— Нет оружия более сильного! — воскликнуло сразу несколько индейцев. — Какое ты знаешь оружие? — Ну хотя бы решительность. На их лицах отразилось разочарование. — Да, конечно… — А вы мне поможете? — Поможем. Ты наш Белый Ягуар! Ты наш друг! — заверили они. — Поможем. — Хорошо, я дам вам ружья, и по ночам мы будем караулить. Посмотрим, устоит ли злодей против нашего свинца! Однако в этом они не хотели участвовать. Стрельба ночью была им не по душе, к этому они не привыкли и вообще не хотели гневить тайные силы. Ночью они предпочитали спать, а не охотиться за чем-то страшным и непонятным. На рассвете следующего дня в сопровождении Арнака я отправился на охоту. В том месте, где тропа уходила в лес, мы встали как вкопанные. Поперек тропинки, словно преграждая нам путь, лежало несколько небольших, грубо исполненных, словно вылепленных детской рукой глиняных фигурок. Едва увидев их, Арнак замер на месте и резким движением остановил нас, не пуская дальше. С несвойственным для него изумлением уставился он на эти фигурки. Величиной не больше пальца, фигурки изображали разных зверей: маленькую ящерицу, лягушку, змееныша, какого-то четвероногого зверька, птицу и даже скорпиона. Все фигурки были уложены головами в нашу сторону, а приглядевшись внимательнее, я заметил, что на каждой из них была обезображена какая-нибудь часть тела: сплющена голова, оторвана лапа, выедена спина, выколоты глаза. — Не подходите близко! — прошептал Арнак взволнованно. Я удивленно взглянул на юношу, несколько сбитый с толку его поведением. — Опять колдовство? — проговорил я. — Да. — И ты поддался? — сказал я с укором. — Арнак! Опомнись! Это же все чепуха! — Нет, Ян! — возразил он серьезно. — Это уже не чепуха! Если шаман замышляет кого-то уничтожить, то кладет у него на пути такие заколдованные фигурки. — Зачем? — Чтобы ослабить его волю, размягчить сердце, замутить рассудок… — А я растопчу эти чары, — заявил я. — Не делай этого! Они могут быть отравлены, и яд войдет через сапоги в твое тело… Спустя минуту Арнак как бы опомнился от первого впечатления, лицо его прояснилось, на губах заиграла чуть заметная улыбка. — Нет, Ян! — сказал он мягко, стараясь меня успокоить. — Ты учил меня, что все это выдумки шаманов, и наука твоя не прошла даром! Но это уже не шутки! Видно, Карапана всерьез решил с тобой покончить, и это меня тревожит… — А почему ты думаешь, что он решил покончить со мной, а не с нами всеми? — Смотри! Он показал глазами вперед. Там, чуть дальше уложенных в ряд фигурок, я увидел на тропинке еще одного вылепленного зверька. Фигурка отдаленно напоминала хищника, точнее, ягуара, выкрашенного в белый цвет, одним словом, белого ягуара. Ага, это определенно уже касается меня. Крохотная стрела навылет пронзила грудь зверя — такая судьба, вероятно, предназначалась и мне. В ответ на все эти угрозы и попытки устрашить меня с помощью фигурок хотелось лишь пожать плечами, но неуемная ярость преследователей невольно вселяла какую-то жуть. Неужто я бессознательно стал поддаваться пагубному воздействию шамана? Тем временем Арнак отыскал толстый сук и начал изо всех сил колотить по фигуркам, пока не превратил их в пыль, а пыль потом старательно смел с тропинки в сторону. То же он хотел учинить и с фигуркой ягуара, но я его удержал, решив сохранить ее себе на память. Юноша покачал головой, но согласился. — Только смотри, — предостерег он, — не касайся ее! Привязав фигурку к тонкой лиане, мы подвесили ее на ветку куста, чтобы забрать на обратном пути. Когда спустя несколько часов мы возвращались той же тропинкой, нас ждала новая неожиданность — фигурка исчезла. Пока мы охотились, ее кто-то взял. Никто из наших причастен к этому не был. Значит, поблизости от наших хижин бродит кто-то чужой. Лесная чаща, окружавшая нас стеной, надежно укрывала от нас мрачную тайну, и в этих непроходимых дебрях мы были беспомощны. — Белый Ягуар с пронзенным сердцем — в руках врага! — проговорил Арнак. — Береги свое сердце, Ян! — Сердце у меня как у быка! — рассмеялся я. На вторую и третью ночь после истории со зловещими фигурками я плохо спал, а проснувшись, никак не мог заснуть. Из ближайших зарослей неслась шумная музыка, у реки — концерт другой, но не менее шумный, в камышовых стенах хижины шелестели не то какие-то ящерицы, не то насекомые. Сон не шел, и в голове моей бродили разные мысли. Непостижимая ярость шамана с каждым днем все более обостряла положение, и надлежало предпринять какие-то решительные шаги. Но какие? Вдруг весь я обратился в слух. Я лежал у самой стены на ложе из веток, покрытых шкурами. И вот прямо над собой я услышал какие-то странные звуки, показавшиеся мне непохожими на привычные ночные шорохи. Раздался то ли треск, то ли шуршание осторожно раздвигаемого тростника. Минуту спустя у меня уже почти не оставалось сомнений: кто-то, стоя снаружи, пытается проделать отверстие в стене хижины. Я хотел было вскочить и выбежать во двор, чтобы схватить таинственного гостя, как вдруг что-то упало мне на живот, и я застыл в неподвижности. Какое счастье, что я не поддался испугу и не пошевелился, — это была змея! Не очень большая, длиной всего, наверно, фута в полтора, упав, она притаилась и продолжала недвижно лежать на моем теле, словно не зная, что делать дальше. Я боялся дышать, хотя сердце у меня колотилось как бешеное. За последние дни я хорошо изучил повадки этих тварей и прекрасно сознавал, что стоит мне хоть чуть шевельнуться, как раздраженная гадина не замедлит вонзить в меня свой ядовитый зуб. Спустя минуту, показавшуюся мне вечностью, змея медленно распрямилась и поползла. Я чувствовал скользкое ее тело и напрягал всю силу воли, чтобы не дрогнуть. Наконец змея сползла с моего живота, но не отдалилась, а медленно двинулась вдоль моего тела, потом даже обвилась вокруг ноги у щиколотки и так замерла на несколько минут. Я выдержал и это, и змея наконец соскользнула с моего ложа. Наконец можно было перевести дух. Холодный пот струился по моему телу. Прошло немало времени, прежде чем снова стала нормально пульсировать кровь и ко мне вернулась способность здраво мыслить. Все это происходило в кромешной тьме. Непосредственная опасность мне уже не грозила, но я знал, что еще не избавился от нее. Змея находилась где-то рядом, быть может, притаилась всего в нескольких дюймах от меня. Я все еще не отваживался не только пошевельнуться, но даже крикнуть друзьям, спавшим в гамаках. Так в полной неподвижности я провел несколько часов, пока не наступил рассвет. Когда первые проблески стали проникать сквозь щели в хижину, рассеивая тьму, я внимательно осмотрелся по сторонам. Змеи нигде не было видно. Я разбудил друзей и рассказал им о случившемся. Обыскав в хижине все углы, мы наконец нашли ее. Укрылась она недалеко — среди ветвей под моим ложем. Это оказалась на редкость ядовитая и злобная змея. Едва мы ее обнаружили, она бросилась на нас. Потребовался мгновенный и точный удар палкой, чтобы ее обезвредить. Над моим ложем в тростниковой стене виднелась дыра — красноречивая улика. Итак, это уже явное покушение на мою жизнь. Все поняли серьезность положения и необходимость более решительной, чем прежде, защиты. Теперь никто не противился тому, чтобы выставлять на ночь охрану и стрелять в непрошеных гостей. — Я буду караулить! — первым вызвался Арасибо. Глаза его горели ненавистью. — Будем дежурить все по очереди! — возразил Арнак. — Я — первый! Я — в эту ночь! — стоял на своем хромой. На ночь я подготовил для него ружье, заряженное картечью, и велел стрелять не ближе чем на тридцать шагов, а чтобы не убить случайно кого-нибудь из своих, прежде окликнуть и убедиться, кто идет. — Я узнаю, кто идет! — буркнул Арасибо. Вечером мы предупредили ближайших соседей, чтобы они не подходили ночью к нашей хижине и к тропе, ведущей от нас в лес. Около полуночи нас разбудил грохот выстрела. Мы выскочили во двор. Арасибо крикнул, что стрелял в кравшегося человека. — Ты окликнул его? — спросил я. — Зачем? Это был враг! Мы быстро зажгли факелы и побежали к тому месту, на которое указывал Арасибо. Там никого не было. Страж наш либо промахнулся, либо только ранил врага, а быть может, ему и вообще все померещилось. Утром, едва наступил рассвет, мы еще раз обследовали это место и теперь с успехом: сразу же обнаружили следы крови. Арасибо торжествовал. Крови было много. Выстрел Арасибо дал блестящие результаты и, похоже, испугал злых духов. Нашествие змей прекратилось, в темноте никто уже не нарушал нашего покоя, и мы напрасно караулили по ночам. Через несколько дней индейцы хотели отказаться от дежурств, но я этому воспротивился и в конце концов настоял на своем: началась сухая пора, пора войн, и охрана по ночам предусматривала теперь не одну, а две опасности: происки шамана и возможность нападения со стороны акавоев. К несению караула мы привлекли всех мужчин нашего рода. Такого свойства предусмотрительность была чужда природе здешних индейцев, совершенно лишенных дара предвидеть и упреждать опасность, но мне удалось склонить их к этому, поскольку они уважали меня и не хотели огорчать. Оставалось загадкой, кого ранил ночью Арасибо. Во всяком случае, не из нашего рода и не Карапану, Конесо, Пирокая или Фуюди, как стало мне вскоре известно. В предвидении стычек с акавоями мне хотелось иметь подробную карту лесов, гор, рек и тропинок между нижним течением Ориноко и рекой Куюни на юге, и я посылал Арнака к жителям Серимы, которые могли бы дать подробные сведения об этих краях. Они давали их охотно, и в итоге мне удалось составить со слов недурную карту. Заодно Арнак пытался осторожно собрать в селении сведения о ночном госте. Однако здесь он мало преуспел — тот провалился, словно камень в воду. Если этот человек и отлеживался где-то, излечиваясь от ран, то под большим секретом и весьма тщательно укрытый в каком-то потайном месте. Однажды утром я отправился с Вагурой и Ласаной на охоту. Мы шли своей обычной тропой, которая уходила, как мне говорили, на десятки миль к югу, ведя через ущелья гор Итамаки в долину реки Куюни, и с незапамятных времен служила индейцам торговым путем. За поясом у меня был пистолет, на плече легкое, но метко бьющее ружье, хотя и не столь дальнобойное, как мушкет. У Ласаны был лук, из которого она редко промахивалась, а Вагура вооружился нечасто применяемым в этих краях оружием — «воздуходувкой». Стрелы ее, небольшие и легкие, представляли тем не менее страшную опасность: отравленные ядом кураре, они, даже слегка задев крупного зверя или человека, через несколько минут его умертвляли. Когда часа через два мы добрались до мест, изобиловавших разной дичью, нас застиг такой ливень, что в лесу сделалось почти темно. Ласана и я прижались к стволу могучего дерева, называемого индейцами мора, а Вагура укрылся шагах в двадцати от нас. Несмотря на сухую пору, мы чуть ли не ежедневно были свидетелями подобных ливней, длившихся час-два, после чего снова вспыхивало жаркое солнце и чистейшая лазурь заливала небо. На этот раз ливень продолжался каких-нибудь полчаса. Вскоре небо начало проясняться, в лесу посветлело. Мы все еще стояли под деревом, и я по охотничьей привычке стал оглядывать окружающую нас чащу и кроны ближайших деревьев. В расточительном нагромождении здесь росли как бы сразу три леса в одном: обычный высокоствольный лес, под ним лес непроходимых зарослей кустарника, а вверху, на стволах и ветвях деревьев, лес третий — целые армии паразитирующих растений. К тому же весь этот хаос во всех направлениях перевивался дикой путаницей сетей из лиан-канатов. Я любил вглядываться в эту бурю расточительности и отдаваться ее пьянящему дурману. Вдруг взгляд мой замер, пульс учащенно забился. Я вскинул к плечу ружье — в каком-нибудь десятке шагов от нас над самой землей на ветвях дерева притаилась огромная змея. Это была не серая анаконда, живущая поблизости от воды, — тело змеи было ярко раскрашено желтоватыми пятнами по серо-красному фону. Я не мог определить ее длины, поскольку видел лишь часть тела, но, судя по толщине, это был настоящий исполин. Высунув голову из-за листьев, змея следила сверху за происходящим на земле. Нас она давно заметила. Я еще раздумывал, что делать: то ли стрелять, то ли выждать, как вдруг внимание наше было отвлечено от змеи странными звуками, долетевшими откуда-то издали, из глубины леса. Сразу в нескольких местах там трещали ломаемые кусты, и треск этот, поначалу приглушенный, все более приближался, становясь явственнее, а потом мы услышали и другие звуки, глухие и яростные: не то пыхтенье, не то хрюканье. — Сагуино! — шепнула мне Ласана. — Дикие свиньи! Целое стадо их двигалось прямо на нас. Я немало наслышался рассказов о том, какие это опасные для человека звери, если их нечаянно раздразнить. Ослепленные бешенством, они бросаются на любого врага, будь то человек или ягуар, и, как бы он ни защищался, чаще всего разрывают его на части. Лишь поспешное бегство на дерево может тогда спасти от верной смерти. Самый нижний сук ответвлялся от ствола моры, под которой мы стояли, на высоте десяти футов от земли, и я, подхватив Ласану, помог ей уцепиться за него и вскарабкаться наверх, а затем взобрался туда и сам. Мы успели заметить, что Вагура тоже взобрался на дерево. Я проверил порох на полках — не намок ли, что, к сожалению, часто случалось в здешних влажных лесах, — и подсыпал свежего и в ружье и в пистолет. — Посмотри, — указала Ласана на змею. Удав, услышавший, как и мы, приближение стада свиней, вдруг ожил. Он медленно сполз чуть ниже. Теперь голова его и верхняя часть туловища висели над самой землей, а хвост обвивал ветви дерева где-то высоко вверху. Повиснув так в полной неподвижности, более похожий на толстую лиану, чем на громадную змею, он таил в себе скрытую угрозу, и под сплющенным его лбом, как видно, копошились какие-то коварные замыслы. Стадо тем временем приблизилось. Кабаны не торопясь двигались по кустарнику прямо под нами и вокруг нас. Их было огромное множество, целая лавина, штук сто, а может быть, и больше. Я не спешил стрелять, выжидая, пока пройдет основная масса, зато Ласана с расстояния шагов в двадцать свалила из лука одну из ближайших самок. Пронзительно взвизгнув, свинья вырвала клыками из раны стрелу, но вторая стрела пронзила ей сердце, и она замертво рухнула на землю. Неистовый визг привлек к себе часть стада. Возбужденные непонятным явлением кабаны обступили погибшую самку и, ощетинив загривки, усиленно принюхивались, но обнаружить нас не смогли.