В плену гестапо он пробыл целый месяц, а потом пошёл на сумасшедший риск и выпрыгнул в окно первого этажа прямо во время допроса на глазах поражённых охранников. Каким-то чудом ему удалось смешаться с рыночной толпой, где ему помогли. Один мужчина отдал ему свою кепку, второй – длинный голубой плащ, который носило большинство фермеров, третий – собственные башмаки. Офицеры гестапо, которые тут же высыпали из штаба на поиски, внезапно оказались заблокированы – случайно, конечно же – столпившимися хозяевами палаток и тележками, набитыми товаром. Новости о его бегстве дошли до членов Сопротивления, которых в городе по-прежнему было немало. Его обнаружили и передали Нэнси. Грегори прошамкал ей свою историю, а это было нелегко – ему выбили зубы. Обычно беглецов перегоняли по маршруту через Пиренеи, но у него не было ни малейшего шанса выдержать этот пеший путь. У него были вырваны ногти на правой руке, сломано запястье, треснуто ребро. На теле не было живого места, он был весь в синяках. Нэнси понятия не имела, что с ним делать. Его просто кормили и держали в укрытии, пока не пришло сообщение от британского флота. Слава богу. Она самолично отправилась за ним, и вместе, рука об руку, они прошли по улицам Марселя. Лицо со следами переломов они замотали шарфом Анри, худобу спрятали под пальто Анри, на голову надели шляпу Анри. Они сели в автобус, идущий на побережье, и он тихо и искренне её поблагодарил и больше практически не открывал рот. Нэнси посмотрела на часы. Чёртовы ВМС опаздывали – не критично и не настолько, чтобы стало ясно, что они не появятся, но всё же опаздывали. Сколько они смогут их ждать? Как ей разместить всех этих людей по квартирам до рассвета, если британцы не объявятся? Здесь, на востоке Марселя, побережье было каменистым и крутым, в основном известняковым, и в темноте выглядело призрачным. Маленький пляж, окружённый кустами дикого шалфея и соснами, был одним из немногих мест, куда могла подойти лодка. Она надеялась, что ничего страшного не произошло. Если всё по плану, субмарина сейчас где-то там, в восьмистах метрах от тёмного и тихого берега, ждёт возможности переправить этих людей через Гибралтарский пролив в Британию. Там они перегруппируются, вооружатся и вернутся в бой. – Опаздывают, – тихо сказал Антуан у неё за спиной. – Приедут, – твёрдо ответила Нэнси. В темноте послышался шорох, и подошёл Филипп. – Сигнала не было? Они опаздывают. Господи! – Ты уверена насчёт сигнала, Нэнси? – спросил Антуан. – Может, нам самим им посветить? – Вашу мать, парни, спокойно! – прошептала она. – Вы хотите немецкому патрулю фонарями посветить? Мы ждём сигнала от них! – Может, это вообще обман. Вдруг сообщение передали немцы? Прихватят сейчас всех сразу – пленных, нас и знаменитую Белую Мышь. Расселись тут, на бережке, как будто у нас пикник под луной! Видит бог, сообщение пришло именно тогда, когда оно было нужно больше всего. Не слишком ли хорошо, чтобы быть правдой? Ей тоже приходило это в голову, конечно же. Все они были наслышаны о том, как немцы воровали рации и посылали ложные сообщения в Лондон и обратно, а потом накрывали бойцов Сопротивления, заключённых, склады снабжения – легко и просто, как дети воруют яблоки в саду. – Если бы по ту сторону были немцы, они бы уж точно объявились вовремя, – злобно отрезала Нэнси. Филипп хрюкнул, не в силах сдержать смех. – Отлично, Нэнси. Только согласись – нам становится всё тяжелее. Капитан Бём схватил почти с десяток человек, которых я знаю. Много ли времени пройдёт, пока он не возьмёт кого-то, кто знает нас? Уже слишком много людей вовлечены в нашу работу. Анри попросил меня поговорить с Мишелем, который работает у него на фабрике, – мне он не понравился. Слишком уж активный. – Ты теперь жалуешься, что французы наконец приходят в себя и готовы воевать? – спросила Нэнси. Филипп начинал её раздражать. – Если Анри попросил тебя с ним поговорить, значит, с ним все в порядке. – Анри – хороший человек, но слишком романтичный, – не унимался Филипп. – Он считает, что в душе все французы – сопротивленцы. Он не хочет верить, что среди нас тоже есть фашисты. Придёт день, и кто-нибудь из жандармов, которых мы подкупили деньгами твоего мужа, что-нибудь да скажет. Не надо было им платить за расчистку дороги сюда. Лучше было рискнуть с патрулями. Антуан раздражённо цыкнул, но Филипп был прав. Как бы там ни было, уже ничего не изменить. Антуан сам принял решение и дал взятку, даже не сказав им. Он клялся, что тому человеку можно доверять, он истинный патриот Франции. Но если он такой патриот, почему ему вообще потребовалась взятка? – Нэнси! Она вгляделась в темноту и увидела вспышки фонаря в ста метрах от берега – три коротких и одну длинную. Она включила свой фонарь и направила его в темноту. Две длинные вспышки. Выключив фонарь, она стала ждать. Казалось, прошла целая вечность до того, как послышался плеск воды, затем тихое шуршание гальки, и волна прибоя осторожно вынесла на берег деревянную лодку. Нэнси пошла к ним одна. Команда состояла из двух гребцов и мужчины, в котором она предположила офицера. Все были одеты в шерстяные штаны и холщовые робы, в которых ходят местные рыбаки. – Готовы к параду? – спросила она. – Мама прислала шарики, – ответил он. – Боже, вы англичанка? – Австралийка. Долго рассказывать. Он кивнул. Времени на болтовню не было. – Сколько упаковок? – Двадцать. Одна спецдоставка из гестапо, а ещё тётушка прислала добавку из лагеря. Сможете забрать? – Справимся, – подумав, уверенно сказал он, – и простите за опоздание – по всему побережью патрули. Этой схемой больше пользоваться не будем. ВМС не может рисковать подводной лодкой, чтобы взять беженцев. Она повернулась и махнула рукой, подзывая жестом всех, кто ожидал её сигнала у края пляжа. – Эти ублюдки и маршрут через Пиренеи сделали практически непроходимым. Поторопитесь и выиграйте уже эту войну, хорошо? – Будем очень стараться. Он довольно кивнул, увидев, как мужчины организованно вышли из своих укрытий в кустах над отметкой уровня высокой воды и осторожно расселись в лодке. – Прекрасная работа, дорогая. Казалось, это никогда не закончится. Мужчины выходили по двое, офицер каждые пять секунд смотрел на часы. Его люди распределяли людей в лодке так, чтобы туда смогли поместиться последние три человека. Грегори зашёл последним. Проходя мимо Нэнси, он взял её за руку и крепко пожал. Не успели его усадить, как с дороги сверкнула яркая вспышка прожектора. Сверху донеслись голоса, говорящие на немецком. – Пора, – тут же скомандовал офицер. Один из гребцов спрыгнул на берег, и они вдвоём оттолкнули лодку от берега, упираясь в неё плечами и погружаясь ногами в мокрый песок и гальку. По воде захлестали пули, они запрыгнули в лодку, и офицер отдал приказ грести со всей силы. Нэнси юркнула за деревья, чуть было не попав в пучок света. Слава богу, обошлось. Немцы явно были сконцентрированы на лодке. В темноте она разглядела Антуана – он лежал на спине и целился в направлении прожектора. Чёрт, это лай? Только бы у них не было собак! Она пригнулась у куста шалфея и повернулась посмотреть, где лодка. Она по-прежнему находилась в свете прожектора, и как минимум один человек висел на корме в неестественной позе. Сейчас они были лёгкой мишенью. – Идём, Антуан, – пробормотала она, но не двинулась с места. Получится ли у неё вернуться на дорогу, пробраться через патруль и выстрелить в прожектор из своего револьвера? Антуан медленно выдохнул и нажал на курок. Над ними раздался звук бьющегося стекла, и свет погас. – Ты просто красавец! – громко сказала она. – А теперь побежали отсюда. И это было очень своевременно, потому что послышались крики солдат, бегущих к ним с обрыва. Спуск давался им нелегко – в отсутствие освещения они не могли найти тропу, которая зигзагом вела к воде. На их пути были крутые обрывы и шипы. Нэнси надеялась, что они переломают себе шеи. Филипп схватил её за руку. Им был открыт один путь отхода – вдоль берега на восток, и они побежали – сгорбившись и пригнув головы. Нэнси чувствовала, как зашкаливает пульс. Это гораздо лучше, чем флиртовать с немцами, пробираясь через патрули. Ноги сами несли её по узкой тропе, и не нужно было думать о маршруте. Мимо неё пролетали пули, со свистом, похожим на мяуканье котят. От этой мысли она захихикала. Патруль – а это мог быть только патруль, случайно оказавшийся здесь, а не западня, иначе они все уже были бы убиты – продолжал палить по удаляющейся лодке. Идиоты. Она вычислила, что за ними сквозь заросли можжевельника и лавра пробирались всего два человека. И тут их осветил чей-то фонарь. Раздался крик и выстрел. Антуан охнул. Она повернулась в тот самый момент, когда он рухнул на узенькую тропку, держась рукой за бок, и лишь растительность не дала ему скатиться с обрыва прямо в воду. – Филипп, помоги мне! – зашептала она и увидела, что он повернулся. – Сюда! Сюда! Они уходят! Человеку, который стоял на тропе над ними, что-то ответили. Филипп прицелился на голос и свет и взвёл курок. Фонарь, предусмотрительно выключенный немцем, погас, и Филипп перестал видеть свою цель, а тот срывающимся от возбуждения голосом снова стал звать своих друзей. – Беги, Нэнси, – оттолкнул её Антуан. – Ну как же, убегу я! Она согнулась, чтобы обхватить его за плечи, а Филипп снова выстрелил на голос. – Помоги мне его поднять, – сказала Нэнси, но Антуан оказался быстрее. Он достал из куртки револьвер – револьвер, за который заплатил Анри и который она своими руками отдала Антуану, – вставил дуло себе в рот и выстрелил. Все случилось так быстро, что Нэнси даже не успела ничего понять. Она молча смотрела, от неожиданности не в силах даже закричать. Филипп завыл и снова выстрелил в темноту. По верхней тропе бежали люди с фонарями. Тогда он схватил её за руку, поставил на тропу и подтолкнул вперёд, совершив ещё несколько выстрелов в темноту за собой. Она споткнулась. Ноги вдруг не знали, что делать дальше. Что натворил Антуан? Этот револьвер был предназначен не для этого. Она дала его, чтобы убивать нацистов, а не себя. Глупый мальчишка, как бы она его сейчас отругала. – Двигай ногами, Нэнси! Она побежала, потеряв способность связно мыслить. Как странно быть здесь посреди ночи. Как она сюда попала? Какой приятный тот британский офицер. Разве они не должны дождаться Антуана? Филипп толкал её вперёд до тех пор, пока она наконец не собрала свои мысли в кучу. Она перешла на бег и бежала до тех пор, пока сзади не стихли звуки погони и стало слышно только её собственное сбивчивое дыхание и стрекотание цикад. Они не останавливались, пока не оказались в полной тишине и темноте. 6 Почти весь следующий день Нэнси провела в кровати. Она встала помыться и одеться только вечером, перед возвращением с работы Анри. Если Клодет, горничная Нэнси, и заметила кровь на её одежде, то виду не подала. Направляясь в гостиную, чтобы поприветствовать Анри, она открыла шкаф и увидела, что её пальто из верблюжьей шерсти аккуратно висит на вешалке с плечиками. Оно было безупречно чистым, за исключением одного пятна сбоку, куда, очевидно, попали пятна крови Антуана. Это место было немного влажным и пахло уксусом. Анри говорил на обычные темы: как прошёл день, что случилось на работе, а затем они оба склонились над радиоприёмником, чтобы услышать вечерние новости Би-би-си о ситуации на войне. Гитлер потерял свою армию в Сталинграде, союзники побеждали в Северной Африке. И только когда они сели ужинать, Нэнси рассказала о событиях прошедшей ночи. – Мы могли бы его вытащить, – сказала она, прежде чем замолчать, уставившись на тарелку. Анри наполнил её бокал. – Съешь что-нибудь, дорогая. Дома они по-прежнему всегда ели в столовой и всегда из лучшей фарфоровой посуды. С тех пор как в Марселе появился Бём и Старый квартал лег в руинах, они чаще ужинали одни. Друзья, не примкнувшие к Сопротивлению, задавали слишком много вопросов, а друзья, состоявшие в нём, по возможности держались друг от друга подальше. Из фарша, который Нэнси купила на чёрном рынке, Клодет удалось соорудить что-то вроде запеканки пармантье. Я не могу допустить, чтобы еда пропала, думала Нэнси, уставившись на блюдо. Но как только она положила в рот картошку с мясом, перед глазами возник образ Антуана с дулом пистолета во рту. Не смотри на неё Анри, она бы снова выплюнула всё в тарелку. Усилием воли у неё получилось проглотить. – Если бы он не увидел Грегори, которого гестапо… Нам просто не повезло, – сказала она. Анри взял бокал вина. Милый Старый Медведь, он пытался не смотреть на неё как на помешанную, но Нэнси всё равно чувствовала себя объектом пристального наблюдения. – Я прослежу за тем, чтобы о его семье позаботились. Да ты и так знаешь. – Спасибо, Анри. Она положила вилку и закрыла глаза рукой.