— Французы в Квебеке и их союзники-индейцы своими действиями могут вынудить ирокезов заключить союз с нашими колонистами. — Только на это я и надеюсь. — Король Вильгельм английский — первый враг Франции! — заявил полковник Алан де Грамон, стоя перед растопленным камином в комнате Цитадели, предназначенной для старших офицеров. — Его восшествие на престол приведет к войне между нашими государствами. Об этом знают и в Париже, и здесь, у нас. Мы должны быть готовы к войне с Бостоном и Нью-Йорком, иначе над нашими землями взовьется флаг Соединенного королевства. Таковы наши ставки, генерал. Сейчас решается, кому будет принадлежать этот континент. Герцог Вандомский, кузен Людовика XIV, имел за плечами не малый военный опыт. Но резкий язык сделал старика настолько непопулярным при дворе, что герцог был назначен командующим королевскими силами в Новом Свете. Для активных действий он был слишком стар, ненавидел холодную зиму и жаркое лето Канады, но переносил почетную ссылку с обычной стойкостью. Обуреваемый бесчисленными физическими недугами, герцог Вандомский все же оставался в здравом уме, обеспечившем ему почетное место в военной истории страны. Задумчиво покуривая глиняную трубку, старик опустил пораженную подагрой ногу на скамеечку. Все эти молодые искатели приключений походили друг на друга как две капли воды, но Грамон выделялся из общего ряда. Даже генерал вынужден был это признать. Если бы не лютая ненависть к Англии и индейцам, живущим южнее французских территорий, полковник был бы первоклассным стратегом. К несчастью, Алан был слишком груб и упрям, чтобы служить во Франции, так что свою карьеру ему предстояло сделать в Новом Свете. — Людовик лично обещал мне выслать весной два полка пехоты и как минимум один батальон кавалерии. Это самое большое, что можно ожидать от Парижа. Да, мы ведем войну, но основная борьба сейчас разворачивается в Европе, и нельзя требовать, чтобы высшее командование ослабляло внутренние силы. Алан де Грамон махнул рукой: — Мы не можем штурмовать Бостон с двумя полками новобранцев и несколькими всадниками! И вам это известно так же хорошо, как и мне. На суровом лице герцога Вандомского мелькнула легкая улыбка. — Терпение, молодой человек. Когда офицер обнаруживает, что дверь, ведущая к цели, заперта, он должен найти другой вход. Полковник замолчал. В конце концов, оба они хотят одного и того же — решения вопросов значительно более важных, чем представлял себе легкомысленный губернатор Шамбертен. — У английских колонистов возникают точно такие же трудности. И Лондон, и Париж считают, что судьбы мира решаются в Европе. Правительство не способно понять, что природные ресурсы и размеры этого континента делают Северную Америку землей будущего — и тот, кому она будет принадлежать, получит подлинное господство над миром. Лондон не в состоянии оказывать англичанам большую помощь, чем мы получаем из Франции, но у них есть одно преимущество — численность. И это преимущество мы могли бы использовать с выгодой для себя. Алан де Грамон подумал: «А вдруг правы те, кто утверждает, что герцог впадает в детство?» Но генерал тут же доказал, что все еще находится в здравом уме: — Начинать сейчас кампанию против Бостона или Нью-Йорка было бы для нас самоубийством. Следовательно, мы не должны идти на врага. Напротив, нам следует заманить англичан сюда. Их много, и они вполне могут решиться на такой шаг. — Что же мы этим выиграем, генерал? — От презрительного тона не осталось и следа. — Англичанам недостает нашей дисциплины, а их ополченцы не привыкли к жизни в лесу. Зимой они просто замерзнут, а летом растают. Под конец Алан де Грамон начал понимать замысел генерала. — И те, кто останется в живых, вздумают штурмовать неприступную Цитадель! — воскликнул он. — Когда же англичане будут отступать, а им придете это сделать, — развил свою мысль герцог Вандомский, поглядывая на пылающие в камине дрова, — я уверен, вы и ваши индейцы сумеете доставить им массу неприятностей. Глаза Грамона блеснули. — Мои гуроны не будут отсиживаться в кустах, и оттава не замедлят последовать их примеру. Мы убьем, по меньшей мере, вдесятеро больше англичан, чем погибнет французов при штурме Цитадели! — Таким образом, все наши проблемы будут решены, заключил герцог. — Англичане будут не в силах защищать Бостон или Нью-Йорк, и, когда мы добьемся своего, уверен, даже эти сонные тетери в Париже поймут, какие возможности открываются перед нами на этой земле. — Блестящий план, генерал, — с восхищением сказ Грамон. — Поздравляю вас, и не буду терять времени. Первым делом нужно вынудить англичан выступить в поход. — Очень хорошо, полковник, но будьте осторожны. — Осторожен? — Иногда ненависть к врагам мешает вам правильно оценивать положение дел. Постарайтесь не задевать ирокезов. Они получают оружие из Бостона и форта Олбани, что делает их вдвойне опасными. Если индейцы вышлют крупные силы в помощь английским колонистам в поход на Квебек, благополучный исход всей операции окажется под угрозой срыва. Алан де Грамон пришел в ярость: — Никакие ирокезы, даже сенеки, не справятся с моими гуронами! Старик покачал головой: — Не буду спорить, но не хотелось бы проверять ваше утверждение на деле, полковник. Если сотни сенеков и могауков выйдут на тропу войны вместе с англичанами, все пропало. Я запрещаю вам трогать ирокезов. После безвременной кончины Агнесс Хиббард, в случаях, когда требовалось приготовить пищу для важных гостей, Милдред Уилсон стряпала сама, проводя по несколько часов у плиты. В этот вечер, направляясь в обеденный зал, хозяйка встретила в коридоре сына. Глаза Джефри блестели, он еле стоял на ногах, и Милдред с первого взгляда поняла, что он побывал в баре Хаггерти в форте Спрингфилд. Владелец заведения неохотно принимал Джефри, но из-за высокого положения полковника Уилсона Хаггерти не мог отказать его сыну. — Ты опять где-то шатался весь день, Джефри? Отец хотел, чтобы ты помог ему собрать тыквы и поздний маис. — У него и так хватает рабочих рук, — ответил сын, пытаясь проскользнуть мимо. Мать продолжала преграждать ему дорогу: — Я хотела просить отца, чтобы он поговорил с тобой, но сейчас он занят более важными делами, и я не стала отвлекать его. Милдред часто задумывалась, как случилось, что их с Эндрю сын вырос таким безответственным. Он не мог найти себе занятия здесь, на границе, и одно время Милдред хотела отослать его в Лондон, где он взрослел бы вдали от пьянства, игры и распутства. Но что-то в душе противилось этому, и Милдред по-прежнему держала Джефри дома, надеясь, что когда-нибудь случится чудо и сын станет другим человеком. — Если ты больше ничего не хочешь мне сказать, мамочка, — проговорил Джефри, — то я лучше пойду в свою комнату. — Ради бога, — тихо отозвалась Милдред, — и оставайся там весь вечер. Ты не подходишь для общества наших гостей. Твоему отцу и мне надоело извиняться за твое поведение. Не прошло и получаса, как к дому Уилсонов подъехал бригадный генерал Пепперелл. Том Хиббард отвел его лошадь в конюшню, а Эндрю Уилсон проводил генерала в изящно убранную гостиную, где его сердечно приветствовала Милдред, одетая в одно из лондонских платьев. Пепперелл предпочитал белое вино более крепким напиткам. Он уселся перед огнем с бокалом в руке. — Такие женщины, как вы, мадам, подают пример трусихам, не желающим селиться на границе. — Мы с Эндрю и не мечтаем о другом доме, генерал. — К несчастью, многие напуганы возобновившимися нападениями индейцев. Везде, где мне пришлось побывать, от Нью-Гэмпшира до Коннектикута и Нью-Йорка, люди ведут себя одинаково. Те, у кого есть дома и хозяйство, отказываются уезжать, но вновь прибывшие точно так же отказываются жить на границе. Люди боятся. — Я не имею права упрекать их, — сказала Милдред. — Если бы не моя вера в Эндрю и милицию, которой он руководит, форт Спрингфилд не представлялся бы мне безопасным местом. Эндрю Уилсон посмотрел на генерала: — Что интересно, Билл, все нападения заканчиваются одинаково. — Вот именно. Один или двое убитых, один или два сожженных дома, пленников не берут… Такие операции сами по себе бессмысленны. — Терпеть не могу обвинять тех, кто, скорее всего, ни в чем не виноват, — ответил Эндрю. — Но такое впечатление, что нам бросают вызов. Причем умышленно. — Совершенно верно. Одно время я подозревал сенеков и могауков, предполагая, что наше оружие подстегнуло их наглость, но почерк этих нападений не подходит никому из ирокезов. — Генерал покачал головой. — У них свои представления о чести. Мы не давали им повода нападать на наши поселки и убивать наших людей. — Судя по описанию, — подхватил полковник, — нападавшие похожи на гуронов. Но у них нет веских причин уходить так далеко от своих земель, только чтобы потревожить нас. Генерал Пепперелл встал, внимательно глядя на хозяина дома: — В том-то и дело, Эндрю. Гуроны могут быть виновны в отдельных нападениях, но я уверен, что это спланированная против нас кампания. — Это означает, что за гуронами стоит Квебек, натравливающий их на нас. Милдред посмотрела на мужчин: — Почему же Новая Франция так поступает? Мы превосходим их по численности, и они не должны пытаться спровоцировать нас на новую войну. Эндрю пожал плечами: — Порой сложно понять, что движет людьми. Почему иногда новичок намеренно провоцирует опытного фехтовальщика, развязывая дуэль? Иной раз в людях проявляется упрямство, которое невозможно объяснить с позиций разума. — Я склонен думать так же, Эндрю, — мрачно улыбнулся генерал, — но только не в этом случае. Я уже много лет веду с герцогом Вандомским шахматную партию около нашей границы и хорошо знаю ход его мыслей. Если я не ошибаюсь, он пытается заставить нас выслать экспедицию для штурма Квебека. — Не понимаю, — произнесла Милдред. Полковник быстро догадался, в чем дело: — Мы пойдем на огромный риск, если отправим такую экспедицию. — Но нам придется это сделать, если мы перестанем контролировать ситуацию. Нападения продлятся еще несколько месяцев, колонисты придут в ярость и потребуют, чтобы мы наказали Квебек. — И тогда мы будем вовлечены в серьезную кампанию, несмотря на риск. Те, кто хочет жить на границе, потребуют этого ради безопасности своих жен и детей. Даже Лондон будет настаивать на чем-то подобном, когда король Вильгельм обнаружит, что количество переселенцев резко уменьшается. — Мы не готовы к большой войне, — сказал Пепперелл. — Прежде всего необходимо объединить наши силы. Массачусетс окажет помощь Нью-Йорку, но другие колонии не хотят сотрудничать с нами. Род-Айленд вообще не желает посылать милицию дальше собственных границ. Коннектикут до сих пор не верит в серьезность нависшей угрозы. Нью-Гэмпшир не в состоянии принять решение. Только несчастье заставит нас работать вместе. — В таком случае, — спросил Эндрю, — Массачусетс и Нью-Йорк примут на себя все тяготы этой кампании? — Нет! — взорвался генерал. — Это будет катастрофой.