– Так. – Вот Люшков нам в этом и поможет. – Люшков? – Вот именно! Скажешь, что в Харбин направили связника из Управления НКВД по Дальневосточному краю. – Точно! Он же там служил! – Соображай дальше, Вадим. Наверняка Люшков попробует выйти на него сам, он денежки любит. А наше дело – проследить. Понял, для чего я тебя приставляю? – Ну вы и голова, Азалий Алексеевич, – уважительно протянул Ясновский. – Иди работай, юноша. Поживешь с мое – и не такое придумаешь. Гони за Люшковым! Но Ясновский выходить из кабинета не собирался. – Ты чего? – уставился на него Дулепов. – Боюсь, не справлюсь, господин полковник. Вы же знаете, как я к Люшкову отношусь. Пасти его, дружбу изображать – не по мне это. Сорвусь я… – Отставить, ротмистр! – гаркнул Дулепов. – Сорвется он! Барышня нашлась, институтка! Ты на службе, Вадим. Прикажу – будешь его взасос целовать и не пикнешь. Твое личное отношение к Люшкову никого не интересует – нам резидент нужен. – Простите, Азалий Алексеевич… – промямлил Ясновский. – Иди. Да, вот еще что. Работать будешь вместе с Модестом. Свяжись с ним сам. Ротмистр вызвал машину и поехал за Люшковым. Путь был неблизким, километров сорок от города по грунтовой дороге. Настроение было мерзопакостным. На дармовые деньги погулять – это пожалуйста, но не в компании с Люшковым. Придумал же, старый черт! За этим энкавэдэшником кто только не охотится. Один неверный шаг – и пуля обеспечена. «Ты на службе, Вадим» – в гробу он видал такую службу. Вот именно, в гробу… Вдали показалось селение. Пять или шесть домишек, жавшихся друг к другу. В одном из них скрывался Люшков. Искать его тут вряд ли кому пришло бы в голову. Войти в дом просто так не удалось. – Кто тама? – настороженно спросил чей-то голос. – Ротмистр Ясновский. Полковник Сасо должен был предупредить. – Документы давай. Тяжелая дверь приоткрылась, и ротмистр сунул в руки охранника-японца свое удостоверение. – Проходи, – сказал тот, изучив удостоверение вдоль и поперек. «Неужели читает по-русски?» – раздраженно подумал Ясновский. – Госпадина приехал к госпадина Рюскову? – К Люшкову, к Люшкову. Я забираю его! – Да, да. Госпадина Сасо звонир, – кивнул охранник и повел Ясновского за собой. В комнате царил полумрак, середину ее занимал круглый стол, покрытый плюшевой скатертью, в углу стоял комод, а на комоде – невесть откуда взявшийся тульский самовар. – Вы ко мне? – раздался голос. Ясновский и не заметил, как вошел Люшков. «А он изменился», – отметил про себя ротмистр. Люшкова он не видел несколько месяцев. За это время перебежчик сильно сдал. Кудрявый смоляной хохолок на макушке поблек, залысины стали еще больше, нос вытянулся и заострился. Прежними оставались лишь глаза – из-под кустистых бровей они хитрыми буравчиками сверлили вошедшего. – К вам, к вам, Генрих Самойлович. Рад вас видеть живым и здоровым. – Ясновский попытался придать голосу приветливость. – С чего бы это? – не поверил Люшков. – Ну, как же! Служим одному делу и… – Ладно, ротмистр, оставьте эти сказки для дураков. Говорите прямо – зачем пожаловали? Но Ясновский уже вошел в роль. – Вам не осточертело торчать в этой дыре? – спросил он, многообещающе улыбаясь. – Допустим, осточертело, а что вы можете предложить? – Харбин вас устроит? – Харбин? С чего вдруг такая милость? Держали, держали в этой дыре… – Генрих Самойлович, это не милость, это нормальное развитие событий. Конечно, при нашей работе опасность всегда существует, но, мне кажется, ситуация изменилась. Во-первых, взяли боевиков – тех, кто готовил на вас покушение. Во-вторых, дали прикурить подпольщикам, а главное – вышли на красного связника. – На связника? – заинтересовался Люшков. – Да, Генрих Самойлович! – Душа ротмистра возликовала: кажется, клюнул. Но Люшков неопределенно пожал плечами и сказал: – Часом, не в качестве живца хотите использовать? – Генрих Самойлович, о чем вы? Мы не можем разбрасываться такими кадрами, как вы. Давайте присядем, и я вам все расскажу. Люшков турнул с табуретки пушистого черного кота. – Садитесь, – нелюбезно предложил он. Ясновский поморщился, но сел. – В общих чертах ситуация складывается следующим образом. По данным нашей агентуры, но главное, из расшифрованной радиограммы харбинской резидентуры… – Взяли радиста? – оживился Люшков. – Нет, к сожалению, не удалось. Был ранен при захвате, пытался бежать, но утонул. Остались полусгоревшие бумажки, но наши дешифровальщики кое-что прочли. Так вот, в ближайшие дни в Харбин прибывает связник. Встреча с резидентом намечена в одном из ресторанов, вот тут-то и потребуется ваша помощь. – Не понял, с какого бока? – Генрих Самойлович, связник направлен Управлением НКВД по Дальневосточному краю, так что готовьтесь встретить старого приятеля. – Век бы этих приятелей не видать. – Люшков зло стукнул кулаком по столу. – Ну, встреча будет короткой, а потом препроводим его в надежное место. Надеюсь, тюремная камера ему подойдет? – хохотнул ротмистр. – Ваша взяла, надоело мне тут торчать! Люшков поднялся и ушел собираться в спальню. Через полчаса они выехали в Харбин. По дороге случилась досадная неприятность: лопнуло колесоу машины. «Ох, не кдобру это», – подумал ротмистр, не к месту вспомнив черного кота. До города они добрались ближе к ночи. Конспиративная квартира находилась на Нижней улице, рядом с Благовещенским собором. Ясновский показал комнаты Люшкову и ушел, предупредив, что заедет завтра вечером, к восьми часам. Ровно в восемь машина стояла у подъезда. Люшков придирчиво осмотрел себя в зеркало – кажется, придраться было не к чему – и поспешил вниз. Ясновский сухо поздоровался – после вчерашнего славословия он чувствовал себя совершенно разбитым. Ктомуже он не любил опасность. То, что за Люшковым охотятся красные, сомневаться не приходилось. Они не успокоятся, пока не устранят Иуду, но в планы ротмистра вовсе не входило быть живой мишенью. А все Азалий с его затеями. Ладно, авось пронесет… Обход они решил начать с ресторана «Модерн». По дороге Люшков с интересом расспрашивал ротмистра о последних новостях Харбина: о дебюте Вани Дыбова в «Погребке», о скандальном романе певички Верочки Маневской. Ясновский понял, что информацию он черпал из «желтых» газет. Странно, что бывший энкавэдэшник интересуется такими вещами. Вечер в ресторане только начинался, публика еще не успела разогреться. Люшков пробежался глазами по залу и покачал головой: знакомых ему лиц не было. Они сели и сделали заказ. Выбирал Люшков – к недовольству Ясновского, все самое дорогое. «На этого еврейчика никаких денег не хватит», – подумал он. Выпив, Люшков расслабился. Теперь он уже выискивал в зале подружку на вечер, Ясновский в этом не сомневался. Сальный взгляд скользил по обнаженным женским плечам, по роскошным бюстам, выпирающим из декольте. Одной из барышень «тургеневского возраста» он даже начал пьяно подмигивать. Хороший оперативник, Люшков вел свою игру. Водка его на самом деле не брала, за долгие годы организм закалился. Тем более взяли русскую, хорошо очищенную. Под обильную закуску такую пить да пить. Бабы по большому счету не интересовали, но надо соответствовать. Не сидеть же в этом шалмане, как этот глупый ротмистр. Да на его роже написано, что он тут неспроста. Внезапно шум ресторана перестал кружить голову. Люшков напрягся. Кажется, за ним следят. Закуривая, он скосил глаза в сторону. За столиком у колонны сидели трое. Двое мужчин и женщина, русские. Мужчины – служащие средней руки, из числа тех, кто протирает штаны в конторах. Женщина… Она-то и насторожила Люшкова. Носатая, худая и плоская, с выпирающими неровными зубами, такая отлично смотрелась бы в кожанке, с маузером в руке. Знаем мы эту породу, внутренне передернулся бывший энкавэдэшник. Закуска перед троицей стояла небогатая. И одна бутылка водки на всех – ну что это такое! Странная компания вяло ковырялась в тарелках, простреливая зал цепкими взглядами. Несколько раз взгляды останавливались на нем, но далее этого дело не шло. Аппетит у Люшкова окончательно пропал. Всё, догнали… И зачем он поддался на эту авантюру? В далекое июньское утро тридцать восьмого года он принял мучительное для себя решение. Выбора не оставалось: либо жизнь, либо смерть в подвалах Лубянки. Растерянный пограничный наряд остолбенело смотрел, как он уходит в сторону Маньчжурии. Поздно спохватились, ребята… По нейтральной полосе стелился густой туман, обещая жаркий день. Люшков бежал, не соблюдая осторожности – а… будь что будет. Лицо заливал пот, на бегу он снял фуражку и отер его. Пограничники наконец закричали что-то вслед, потом раздались выстрелы. Полоса вспаханной земли закончилась. Их земли… Впереди его ждала неизвестность, но лучше так, чем жить в постоянном унижении. Власть они советскую построили… Да кому она нужна, такая власть? Нет, бежать, бежать – от этого выродка Берии, от его холуев братьев Кобуловых, от других прихлебателей, которые думают только об одном – спасти свою шкуру любой ценой… И все же сердце щемило. Этой власти он отдал себя без остатка. В шестнадцатом году с юношеской пылкостью он окунулся в бурлящий котел революции. По ночам, скрываясь от полицейских, вместе с пацанами из рабочих дружин расклеивал по улицам Одессы большевистские листовки, а когда в городе установилась советская власть, без раздумий вступил в Красную гвардию. Во время оккупации Одессы остался на подпольной работе. В феврале восемнадцатого был арестован, но сумел бежать. Затем отчаянно рубился с петлюровцами, пока не свалился с сыпняком. Почти месяц валялся в выстуженном вагоне, где размещался лазарет, чудом выжил и, едва поднявшись на ноги, снова ринулся в бой. Под Каневым их отряд попал в окружение, но ему с горсткой красноармейцев все же удалось пробиться к своим. Вскоре партия заметила преданного бойца и в июне двадцатого направила на работу в ЧК. Там он по-прежнему не щадил ни себя, ни врагов. Продвижение по служебной лестнице зарабатывал потом и кровью, а не на паркетах Лубянки, где плодились комиссары, не нюхавшие пороха. Годы каторжного труда без выходных и отпусков… В августе тридцать шестого он был назначен начальником Управления НКВД по Азово-Черноморскому краю. Должность ответственная. Сам Николай Иванович Ежов проводил инструктаж, как оправдать доверие партии и сберечь драгоценную жизнь товарища Сталина, наезжавшего на отдых в эти края. Новоиспеченный комиссар ГБ 3-го ранга (звание он получил в ноябре тридцать пятого) дневал и ночевал на спецобъектах. Он мечтал об одном – увидеть Вождя, быть рядом с ним, дышать одним воздухом. И еще одна мысль часто посещала его сознание. Мальчишеская, глупая… Однажды, рискуя собственной жизнью, он спасет товарища Сталина от предательской руки и станет известен всей стране. Вот порадуется тетя Муся… Она и представить не могла, что сын одесского портного, которого городовой с Гороховой в свое время изрядно потрепал за пейсы, способен на такое…