— Ты думаешь, я откажу тебе в удовольствии пойти со мной по тропе войны? Ты думаешь, я лишу себя этой радости? Невозможно было и дальше притворяться равнодушным. Несмотря на годы тренировок, Ренно не удержался от широкой улыбки безграничного облегчения. Гонка покачал головой: — Я говорю с тобой, потому что ты не будешь обычным членом отряда. Если маниту войны станет угодно, ты будешь сражаться в битве на стороне твоих братьев, но возможно, и нет. Ренно сразу перестал улыбаться. — Со времен отцов наших отцов, — торжественно произнес Гонка, — сенеки шли на войну вместе со своими братьями-ирокезами. Теперь мы должны воевать на стороне англичан. Их мысли — не наши мысли. Сражаться с ними против одного и того же врага будет нелегко. Ренно вынужден был согласиться и принялся гадать, почему он был удостоен такого доверия. — Ты побывал в поселении англичан, — продолжил великий сахем. — Ты научился говорить на языке англичан. Твои глаза и волосы такого же цвета, как у них, и они не думают о тебе как о сенека. Вот почему я хочу, чтобы ты исполнил особое поручение на тропе войны. Ренно знал, что лучше терпеливо ждать, чем делать преждевременные выводы. — Мой сын будет посланником между мной и вождем англичан. Ты понесешь мои слова к нему и его слова ко мне. Когда придет время встретиться с врагом, ты будешь рядом с вождем англичан, Уилсоном. Ты скажешь ему, что делают сенеки, и почему мы так делаем. Тогда он не совершит ошибки, которая стоила бы многих жизней его отряду. Ренно словно окунули в ледяную воду озера. Может, ему и доведется воспользоваться огненной дубинкой, луком и стрелами, но скорее всего обязанности посланника и советника при полковнике Уилсоне лишат его возможности добавить еще несколько скальпов себе на пояс. Даже любимый сын не смел задавать вопросов, когда великий сахем принимал решение. Старший воин обязан выполнять приказ. Всего несколько секунд назад Ренно боялся, что его оставят дома с женщинами, детьми и младшими воинами. Многие старшие воины, даже более опытные, чем он, оставались в селении, и не стоило протестовать, утверждая, что единственное желание Ренно — завоевать славу в схватках с гуронами и оттава, нанести страшный удар французам и прежде всего встретиться со своим личным врагом. — Я слышал слова великого сахема, и я сделаю то, что обязан сделать. Гонка повернулся и пошел к дому так быстро, что Ренно пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от отца. Эндрю Уилсон внимательно смотрел на гостя, гревшегося у очага. — Преподобный Дженкинс, — спросил Уилсон. — Вы уверены, что хотите отправиться в эту экспедицию? Наличие среди нас капеллана — роскошь, но, поскольку отряд состоит всего из нескольких сотен солдат, вы можете быть вовлечены в битву. Авдий Дженкинс улыбнулся: — Я знаю, чем рискую, полковник. — Сдается мне, вы не слишком огорчены тем, что вам придется сражаться, — рассмеялся Уилсон. — Прежде чем стать священником, я учился фехтованию. Знаете, я всегда отстаивал идею мира между народами. Но когда приехал в Новый Свет, то увидел оскальпированных поселенцев, убитых женщин и маленьких детей, сожженные дома… И все это только ради того, чтобы нагнать на нас страху. Что ж, полковник, французы не добились того, чтобы мы оставили землю, на которой Всемогущий дозволил нам поселиться, и мы не собираемся возвращаться обратно в Англию. Авдий был так пылок, так искренен, что полковник перестал его отговаривать. — Простите, если это похоже на проповедь, но я уже так много прочел их, что не могу изъясняться иначе. Французам следует преподать урок, которого они не забудут, а их индейские союзники должны понять, что лучше жить в мире с нами. Некоторые из ваших добровольцев называют меня священником-задирой, но я не обижаюсь на это прозвище. Я просто отказываюсь оставаться дома. — При таких обстоятельствах, — мягко проговорил Эндрю, — я принимаю ваше предложение. А теперь приглашаю вас поужинать вместе с нами. Авдий покачал головой: — Благодарю вас. Сказать по правде, мне предстоит одна деликатная миссия. Я хочу заехать к Элвинам и сообщить, что отправляюсь вместе с вами. Боюсь, Деборе это не понравится, особенно потому, что она на собственном опыте узнала кое-что о нравах индейцев. Провожая гостя до дверей, полковник понизил голос: — Дамы, — сказал он, — иногда не понимают, что приходит время, когда мужчина вынужден применить насилие, чтобы добиться подлинного мира. Уилсон удержался от замечания, что дружба между Деборой и священником становится все крепче. Не стоит вмешиваться в чужую личную жизнь. — У меня дома те же проблемы, — добавил полковник. Авдий удивился: — Миссис Уилсон не хочет отпускать вас в поход на Квебек? Эндрю покачал головой, но не ответил, услышав, что жена спускается вниз по лестнице. — Поговорим на эту тему как-нибудь в другой раз. Хотя очень надеюсь, что этот вопрос разрешится до нашей следующей встречи. Милдред Уилсон, по обыкновению переодевшаяся к ужину в одно из парадных платьев, повторила приглашение мужа, приветствуя священника. — Боюсь, что не смогу остаться, — ответил Авдий и добавил с лукавой улыбкой, обращаясь к полковнику: — Пожелайте мне удачи, сэр. Супруги остались наедине, и Милдред спросила: — Что все это значит? — У преподобного отца Дженкинса те же сложности, что и у меня, дорогая. Ты не будешь против, если мы немного поговорим до ужина? Милдред последовала за мужем в библиотеку и, отказавшись от ликера, внимательно наблюдала, как Эндрю наполняет свою рюмку. Полковник решил, что прямое столкновение предпочтительнее осторожных подходов. — Я составил список участников похода, — сказал он, — и включил туда Джефри. Милдред вздрогнула: — Ты же знаешь, что ему ненавистна служба в милиции! Он поступил туда только по твоему настоянию. Зачем кликать беду, которой так легко избежать? — По той простой причине, что, если я не возьму его, нас ждет еще большая беда. Джефри наш единственный ребенок, и я по-своему люблю его не меньше, чем ты, Милдред. Хотя он и бесит меня иногда… — Ты подтверждаешь мои слова. Ты хочешь, чтобы все стало еще хуже. — Дело не в этом. — Не в этом? — выкрикнула Милдред. — Если Джефри не повинуется приказу… — Он этого не сделает. За время службы он уже понял, что даже мое положение командира не спасет его от трибунала. Милдред опустилась в кресло: — Тогда я не понимаю. — Джефри оказался в неприятном положении. Он не занимается ничем, кроме пьянства и беготни за шлюхами. Он отказывается трудиться в поместье и так высокомерно и грубо обращается с людьми, что настроил против себя всех соседей. И в этом мы должны винить только себя, Милдред, потому что позволили ему слишком долго пробыть в Англии. — Уверяю тебя, мы просто избаловали его. Но мы так старались заставить его перемениться. — Голос ее дрожал. — Я боюсь, с ним может случиться что-нибудь во время этой экспедиции в Канаду. В таком деле мужчине необходимы самоконтроль и решительность, а мы с тобой знаем, что Джефри этого не хватает. Он такой легкомысленный и несообразительный. Его непременно убьют! Эндрю печально улыбнулся: — Иногда забота о самосохранении меняет солдата. Только на это я и надеюсь. Джефри еще не мужчина. Он ребенок-переросток, и я включил его в отряд лишь потому, что эта кампания поможет ему оценить свои силы. Однако должен сказать откровенно, мастерство стрелка сделает его ценным членом отряда. Конечно, риск есть, но я охотно иду на него. Теперь я прошу и тебя согласиться рискнуть, хотя знаю, что это очень трудно. В конце концов, это ты произвела Джефри на свет и ты воспитывала его все эти годы, несмотря ни на что. — Что это за риск? — Если мы потерпим поражение, а это вполне вероятно, твоя первая реакция будет легко предсказуема. Только сильный человек способен выжить в таком опасном походе, который нам предстоит. Может быть, ты окажешься не в состоянии простить себя — или меня, — если с Джефри что-нибудь случится. Может, тебе даже покажется, что это мы послали его на верную смерть. Милдред смотрела в огонь, непроизвольно теребя крошечный носовой платочек. — Если ты слишком боишься, дорогая, если сама эта идея пугает тебя, я вычеркну имя Джефри из списка. Я оставлю его в отряде, только если мы с тобой придем к согласию. Милдред с едва заметной улыбкой посмотрела на мужа: — Тебе не приходило в голову, что прежде всего я буду тревожиться о тебе, Эндрю? Ты рискуешь собственным здоровьем и жизнью, но воспринимаешь это спокойно, потому что должен идти. Вот почему я не стану возражать. — Правда? Милдред прикусила нижнюю губу и покачала головой: — За двадцать лет замужества я ни разу не становилась между тобой и службой и не намерена делать этого сейчас. Мы отказались от бессмысленного прозябания в Англии, чтобы помочь создать здесь новую цивилизацию. Мы потратили слишком много сил и слишком многим пожертвовали. А теперь, когда все, чего мы добились, оказалось под угрозой, я не думаю, что у тебя есть выбор. Ты нужен в отряде, как и Билл Пепперелл. Никто не сможет заменить ни его, ни тебя. Так что ты отправишься, несмотря на все мои страхи, с моим благословением и любовью. Муж подошел к ней, наклонился и поцеловал. Милдред подняла руку и кончиками пальцев коснулась его щеки. Глаза ее светились, и Эндрю понял, как возросла за прошедшие годы их любовь. Боясь оказаться слишком сентиментальным, он сделал шаг назад и отвел руки за спину. — Да или нет? Я беру Джефри в Квебек? Милдред задумалась. — Я хотела рассказать тебе кое-что. Я много думала об этом белом индейце. Если Ида Элвин права, он сын тех людей, которые погибли здесь, в форте Спрингфилд, во время страшной резни. Насколько отличается его теперешняя жизнь от той, какую он прожил бы, если бы остался в Массачусетсе. Эндрю не видел связи, но терпеливо ждал: — Я тоже об этом задумывался.