- Она здесь. - Уверен? Набрать Макара? - Сами справимся, - Григорий быстро напечатал сообщение в телефоне. Герман связался с начальником производства через голосовую почту. - А охрана? Гуциев обернулся в сторону скучающего секьюрити. - Отключим видеонаблюдение, и пусть сторожит выход. Они вышли на улицу и сели по своим машинам. Время тянулось медленно. Герман был уверен, что охранник внимательно следит за мониторами, и это его немного успокаивало. Когда часы показывали десять минут шестого, из ворот стали выходить работники комбината. Тищенко вглядывался в каждую фигуру, боясь пропустить Ольгу. Но это было бы невозможно. Всё-таки Оля Валеева отличалась от местных. Тонкая изящная, похожая на статуэтку балерины. Немного жаль, что придётся её сломать. Герман бросил взгляд через стекло на Гуциева. Гриша сидел, расслабленно откинувшись на спинку сидения и курил, изредка скучающе позёвывая. …- Я пойду, отолью! - парень выключил оборудование и, закрепив нож, пошёл к выходу. - Дуй, - буркнул второй, - я пока вниз крой спущу. - подхватив упаковку, он направился следом. Оля поднялась с колен из-за тюка и, не теряя времени, последовала за вторым парнем, только не свернула к лестнице, как он, а направилась в сторону пожарного выхода. Стараясь не дышать, проскочила мимо туалета, уловив специфический запах и шум спускаемой воды. Прижавшись спиной к стене, она замерла, видя, как парень возвращается в цех. Всё так же двигаясь вдоль стены, она приблизилась к висящему огнетушителю и стоявшей на полу коробке песка, в который была воткнута лопата. Отверстие для ключа было заклеено полоской бумаги с печатью. Дверь старая, железная, из щели сифонит сквозняк, и сквозь неё можно разглядеть часть наружной лестницы. Летом, месяца за полтора до смерти родителей, Оля с парочкой своих школьных приятелей лазила по территории комбината, представляя себя в заброшенном замке. Их обнаружили сторож и строители. Сильно ругали, хотя они к их появлению ничего страшного не делали. Но до этого, вот на эту лестницу лазили, это точно. Закройщики, переговариваясь, долго звенели ключами, то роняя их, то решая, кто будет сдавать на вахту. Оля вся взмокла, вжимаясь в стену и боясь быть обнаруженной. Когда на этаже воцарилась тишина, Оля сняла лопату и вставила лезвие в зазор между дверью и дверной коробкой. Дверное полотно издало ухающий глубокий звук, эхом отскочивший от стен коридора. Не оставляя попыток, Оля навалилась на древко лопаты всем телом, отжимая край двери, пока не показался стержень замка. От напора сверху отвалился кусок штукатурки, задев плечо и обдав Ольгу желтоватой пылью. Девушка старательно расшатывала дверную коробку, не обращая внимания на саднящую боль в ладонях. В какой-то момент раздался щелчок, и от перекоса стержень замка отскочил. - Твою же мать! - Ольга вывалилась на верхнюю ступень, едва успев ухватиться за тонкий рифлёный прут поручня. Места было так мало, что её колени наполовину вылезли наружу, не встретив препятствия. Ещё немного, и Оля могла бы, наконец, совершить прыжок вниз головой, о котором её предупреждали и которым пугали в детстве. Кое-как поднявшись на трясущихся ногах, девушка немного отдышалась. Лестница была шаткой, с приличным расстоянием между ступенями, состоявшими из тонких прутьев - перекладин. Взглянув вниз, на землю, Ольга на мгновение закрыла глаза, борясь с приступом головокружения. Небольшая площадка ждала её и у второго этажа. Дальше, через три ступени - пустота высотой около полутора метров. Боже, неужели Оля не побоялась залезть сюда в детстве? Так как она была самая лёгкая, мальчишки без труда подсадили её наверх. А она, чтобы не показаться слабачкой, поднялась на самую высоту и потом, как заворожённая, рассматривала окрестности города, пока не заметила бегущего сторожа. Добравшись до площадки второго этажа, Оля выдохнула и посмотрела на своё отражение в стекле. Оттирая какую-то пакость с лица, она нагнулась ближе. Краем глаза заметила движение и тут же охнула, увидев Гуциева по другую сторону окна. Последних ступеней она, кажется, даже не коснулась ногами. Спрыгнув на землю, упёрлась руками в землю, смягчая удар, а затем понеслась вперёд, к старым корпусам, отчётливо слыша, как друг о друга стучат собственные челюсти. глава 24 Самое глупое занятие - это делать что-то, не представляя конечного результата хотя бы отдалённо. Ольге хватило нескольких секунд, чтобы понять, что она загнала сама себя в ситуацию, из которой не представляла выхода. Времени на раздумья не было, оставалось лишь надеяться, что ей удастся оттянуть момент неминуемой расплаты за собственную глупость. И пусть её тело предательски дрожит, очевидным остаётся только одно – она будет сражаться за свою жизнь до последнего. В запасе есть несколько минут, которые отделяют её от преследователей, осталось найти лазейку, забиться в неё и ждать в надежде, что другим людям будет небезразлично её исчезновение. Лавируя между штабелей досок и сложенными в человеческий рост кирпичными пирамидами, девушка, наконец, добежала до одноэтажного здания с заколоченными окнами и дверями в ряд. Дёргая поочерёдно за ручку каждой, Оля с ужасом поняла, что всё так просто не закончится. Обогнув здание, она заметила два подвальных окна ниже уровня земли на приличном расстоянии друг от друга. Не теряя времени, девушка спрыгнула в первый приямок, ободрав основание ладони о разбитую каменную облицовку. Толстое оконное стекло зияло дырами, явно недостаточными для того, чтобы Оля могла пролезть в них. Пришлось несколько раз ударить ногой по раме, рискуя порезаться и, что пугало больше всего, выдать своё присутствие, но ничего больше Оля придумать не успевала. Когда осколки посыпались вниз, она не стала ждать, а тут же нырнула внутрь. Свитер зацепился за гвоздь, и от этой помехи девушку окатило новой волной липкого ужаса, словно её враги уже добрались до неё, и их руки крепко ухватились за одежду. Ничего не видя перед собой, Ольга кинулась в тёмный провал, надеясь не расшибиться. Падение было болезненным - сгруппироваться не получилось. Ноги разъехались на стёклах, бедро пронзила дикая боль от удара о бетон. Но она была уже внизу, в подвале, а очертания и эхо этого места указывали на его огромные размеры. Хромая, Ольга направилась вперёд, мучительно вглядываясь в серую неизвестность. Гуциев топтался у подвального окна, дожидаясь Германа. - Она внизу! Спрыгнув первым, Григорий подсветил себе телефоном. Тищенко следовал за ним, уже не беспокоясь за чистоту своего костюма. Погоня превращалась в развлечение. На губах Германа блуждала улыбка. - Лара Крофт! - усмехнулся он, спрыгивая вниз, прямо в световое пятно, обозначенное Гуциевым. Мужчины пошли вглубь. План цокольного этажа был у каждого из них в голове, они лично с прорабом изучали помещение, планируя довести его до ума. - Оленька! - Гуциев напевно позвал девушку и сделал знак Герману остановиться, прислушиваясь. - Оленька, выходи! - Отдашь её сначала мне? - Тищенко стащил с шеи галстук и запихнул его в карман. По его телу пробежала приятная дрожь. - Не слушай плохого дядю, дорогая! - продолжил, улыбаясь, Гуциев. - Я не дам тебя в обиду. Выходи, не прячься. Мы всё равно тебя найдём. Оля шла вперёд не останавливаясь. Широко расставив руки, она, стараясь придерживаться правой стороны, касалась пальцами шероховатой стены, ощущая бетонную пыль и клочья паутины. От напряжения болели виски, глаза слезились и чесались. Попадая в повороты между залами, она оказывалась в кромешной тьме, и только появляющийся вдалеке белёсый свет от следующего окна, служил ориентиром в пути. Куда она выйдет в итоге, было совершенно непонятно. По всему периметру вдоль стен тянулись толстые трубы. То тут, то там - какое-то старое оборудование, станки, непонятные железные конструкции. Сейчас их назначение меньше всего интересовало девушку. За спиной она слышала голоса. Слов не разобрать, только звуки, доносимые эхом. Достав телефон, Оля включила экран, но зарядки оказалось так мало, что бессмысленно было бы тратить её на несколько минут тусклого света. Сеть тоже не ловилась. Быть может, где-нибудь дальше она сможет хотя-бы написать короткое смс Мезенцеву… За спиной раздался смех. Олю передёрнуло. Господи, они даже не скрывают своих намерений. Как и тогда, в тот страшный день, для них это всего лишь игра, охота, желание поймать добычу и вдоволь наиграться с ней, чтобы потом… Оля замерла, поразившись, как причудливо переплелись воспоминания с тем, что происходило сейчас. Антураж другой, а ситуация повторяется с жуткими подробностями. Глубоко вдохнув и выдохнув, Оля прибавила шагу. - Я слышу её! - Герман в нетерпении потёр руки. - Давненько я не встречал баб, которые не пользуются парфюмом, - Гуциев втянул воздух ноздрями. - Тогда от неё пахло молоком, - хохотнул в ответ Герман. - Интересно, как она пахнет сейчас. - У тебя будет время, чтобы хорошенько её обнюхать, - Гуциев взглянул на часы. - Давай, ускоримся. У меня ещё несколько дел запланировано. Они перешли на лёгкий бег, направляя свет телефонного фонарика в углы и под старые ржавые станки. Слова мужчин заставили Олю стиснуть зубы. Сжавшись в комок и уперев лоб в согнутые колени, она заметила, как полоса света широким мазком скользнула рядом с ней, зацепив край обуви. На рёбра с двух сторон давило так, что она не решалась даже вздохнуть полной грудью, довольствуясь лишь коротким поверхностным дыханием. Забившись в зазор между стоявшими рядом ткацкими станками, чувствуя, как чугунный рычаг упирается ей в спину, а тяжёлый запах прогорклого машинного масла просачивается в каждую пору, Оля почти не чувствовала боли и удушья, впав в какое-то коматозное состояние. …Крик Марины ворвался в окно, и было в нём столько обречённости, что Оля зажала рот ладонью в попытке приглушить ответный стон. Морозов даже не дёрнулся. Продолжал смотреть на неё немигающим ледяным взглядом. Минут через десять хлопнула входная дверь и в прихожей началась шумная возня, раздались возбуждённые мужские голоса и стоны Марины. В комнату ввалился Макаров. Лицо его было мокрым, к щекам прилипли ёлочные иголки, в волосах застряла сухая ветка. Он схватил со стола бутылку водки и отпил прямо из горла. Вытер рот и вопросительно посмотрел на Романа. - Долго вы! - Морозов усмехнулся, не сводя глаз с Ольги. - Так это, - Степан почесал затылок, - кругами водила зараза. Думали, она к дороге побежит. А там случайные машины... Сразу туда и двинули. А она нет, всё вокруг дома кружила, глупая… Чего дальше-то? - неуверенно понизил голос. Морозов перевёл взгляд на товарища. - Как обещал - добыча ваша. Оля дёрнулась в сторону выхода, но Морозов выставил ногу, преграждая ей путь. - Сидеть! Брови Макарова поползли вверх: - Ты уверен? Маринка же твоя… - Специального приглашения ждёшь? - на лице Морозова заиграла дьявольская улыбка. - Бери, пока дают! - Ага, понял! - кашлянул Степан и быстро выскочил за дверь. Через минуту Марина снова закричала. Оля поняла, что Шагину потащили во вторую комнату, она видела тени в коридоре и слышала глухой удар тела. Замотав головой, сложила руки в молитвенном жесте и зашептала, давясь слезами, обращаясь к Морозову: - Пожалуйста, не надо! Морозов наклонился к Оле. На неё пахнуло густым запахом спиртного. - Посмотри, что ты наделала, сучка! - хрипло произнёс, припечатывая каждым словом к дощатому полу. - Всё из-за тебя. Разве ты не этого хотела? Видишь, она даже не смогла убежать. Или не захотела? Как ты думаешь? Волосы на голове Оли зашевелились. Она затряслась в ужасе и забилась ещё глубже между стеной и шкафом. Марина кричала, звала Морозова. Скрип кровати, казалось, был усилен динамиками, эти звуки превратились в жуткую какофонию и заполнили всё пространство вокруг Оли. Воздух стал плотным и влажным. Она не могла больше этого слышать. Взвыв, кинулась в сторону, упала на четвереньки, потом, обогнув сидящего Морозова, проползла под дубовым столом и бросилась в соседнюю комнату. В дверях её ослепило, шарахнуло по глазам, сдавило тисками, выжигая кислород из лёгких. Желудок мучительно сжался, и волна тошноты подступила к горлу. Ноги подкосились. Оля сползла по стене, оглушённая увиденным, с отвращением вбирая в себя представшую картину. Они насиловали Марину втроём, распяв её, держа практически на весу. Пряди длинных волос чёрными скользкими змеями оказались у каждого в руках, фиксируя голову девушки. От запаха пота и булькающих звуков вторая волна тошноты заставила Олю согнуться пополам. Марине удалось вывернуть лицо и сдавленно крикнуть Оле: - Не смотри! Уйди! Марину тут же ударили по губам. Гуциев размазал по её лицу кровь вперемешку со слюной и, повернув голову, дико ощерился, глядя на Олю.