло так, что в храме стёкла зазвенели! Столб чёрного дыма поднялся с места бывшей дислокации рогатого отряда, не уцелел никто, в воздухе резко запахло пеплом и серой. Я кое-как кувыркнулся с крыльца, доковылял до Гесса и встал рядом.
— Ты в порядке?
— Лизь тебя!
— Понятно, держи этих двоих под присмотром, у них ещё вроде такая штука была…
Мой пёс лапкой указал мне на валяющийся рядом электрошокер. Вот, собственно, как раз в эту минуту я и получил первый пинок. Крайне раздражённый, если не сказать — взбесившийся, чёрт поймал меня за воротник, поднимая из снега и ставя на ноги.
— Каков наглец, вы только посмотрите?! Всё тут разнёс и типа ни при чём? Да морду вам набить за это мало! Хотя, возможно, было б проще свернуть башку, как чахлому курёнку?
— Пошёл ты на хрен, модный недоносок, — почти в ритм неизвестной мне пьесы откликнулся я, прикладывая к его кадыку поднятый электрошокер и нажимая спуск.
Треск, запах озона, короткая синяя молния! Ещё одна, уже зелёная. И ещё…
Элегантный чёрт ахнул, вывалил синий язык, дёрнулся, обмякая, словно половая тряпка, но я не отпускал, такая сволочь заслуживает длительного заряда. Я долбанул его трижды!
— Тео, ты мой герой! — Гесс кинулся ко мне на ручки, естественно сбив меня в ближайший сугроб, а двое так называемых реставраторов из центра, быстренько вскочив на ноги, рванули наутёк.
Впрочем, ушли они не дальше церковной ограды, потому что в проходе уже стоял с пистолетом на изготовку сержант полиции Бельдыев.
— Иду мимо, тут взрыв! Думаю, опять отец Пафнутий развлекается…
— Сержант, задержите этих двоих, они украли ценные артефакты из храма.
— Опаньки, стоять! — Дуло пистолета мгновенно переместилось на незадачливых грабителей, резко упавших на колени. — Объясняемся по одному.
Короче, если опустить все детали и как-то максимально скомкать текст, не размазывая мармелад тонким слоем по окрестностям, то всё закончилось наилучшим образом. Двое парней, что рылись в стене Воскресенского храма, пуская неискренние слёзы, признали, что их чёрт попутал. Да, да, тот самый модный тип с мефистофельским профилем, которого я вырубил электрошокером.
Типа он нанял их в Архангельске в реставрационной мастерской, так что по поводу профессии они не врали, их документы были подлинными. Цель заключалась в том, чтобы вскрыть тайник, оставленный ещё со времён революции. В жестяной коробке из-под сосательных конфет лежал старинный православный крест в серебре, украшенный драгоценными камнями. Как сказал позднее отец Пафнутий, сверившись с архивными записями и фото, это был крест ещё начала девятнадцатого века, переходящий от одного батюшки к другому со всем наследством и хозяйством Воскресенского храма. Редкая вещь, статусная!
Откуда появилась карта с указанием его местонахождения, мы так и не узнали. Чёрт в пальто, пользуясь общей суматохой, умудрился как-то исчезнуть, но, кажется, после урока электричества, полученного у нас, вряд ли он сюда хоть ещё раз вернётся. А кстати, жаль, мы с Гессом не наигрались, ждём второго раунда, Декарт вам в печень!
Немного забегая вперёд, скажу, что эта история закончилась совсем не так, как должна была бы. Во-первых, у расхитителей культурно-исторических ценностей конфисковали шокер, потом с ними была проведена соответствующая беседа (их попросту крепко отдубасили в участке!), после чего без предъявления обвинений выкинули на улицу пинком под зад. Как они добирались к себе в Архангельск, одному богу известно….
Однако чиновник из районной администрации не пострадал за то, что привёл к нам грабителей, то есть сохранил лицо. Ради чего всё это дело замяли? А единственно ради того, чтобы старинный крест не был передан властям как свидетельство преступления! Церковная реликвия осталась при Воскресенском храме, у отца Пафнутия, так же пошедшего на сделку со следствием. Не знаю, кому как, но в принципе вроде бы все оказались довольны, даже побитые реставраторы признавали, что весьма и весьма легко отделались.
Кажется, я периодически искрил ещё до вечера, хотя горячая баня привела мои мышцы в рабочую форму. Мой пёс не пострадал, хотя электрошокер, как уверяют изготовители, может если не остановить, то вот прям жутко запугать собаку треском и запахом озона. На героического добермана эти примочки не действовали, а под прямой удар током он им не подставился, профессионально завалив криминальную парочку в снег и предупредив вслух, что уши обгрызёт, если только дёрнутся! От страха они даже не поняли, что Гесс говорил с ними на чистом русском. Но, главное, послушались!
После ужина, пока батюшка по сотовому утрясал с вышестоящим церковным начальством какие-то моменты с находкой того самого старинного креста, я вывел добермана погулять. Пользуясь моментом, просто уселся на крылечке, прикрыл глаза, но не уснул. Нет, меня всё чаще тревожили странные мысли, более свойственные семнадцатилетнему подростку или престарелому буддистскому монаху, никак не пекущемуся о собственной душе. Я вновь начал искать себя.
Кто я по факту в этой жизни? Нас учили, что всегда есть несколько таких ипостасей.
Во-первых, допустим, я сам по себе: человек, мужчина, гот, философ, военный, бесогон — всё это я. Могу потрогать сам себя за нос, постучать кулаком по лбу, то есть убедиться в чисто физической реальности себя. А не только — «я мыслю, следовательно, существую!». Хотя и это бессмертная классика, с ней не поспоришь.
Во-вторых, есть тот я, которого видят окружающие. Меткого стрелка, грубияна, удачливого ловца бесов, недоучку, не определившегося в себе парня, сманившего чужую собаку, лихого забияку, хорошего парня, зануду, скучного монашка, подозрительного типа, якшающегося с чертями и голыми демонессами в бане… Так кого?!
В-третьих, я (сам по себе), тот ли я, которым хочу быть? Почему мы вынуждены вечно выбирать, какую часть себя сделать главной в жизни, а какую (какие) задвинуть в долгий ящик?
Допустим, сейчас я послушник и бесогон. Но это два взаимоисключающих понятия! В послушании всегда есть добровольный отказ от индивидуальности, собственного мнения, агрессии, инициативы. Вот только изгнание бесов требует как раз прямо противоположного. Сила, реакция, вера, тренировки, умение работать в одиночку и в команде, мгновенно оценивая ситуацию и принимая математически выверенные решения, иначе просто не выжить!
А ведь есть ещё «я» в подсознании и инстинктах. Есть «я» в глазах и умах людей, ни разу меня не видевших, но имеющих обо мне своё собственное мнение. Так кто я?
Почему я не могу буквально сейчас по-хорошему выпросить Гесса, потом забрать Марту, официально оформить наши с ней отношения, купить квартиру и жить, как нормальные люди, где-нибудь на побережье, преподавая философию юным умам Краснодарского края?
Разве я этого не хочу? Хочу! Тогда почему же не делаю? Потому что хочу не этого! А чего же тогда?! Ох…
— Тео, я тебя лизь! Хочешь погладить мой зад?
Вот, собственно, и всё. На этом его предложении и заканчивается вся философия культурного Запада, уступая место буддистскому восприятию мира. Собачка просит погладить её? Так погладь! Да воздастся тебе это кармой в следующем перевоплощении. Не ищи смысла жизни, она вечна, просто наслаждайся всем, что она может предоставить прямо сейчас. Принимай относительность добра и зла как ступеньки на духовном пути к познанию Непознаваемого. Ибо путь всегда важнее цели…
— Паря, тут тебя от вызывали, — обратился ко мне отец Пафнутий, когда мы вернулись с прогулки домой. — Но я от тебя на вечер-то отмазал. Отдышись, выспись, завтра от пойдёшь. Система-то, поди, никуда не денется.
— Спасибо, отче, — от души поблагодарил я. Бросил взгляд на часы, понял, что ноги подгибаются, и, держась за стену, добрался до своей койки, на каковую и рухнул носом вниз.
На всю оставшуюся жизнь запомню, что такое удар электрошокером и каковы бывают последствия. Даже ночью пару раз просыпался от ощущения раскалённых игл, пронзающих всё тело. Казалось, каждое нервное окончание до сих пор содрогается от боли. И мысли не отпускали: «Хм, а стильному чёрту каково сейчас? Он-то получил заряд покрепче, у него между рогов даже электрическая цепь образовалась, сине-зелёная, красиво-о…»
В конце концов ко мне припёрся сонный, зевающий Гесс, два раза лизнул меня в шею и бесцеремонно улёгся спать рядом, подвинув меня к стене. Я обнял его, успокоился и наконец-то спокойно уснул под ровное собачье сопение. Сначала спал без снов, но под утро меня накрыло.
Мне снилось, будто бы мы сидим с отцом Пафнутием где-то в кафе типа «Шоколадницы». И разговор у нас долгий, обстоятельный, важный. Мы говорили о вере. То есть о том, что глубоко лично для каждого человека, и как раз таки при попытке озвучить собственные религиозные воззрения они перерастают в упёртые убеждения, теряя зачастую само понимание веры как таковой.
Вера подразумевает просто верить. Безоглядно доверять кому-то или чему-то, не только собственную жизнь, но и своих близких. Но, по сути, имеем ли мы право отдавать на веру жизнь другого, не спрашивая его разрешения? Если ребёнка крестят или обрезают в младенчестве, то кто дал нам право решать хоть что-то за него?
Нет, если верить, что Бог дал дитя, то оно уже и не твоё. А раз не твоё, то Богово и с тобой рядом будет лишь на коротком (длинном) отрезке твоей или его жизни. Тогда почему ты взялся решать за него ещё до того, как он вообще появился на свет? Потому что верим, что так правильно.
Правильно, потому что так было всегда. Так жили наши предки и их предки. В преемственности традиций есть некая определённость, помогающая выжить. Но где та грань между верой и слепым подражанием? Ходишь в храм, значит, веруешь? Ага, как же! Ещё скажите, что любой священнослужитель любой религии мира непременно истинно верующий?!
Я, вообще, мог бы ржать над такой наивностью с утра до вечера! Вот, допустим, мы гоняем бесов, видим тёмную сторону, знаем, что соответственно есть и светлая. Я сам так даже ангелов видел, Марту и Дезмо. То есть никак не отрицаю реальности существования Бога!
Но верующий ли я? Не испытываю ли сомнений? Отказываюсь ли от мести? Молюсь ли беспрестанно, как учили святые старцы? Готов ли в свой час принять мученический венец как высшую ипостась служения Всевышнему? А вот не знаю.
Кажется, на этом я и проснулся, с тяжёлой головой и ломотой во всём теле. Нетерпеливо поскуливающий пёс топтался с лапы на лапу у дверей в сени, ему пора гулять, организму не прикажешь. Встаю, напарник, сейчас, дай одну минуточку…
book-ads2