Сюжет данного произведения, а также любые события, имена и фамилии вымышлены. Любые совпадения случайны и автор за них ответственности не несёт. 30 апреля. Москва. Андрей Орлов. Конец первой недели. Полметра до смерти – это много или мало? По-настоящему понять это можно только тогда, когда твоя жизнь в опасности. Когда то, что может тебя убить с одного удара, проносится буквально перед лицом. И как же интересно переплетены ниточки событий в этой жизни. Именно в такие моменты начинаешь понимать, что всё не случайно. Почему это произошло именно сейчас, и какова была вероятность оказаться в одно и то же время, в одном и том же месте, с теми несчастными, которым точно так же не повезло мгновением ранее? Эти мысли, проплывшие на границе сознания и бессознательного и абсолютно не осевшие даже лёгким следом в памяти, посетили на миг затуманенную шоком первых секунд голову и резко отхлынули назад, вернув из небытия в привычный материальный мир. А на замену им пришла тянущая боль внутри черепа. – Очнись! Андрей, очнись!!! – испуганная женщина трясла мужа за плечо, пытаясь привести в чувства. Передняя часть автомобиля с водительской стороны была искорёжена от удара в левый угол. Микроавтобус «Фольксваген» с проблесковыми маячками и расцветкой автомобиля реанимации две минуты назад резко сменил курс и на полной скорости, перепрыгнув через бордюр и газон и сбив дорожный знак на перекрёстке, ударил в легковушку с четырьмя пассажирами, а затем лег на бок, и проскользив по асфальту пару метров, остановился. «Тойота Королла», в которой ехал Андрей Орлов со своей женой и двумя детьми, пусть и была хорошей и надёжной машиной, но после встречи с тяжёлым микроавтобусом скорой помощи лишилась половины передней части. Андрей от бокового удара сильно ударился головой о стойку между передней и задней дверью и даже на пару минут потерял сознание, получив сотрясение мозга. Испуганная супруга потребовала у сына достать с задней полки аптечку, молниеносно вытащила нашатырь и сунула мужу под нос. – Ты что, смерти моей хочешь? Прекрати! – запротестовал тот, моментально придя в себя, но через секунду схватился за голову от резко усилившейся боли. – Папа, ты в порядке? – испуганная дочь тихонько тронула отца за плечо. – Да, жить буду. Вы как, не пострадали? – крутить головой было тяжело, и Андрей повернул зеркало заднего вида к сидящим позади пассажирам. – Вроде бы всё нормально. Машине конец, похоже. Что будем дальше делать? – за двоих ответил сын с заднего сиденья. А что дальше делать – было решительно непонятно. В наличии – двое детей-подростков, пятнадцати и семнадцати лет соответственно, жена, куча личного скарба и разбитый в хлам автомобиль. А также – беспорядки на улицах, абсолютное непонимание перспектив, в особенности выживания без транспорта, отсутствие достаточного количества оружия. Средства массовой информации, к концу первой недели после начала катастрофы представленные парой радиостанций, находящихся под контролем военных, по-прежнему пытаются настраивать людей на спокойно-радостное восприятие окружающей действительности. Но при этом риторика с каждым днём на глазах меняется с «всё будет хорошо» на стремительное понижение. В эфир до недавнего времени ежедневно приглашались различного рода «эксперты», в закрытых студиях организовывались импровизированные ток-шоу, и при этом о правительстве огромного государства не было информации в течение нескольких дней, а Министерство Обороны и МЧС кроме инструкций для населения ничего нового практически не давали. То есть сведения, подававшиеся порционно, приходили чаще всего из не самых доверительных источников. Иногда появлялся в новостях представитель МО в чине генерал-майора вооруженных сил и давал сухую выкладку по теме усиления режима, комендантского час в зонах, по-прежнему контролируемых армией, военного положения, при этом абсолютно не объясняя и, похоже, до конца не понимая, что делать дальше. Самое плохое в этой ситуации было то, что семья лишилась транспортного средства, и как предполагалось добираться за почти триста километров от города до дачи родителей – было большой загадкой. – Так, слушайте меня внимательно: сейчас самая главная наша задача – найти место, где можно укрыться, затем будем искать транспорт. Нам объективно крупно не повезло. Вы должны это понимать. Поэтому держимся друг друга, не раскисаем, не ноем, проявляем осторожность. Передвигаемся максимально быстро. Если что-то случится критическое – бросаем всё и всех и спасаемся. Это относится к каждому из Вас персонально. Андрей огляделся насколько мог, внимательно посмотрел на лежащий на боку микроавтобус, от которого вверх поднималось облако пара из пробитого радиатора. Из реанимобиля так никто и не вышел. Учитывая то, что творилось вокруг, Андрей принял решение к машине даже не подходить. Кто выжил – тот выжил, ну а если нет… в общем, лучше лишний раз не рисковать. – Наташа, – обратился он к жене, – вылезай из машины и смотри по сторонам внимательно. Отходи от двери, чтобы я через пассажирское кресло мог вылезти. И возьми ружьё на всякий случай, потом мне отдашь. Покинуть машину через водительскую дверь не представлялось возможным – она намертво была зажата в результате сильного удара, от которого повело стойку и заклинило механизм отпирания двери. Наталья Орлова, супруга Андрея, приятная миловидная женщина тридцати восьми лет, быстро выскочила из салона, открыла заднюю дверь, чтобы выпустить детей, и забрала из рук у дочери двуствольное ружье 12-го калибра ИЖ-27 – единственное оружие, которое было у них на четверых. Семейство Орловых принадлежало к породе рафинированной интеллигенции, как водится – очень либеральной и не признающей насилия ни в каком виде, поэтому о том, чтобы иметь оружие на случай чрезвычайной ситуации никто даже и не задумывался. Здесь, можно сказать, спас Его Величество случай: отец Натальи был спортсменом-любителем, ездил иногда пострелять по тарелочкам, а после его внезапной смерти от инсульта несколько лет тому назад, двустволка-вертикалка перешла по наследству дочери. Сдавать ружьё в полицию бесплатно на утилизацию или за три копейки не хотелось, как оформить или правильно продать – никто понятия не имел, да и не нужно было, поэтому оружие так и пролежало с тех пор в диване. Андрей стрелком был, конечно же, никудышным, потому как оружейной темой не увлекался, а «жопоголизмом» – подготовкой к концу света в томительном и тревожном ожидании большой катастрофы – так и вовсе не страдал, но как пользоваться двустволкой знал, и трезво оценивая ситуацию за окном, конечно же, захватил её с собой. К сожалению, от тестя остались только две коробки нормальных по ситуации патронов, остальное всё спортивная дробь размером с пшено и абсолютно непригодная для мало-мальски значимых событий подобно тем, что творились сейчас. Тем не менее, двадцать пять патронов картечи 8,3 миллиметра и десять пулевых в наличии имелись. Хотя это так, конечно… уверенности придаёт, а в части эффективности – большой вопрос. Андрей, как и любой выросший в удобных, благоприятных и «тепличных» условиях человек, был свято убежден, что насилию не место в развитом обществе, но при этом закон и порядок обязано поддерживать государство. Две противоречащие друг другу идеи как-то уживались в одной голове, хотя логических цепочек между ними не прослеживалось. Да и думать о политике – лишний раз голову забивать, неинтересно это было и утомительно. Профессионально Орлов занимался графическим дизайном, анимацией, в виде хобби – музыкой, и потому, как и практически любой человек творческой профессии, был некоторым образом оторван от мира. И Наталья также была представителем весьма специфической художественной профессии – ландшафтный дизайнер и флорист. Семья привыкла к спокойной и достаточно сытой жизни, какими-то прикладными навыками никто особо не обладал, поэтому когда наступил час катастрофы – готовность к ней была околонулевая. Андрей с трудом вылез через правую пассажирскую дверь, мысленно констатировав, что в свои сорок три года он изрядно себя запустил, да и в целом спортом не особо увлекался, и потому надо быть вдвойне осторожным именно сейчас, встал на заляпанный асфальт и забрал у Натальи ружье. Двое детей – высокая и худощавая дочь Настя и сын Пашка, слегка сутулый и угловатый подросток с неглупым, но рассеянным лицом – что довольно типично для его возраста – стояли рядом и ждали распоряжения. Андрей переломил ствол, чтобы лишний раз убедиться, что ружьё заряжено двумя патронами картечи – сделал это скорее рефлекторно и больше для самоуспокоения. – Так, ребята, берем всё, что можем унести с собой. Документы, аптечку, продукты, возьмите по бутылке воды. Кидайте в спортивную сумку и рюкзак, чтоб не в пакетах тащить. А то недалеко уйдем. Делаем быстро. Раз-два. Пока дети и жена суетились, собирая вещи, Андрей осмотрелся. На улице было тихо. Мимо перекрёстка за то время, что семья выбиралась из автомобиля после аварии и приходила в себя, по дороге промчались друг за дружкой три легковых автомобиля, гружёных барахлом по самую крышу, а спустя минуту – еще одна тентованная «Газель», также доверху забитая вещами. Никто не остановился – наоборот, автомобили ускорились, а пассажиры в это время испуганно-осторожно смотрели в окно, разглядывая семью, которой сегодня откровенно не повезло. Андрей беспокоился. Слишком много времени потратили здесь, на перекрёстке, под многоэтажками. Наверняка их заметили. Вопрос – кто, и какие цели этот кто-то мог преследовать. Ладно, если испуганные горожане, те бедолаги, у которых не было ни возможности уехать, ни машины, ни места куда уезжать. А если не только они? Огляделся. Приметил небольшую аптеку на цокольном этаже облицованной коричневой плиткой девятиэтажки. Метров пятьдесят, не больше. «Пока туда, там осмотримся, переведём дух и поймём, что дальше делать». – Так, все всё взяли? Настя, рюкзак мне, – забрал у дочери набитый и довольно тяжёлый рюкзак с вещами, одел на плечи, перехватил ружьё поудобнее, – аптеку видите? Сейчас все бегом туда. Ни на что не отвлекаемся. В ту же секунду в салоне микроавтобуса реанимации послышались глухие удары, будто кто-то колотил по крыше изнутри. – Папа, там люди застряли, наверное? – Настя умоляюще взглянула на отца, – им же помочь нужно! – Бегом к аптеке! И не подходи к машине. Сами себе помогут, – рявкнул Андрей и все четверо побежали. «Хорошая девочка, – думал он, – добрая и отзывчивая. Но совсем ещё дитя, наивное и глупое. Как бы её альтруизм не довел до печальных последствий». Орлов решил для себя во что бы то ни стало добраться либо до безопасного места, либо до дачи родителей – смотря что получится сделать быстрее. Потому как с двумя подростками, совершенно оторванными от мира и не готовыми к потрясениям, каши не сваришь. Подбегая к аптеке, все четверо услышали звук разбиваемого стекла реанимобиля позади. Из салона вылезал окровавленный человек. Андрей дёрнул ручку двери и та, к счастью, оказалась не заперта. Первым нырнул в полумрак помещения и получил резкий и болезненный удар тупым предметом по плечу сверху, около шеи. На миг перед глазами разлетелись звезды, затем вспышка в голове резко потухла и Орлов рухнул вперёд лицом на холодный кафельный пол, выронив двустволку. Позади одновременно закричали жена и дочь. Из последних сил Андрей перевернулся на спину. Голова жутко раскалывалась, плечо ужасно болело, перед глазами плыли круги. Внутри помещения находились трое мужчин, один из которых держал в руке деревянную палку, похожую на ножку от табуретки. Еще двое затащили внутрь аптеки жену и дочь. Один из нападавших – кавказец лет тридцати пяти – сходу ударил Наталью кулаком по лицу. Пашка бросился с криками на помощь матери, но куда было семнадцатилетнему совершенно неспортивному парню, увлекавшемуся программированием и шахматами, справиться с тремя взрослыми мужчинами. Кавказец ударил Пашку снизу вверх в живот, и тот свалился на пол с протяжным стоном. Что было дальше – Андрей понять и увидеть не смог, потому как над ним, теряющим сознание, склонился сухой мужчина лет пятидесяти, со шрамом на лице и видом зэка-рецидивиста, и прижал Андрея рукой к полу. Орлов в полумраке в последний момент кое-как успел разглядеть татуировку со штыком на левом запястье нападавшего. – Слышь, братва, – слева раздался голос третьего, – вот нам подфартило. У нас теперь и бабы есть, и главное – ствол. С ним столько делов порешаем. – Заберите… всё, и оставьте… нас… – едва прошептал Андрей по слогам, теряя сознание. В ответ сухой зэк, державший его, размахнулся деревянной палкой и нанёс еще один удар сверху по голове, после чего Орлов потерял сознание, лишь в последнюю секунду уловив глухой, как будто доносящийся из бочки, крик жены. За неделю до этого: 23 апреля. Киев. Юджин Левинсон. Неприметная серая «Шкода» плавно остановилась возле проходной завода «КиевФармБио». Охранник вышел из будки, подошел к шлагбауму и, сверившись с данными пропуска на соответствие лица водителя фотографии, а также осмотрев салон, вежливо кивнул и разрешил въезд. Машина обогнула главный корпус, подъехала к небольшому одноэтажному зданию и остановилась на парковке возле входа. Водителю автомобиля предстояло пройти систему охраны на входе, возле двери которого висела табличка «Хозблок», оставшаяся еще с советских времен, а затем спуститься на лифте на минус третий этаж. Под небольшим зданием неказистого вида располагалась научная лаборатория, уходящая под землю на несколько этажей. Из автомобиля вылез аккуратно одетый седой невысокий мужчина, на вид около пятидесяти, хотя на самом деле прилично за шестьдесят, забрал из салона черный дипломат и направился ко входу. Этим мужчиной был Юджин Левинсон, один из лучших в мире специалистов по вирусологии. Юджин относился к классу абсолютно безумных фанатиков своего дела, да и профессию он выбрал, требующую изрядной доли самоотречения. Годы обучения и постоянной практики сделали из него профессионала высочайшего класса. Из своей почти сорокалетней карьеры большую часть времени Левинсон работал на ЦРУ. Левинсон получил совершенно блестящее образование, сначала окончив университет в Мичигане, Ист-Лансинг, на факультете вирусологии, а уже на четвертом курсе ему предложили работу в лаборатории на кафедре. Потом практически сразу поступил в Университет штата Юта, Солт-Лейк Сити, на факультет биохимии и, как и в первый раз, окончил программу с отличием. К концу обучения Левинсон был завербован ЦРУ и продолжил работу уже как молодой специалист по разработке новых штаммов. А через пару лет ЦРУ оплатило обучение на факультете славистики в Стэнфордском университете. Юджин уже тогда прекрасно понимал, как, с чем, и главное – против кого ему придётся работать в достаточно обозримой перспективе. Когда рухнул СССР, Левинсон уже вовсю трудился над рядом особо важных проектов, к которым ЦРУ относилось максимально ответственно и с большими ожиданиями. Ежегодно на разработку бактериологического оружия, а также на изучение воздействия нововыведенных штаммов вирусов американским правительством тратились миллиарды долларов. Левинсон был не только талантливым и активным ученым, но и максимально лояльным государственной системе сотрудником. В нём происходило смешение двух так необходимых подобного рода специалисту качеств – патриотизм и чувство превосходства американской нации и полная беспринципность и наплевательское отношение к жизням людей за рубежом, не-американцам. И в том числе благодаря этому он очень быстро стал руководить рядом крайне важных и секретных проектов за рубежом. Жизнь состояла из большого количества длительных командировок по полгода-год, когда Юджину приходилось руководить проектами по организации исследовательских лабораторий в разных странах и на разных континентах, а также курировать имеющиеся наработки. По молодости постоянно брал с собой в длительные поездки жену и ребёнка, а в последние годы она перестала с ним ездить куда-либо вообще, устав от кочевой жизни и постоянной смены стран, климата, культур и часовых поясов. Всё это негативно сказывалось на её и без того не слишком крепком здоровье. Тем не менее, Юджин, как и любой фанатик своего дела, работу ставил превыше семьи, и так и продолжал заведовать проектами по биоразработкам, хотя те деньги, что ему платило ЦРУ, позволяли давно осесть практически в любой точке земного шара на пенсии, доживая сколько отмеряно в тепле и комфорте. Левинсон уже успел «засветиться» в работе с DTRA – Управлением Министерства Обороны США по снижению военной угрозы, хотя по факту работал над биодиверсией в одной маленькой, но очень гордой стране Закавказья. Где как раз накануне очередной заварушки по югу России прошлась эпидемия африканской чумы свиней, выкосив большую часть свиноводства на югах, в центральной России и уничтожив почти всю популяцию кабанов до Урала. Пока русские чесали голову, думая как противостоять эпидемии, африканская чума свиней не только вернулась в Закавказье и ударила по стране, в которой стояла биолаборатория, но и прошлась метлой по восточной Европе. Американцы убили сразу двух зайцев: нанесли удар по агропромышленному сектору России и вызвали панику на продовольственном рынке Европы. Помимо этого, Юджин также руководил лабораторией, занимавшейся возбудителями чумы и бруцеллёза во Львове, за год до этого – приложил руку к распространению бубонной чумы в Кыргызстане, но тогда последствия удалось быстро локализовать, и в итоге умерло всего полторы сотни человек. Однако бубонная чума была скорее экспериментом – ЦРУ планировало посмотреть, можно ли возродить побеждённую сто лет назад болезнь в странах с низким санитарным контролем, отсталой медициной и медленными реакциями местных властей. Помимо этого, Юджин изучал воздействие конго-крымской геморрагической лихорадки на население Афганистана. Да и много где еще успел побывать, включая Юго-Восточную Азию. Но основное время своей работы, конечно же, провёл в странах, соседствующих с Россией. Потому как именно на Россию был направлен пристальный взгляд ЦРУ, как на основного геополитического противника, которого всеми силами нужно если и не уничтожить, то хотя бы ослабить на предельно возможный уровень. Причем, с точки зрения инструментов, ЦРУ было, в общем-то, всё равно чем заниматься – на бесконечно продолжающейся войне за место главной козырной карты на мировом геополитическом столе были все средства хороши. Лабораторий по всему миру были разбросаны десятки, и Левинсон в тот или иной период своей научной деятельности работал как минимум с половиной из них. В своей нынешней командировке Юджин работал в Киеве, под крылом «КиевФармБио» – компании, выпускающей лекарственные препараты для рынка Украины, и при этом имеющей оставшийся с советских времен подземный научно-исследовательский центр, переоборудованный под биолабораторию год назад. Левинсон лично курировал работу по подготовке лаборатории и занимался удалённо проектным менеджментом, а когда ответственные лица на месте сообщили, что всё готово и исследования уже начались, прилетел в Киев и последующие несколько месяцев трудился над проектом. Юджин вошёл в здание. На проходной приложил магнитную карту к считывателю, быстро кивнул серьёзного вида охраннику в стекляшке на КПП, и пройдя до конца по коридору, спустился на лифте на минус третий этаж. Когда открылись двери лифта, Левинсон вновь очутился перед закрытыми стеклянными дверьми, пройти через которые можно было также по магнитной карте, но с открытой программно определенной зоной допуска. В лаборатории работали и местные специалисты, но в основном – на минус втором и минус первом этажах, в технических помещениях или зоне обслуживания, и на минус третий большинство из них доступа не имело. А далее – стандартная процедура, повторенная ровно столько раз, сколько Юджин сюда спускался: на входе – автоматический замер температуры тела. 36,5 – все хорошо. Второй раз замер будет делаться вечером, на выходе. Потом раздевалка. Спецкостюм надевается чистым, вечером сдается в санобработку и сушку, а утром вновь висит в раздевалке в именном шкафчике. После – быстро выпить чашку кофе из автомата в предлабораторной зоне (потому как потом сделать это будет невозможно – выход на улицу до конца смены закрыт, а принимать пищу и напитки в зоне проведения исследований было категорически запрещено) и как минимум до обеда возиться в экспериментальной части лаборатории. А уже потом можно будет пройти через очистку, скинуть в приёмник в раздевалке костюм, пообедать и заняться бумажной работой в офисной части. Всё продумано, всё разумно и отработано не единожды в разных регионах мира. Быстро переодевшись, Левинсон в очередной раз поймал себя на мысли, что уже который раз забывает сделать запрос в отдел матобеспечения по поводу сроков поставки новой лабораторной спецодежды для себя. Все комплекты, какие были, уже закончились, а закупщики пока так ничего и не притащили, хотя обещали со дня на день. На Украине закупить подобную одежду на целую лабораторию было не только невозможно, в силу ряда требований по регламенту соответствующих служб США, но и вызвало бы некие вопросы – кто, зачем и почему. А светиться без необходимости – нет резона, пусть даже местные спецслужбы и правительство были в курсе деятельности лаборатории и даже сами помогали всеми силами. Однако соблюдать осторожность всё же требовалось. В любой стране и у любого правительства всегда есть оппоненты, да и спецслужбы у соседей тоже не дремлют… Поэтому Юджин пообещал себе, если опять не забудет в горячке работы, во второй половине дня связаться с материальщиками и уточнить, когда придёт посылка по линии МИДа, потому как на его костюме уже несколько дней как отсутствует липучка на манжете рукава, которую учёный по неосторожности оторвал, сдвигая столы. Оно, конечно, ничего страшного, кожными заболеваниями здесь никто не занимается, но всё же лишний раз стоило бы иметь полностью исправную спецодежду, пусть даже для соблюдения порядка. Войдя в лабораторию, Левинсон поздоровался со своими коллегами-подчинёнными, подошёл к столу помощницы и сел на второй стул. – Доброе утро, Оливия, – обратился Юджин к коллеге, которая в этот момент склонилась над микроскопом, внимательно изучая пробы крови лабораторных объектов – как здесь называли подопытных животных. В данный момент шла работа над одним из новых штаммов бешенства, который должен был в перспективе распространиться – как это понял сам Левинсон из тех обрывков сведений, что у него были от куратора в ЦРУ – по югу России, зайдя с Украины через Воронежскую и Белгородскую области, чтобы поразить поголовье крупного рогатого скота. Предполагалось несколько вариантов попадания Neuroryctes rabid в кровь животных одновременно: заражённые корма, сено, кусковая соль и непосредственно заражение животных при продаже оных местным агрохолдингам и мелким хозяйствам. Также предполагалась прямая биодиверсия в виде подбрасывания заражённых грызунов в коровники. Люди на местах уже подобраны и ждут команды для организации всех необходимых мероприятий. В данный момент в лаборатории как раз работали с крысами, стараясь всеми силами замедлить стационарный период для более полного охвата территории и при этом повысить вирулентность заболевания. – Здравствуйте, Юджин. Вы готовы? – Оливия оторвалась от микроскопа и внимательно посмотрела на коллегу. – Да, вполне. Что у вас? – Левинсон ждал результаты вчерашних тестов. Расшифровка должна была быть готова как раз к утру сегодняшнего дня – или поздним вечером в США, где в этот момент также трудились специалисты-вирусологи, всеми силами помогая коллегам в Киеве закончить исследования как можно быстрее. – Вы были абсолютно правы. В этот раз все прошло несколько иначе… и более эффективно. Крысы, как и положено, по-прежнему дохнут, но болезнь протекает немного по-другому. Кстати, должна заметить, что в последний раз когда мы с Вами тестировали вирус на стойкость к окружающей среде, он показал более высокие результаты чем прежде. Помимо этого, вирион стал медленнее разрушаться при обработке дезинфектантами, включая хлорсодержащие соединения, а при нагреве выдержал температуры до 80 градусов по Цельсию или 176 по фаренгейту. Также, при нагреве до 50 градусов по Цельсию вирус погиб спустя полтора часа, что лучше предыдущего показателя в час десять. – Патогномоничные симптомы? – Без изменений, ничего нового. – А что по реакциям центральной нервной системы? Есть изменения, в сравнении с предыдущими результатами? – Юджина больше всего интересовало именно воздействие на ЦНС животных, потому как речь шла не о создании лекарства, а именно о видоизменении самого вируса. – Вирус на этой подопытной группе крыс проявился несколько иначе. Аксонный транспорт клетки вируса в ЦНС начал работать быстрее, P-белок намного лучше подавил интерферон, эффективно снизив иммунную реакцию организма, однако поражение ЦНС прошло намного быстрее, чем мы ожидали. В итоге, наша цель перевёрнута с точностью до наоборот – при высокой вирулентности также в разы сократился стационарный период заболевания. Можно сказать, что данный результат стал максимально эффективным с точки зрения повышения смертности в короткий период времени, но при всём при том поставленной цели мы не добились даже близко, а скорее наоборот. – Что же, – Левинсон на секунду задумался, – данная подопытная группа пусть пока остается под наблюдением до гибели последнего экземпляра, нужно будет исследовать каждую особь и зафиксировать всё до мельчайших деталей. Поручите это кому-то из ваших помощников. В общем, негативный результат – тоже результат. Потому как мы всё же получили вирус с быстрым протеканием и высокой летальностью, что тоже хорошо. Однако результаты теста можно считать несостоявшимися в ретроспективе поставленных целей. Это у нас какая с вами группа исследуемых, получается? – Это тридцать восьмая, – ответила Оливия, – похожие результаты, но с несколько другими параметрами, также показывали двадцать шестая и семнадцатая, но те исследования я предлагаю отправить в архив, так как показатели нестабильны, а у нас есть вчерашние итоговые результаты, которые перекрывают в части ряда параметров всё, что было сделано до этого. – Согласен с Вами, – удовлетворенно кивнул Юджин. Он уже знал, что когда добьется поставленной задачи, у него на руках будут сразу два варианта, которые он с удовольствием представит куратору – быстрый и долгий. И обоим найдется применение, вне всяких сомнений. – Что будем делать дальше? Новая группа? – Да, Оливия. Распорядитесь, чтобы подготовили еще дюжину крыс тремя группами, есть некоторые задумки. – Хорошо. Сегодня сделаю. Уже всё подготовлено. «Молодец», – подумал Левинсон, – «вот чем хороший специалист и подчиненный отличается от дурного – скоростью предоставления информации, разумной инициативностью и предугадыванием возможного развития событий в работе». Юджин был более чем доволен сотрудницей, хорошим спецом и просто умной женщиной. – Так, а что по реакциям у подопытных? – Группа ведет себя по-разному, но это скорее зависит от физических параметров каждой конкретной особи. Что совершенно идентично у всех крыс – повышенное слюноотделение, свойственное животным при бешенстве, с высокой концентрацией вируса в слюне, а также повальная апатичность и сонливость уже на третий день после заражения, а в течение короткого промежутка времени после этого – всплеск агрессивности и нервного возбуждения. Вчера половина подопытной группы перегрызла друг друга. К ним я подбросила в ковчег двух незаражённых крыс, и в итоге заражённые не просто их покусали, а убили и практически целиком съели. Я пока не знаю, почему, но заражённые крысы проявляют к незаражённым значительно большую агрессию вплоть до желания убивать и каннибализма, чем к больным собратьям. Такую особенность поведения психики я пока объяснить не могу.