Поездка в Руанду Мне было около двенадцати, а происходило это на озере Биг-Бэсс в Мичигане. Приготовив завтрак и обед на сорок человек, все мои хорошенькие кругленькие родственницы, мама и тетушки, загорали, болтали и обменивались шутками, растянувшись в шезлонгах на солнце. Мужчины "ушли на рыбалку", то есть весело проводили время, рассказывая свои, мужские, истории и анекдоты и не стесняясь в выражениях. Я играла неподалеку от женщин. Вдруг я услышала пронзительные вопли и в тревоге бросилась туда, где лежали женщины. Но они кричали не от боли. Они смеялись, и одна из моих тетушек, переводя дыхание между приступами смеха, снова и снова повторяла: "…прикрыли лица… они прикрыли лица!" И эта загадочная фраза снова вызывала у всех неудержимые приступы хохота. Они еще долго стонали, взвизгивали, вскрикивали, охали. На коленях у одной из тетушек лежал журнал. Позже, когда женщины задремали на солнышке, я вытащила журнал из-под руки у спящей и, забравшись под шезлонг, стала жадно читать. Там был напечатан анекдот времен Второй мировой войны. В нем говорилось примерно следующее. Генерал Эйзенхауэр собрался посетить свои войска в Руанде (это могло быть на Борнео, а генерал мог носить фамилию Мак-Артур – тогда для меня имена мало что значили). Губернатор пожелал, чтобы все туземные женщины выстроились вдоль грунтовой дороги и встречали Эйзенхауэра приветственными криками и взмахами рук, когда он будет проезжать мимо в джипе. Единственная неувязка была в том, что туземные женщины не носили никакой одежды, кроме бус да иногда еще пояска. Нет-нет, так дело не пойдет! Губернатор призвал к себе старейшину племени и поделился с ним своими сомнениями. "Не стоит беспокоиться", – сказал старейшина. Если губернатор сможет выдать несколько дюжин юбок и блузок, он, старейшина, позаботится, чтобы женщины надели их по этому особому случаю. Губернатор и местные миссионеры раздобыли необходимую одежду. Однако в торжественный день, за несколько минут до того, как Эйзенхауэр должен был появиться на дороге, выяснилось, что, хотя все туземные женщины послушно облачились в юбки, блузки пришлись им не по нраву и они оставили их дома. Так что все они выстроились по обе стороны дороги, одетые в юбки, под которыми, разумеется, ничего не было, и с голыми грудями. Когда губернатор увидел это, с ним чуть не случился удар. Он отчитал старейшину, но тот доложил, что старшая из женщин обещала ему, что все женщины прикроют груди, когда генерал будет проезжать мимо. – Ты уверен? – спросил губернатор. – Совершенно уверен, – отвечал старейшина. Времени для споров не оставалось, и можно только догадываться, что подумал генерал Эйзенхауэр, когда при приближении его машины одна обнаженная по пояс женщина за другой изящным движением поднимала подол широкой юбки и прикрывала им лицо. Лежа под шезлонгом, я корчилась от смеха. То была самая дурацкая история из всех, которые мне довелось слышать. То была замечательная история, волнующая история. Но интуиция мне подсказывала, что это еще и запретная история, поэтому я много лет держала ее при себе. Иногда, в разгар трудных времен, даже перед тем, как сдавать экзамены в колледж, я вспоминала про женщин из Руанды, как они прикрывали юбками лица и наверняка же смеялись в подол. Я тоже смеялась и ощущала в себе целеустремленность, силу и устойчивость. Несомненно, это тоже дар женских шуток и совместного смеха. В тяжелые времена все это становится лекарством и опорой. Это полезное и чистое грязное веселье. Вообразимо ли, чтобы чувственное и непристойное могло быть святым? Да, особенно если оно целебно, способствует целостности и здоровью сердца. Юнг отмечал, что если человек приходит к нему в кабинет с жалобой на сексуальные расстройства, то нередко оказывается, что это расстройство духа и души. Если же человек рассказывает о душевных неурядицах, то чаще всего они коренятся в сексуальной сфере. В этом смысле чувственность можно рассматривать как лекарство для духа и, следовательно, считать священной. Если чувственный смех является un remedio, лекарством, то это священный смех. И все, что вызывает целительный смех, тоже священно. Если смех помогает, не причиняя вреда, если смех приносит облегчение, перестраивает, упорядочивает, подкрепляет силу и энергию, значит, этот смех дарует здоровье. Если смех помогает людям радоваться жизни, чувствовать себя счастливыми, ощущать любовь, воспарять на крыльях эроса, если он прогоняет печаль и освобождает от гнева, то это священный смех. Если от него люди растут, становятся лучше, щедрее, чувствительнее, то это священный смех. В архетипе Дикой Женщины есть место и для природы "грязной богини". В этой дикой природе священное и нечестивое, священное и чувственное нераздельны – они живут рядом и, на мой взгляд, похожи на компанию старых-престарых женщин, которые стоят вдоль дороги и ждут нашего приближения. Они там, в вашей душе, – ждут, когда вы заявитесь и, проверяя друг на друге свои истории, ухают, как совы. Глава 12 ПОМЕТИТЬ ТЕРРИТОРИЮ: ГРАНИЦЫ ЯРОСТИ И ПРОЩЕНИЯ Лунный медведь Под руководством Дикой Женщины мы возвращаемся к древнему, интуитивному, страстному. Если в нашей жизни отражается ее жизнь, наши действия взаимосвязаны. Мы идем вперед или учимся идти вперед – если еще не умеем. Мы делаем шаги, чтобы осуществить свои замыслы в мире. Если цель утеряна, мы вновь находим ее, вслушиваясь в свои ритмы и держась ближе к тем из друзей и партнеров, кто созвучен этим диким внутренним ритмам. Мы выбираем те отношения, которые питают нашу творческую и инстинктивную жизнь. Мы питаем других, распространяя на них свое влияние. И еще, если нужно, мы готовы научить восприимчивых партнеров слышать эти дикие ритмы. Но есть еще один аспект, которым необходимо овладеть, – это умение справляться с тем, для чего есть только одно название: женская ярость. Необходимо освобождаться от этой ярости. Если женщина помнит истоки своей ярости, ей кажется, что она никогда не перестанет скрежетать зубами. Но, как ни странно, мы столь же упорно стремимся развеять свою ярость, потому что она создает ощущение тревоги и беды. Нам хочется поскорее от нее избавиться. Но подавить ее невозможно. Это все равно что пытаться спрятать огонь в бумажном мешке. Не стоит также допускать, чтобы она сжигала нас самих или окружающих. Здесь мы имеем дело с сильной эмоцией, которая пришла к нам незваной. Ярость напоминает токсичные отходы: они существуют, все хотят от них избавиться, но мест для их сброса очень мало. Чтобы добраться для полигона, где их можно захоронить, нужно проделать долгий путь. Вот литературная обработка короткой японской сказки, которой я занималась несколько лет. Она называется Цукина Вагума, "Лунный медведь". Я уверена, что она поможет нам справиться с этой проблемой. Основную фабулу этой сказки, которая называлась просто "Медведь", я услышала много лет назад от сержанта Сагары, ветерана Второй мировой войны, который находился на излечении в госпитале для ветеранов войны штата Иллинойс. В лесу, напоенном ароматом сосны, жила молодая женщина. Ее муж много лет воевал, а когда наконец срок его службы вышел, он вернулся домой в ужаснейшем настроении. Он отказался войти в дом, потому что привык спать на камнях. Он ни с кем не разговаривал и день и ночь проводил в лесу. Узнав, что ее муж наконец возвращается, молодая жена заволновалась, захлопотала. Она накупила продуктов, наготовила угощений: вкусный белый соевый творог, три вида рыбы, три вида водорослей, рис, посыпанный красным перцем, крупные оранжевые креветки. Робко улыбаясь, она отнесла еду в лес, опустилась на колени перед своим уставшим от войны мужем и предложила ему угощение, которое для него приготовила. Но он вскочил и стал пинать ногами тарелки и миски, так что соевый творог рассыпался, рыба взлетела в воздух, водоросли и рис упали в грязь, а крупные оранжевые креветки покатились по тропинке. – Отстань от меня! – заорал он и повернулся к ней спиной. Он так разъярился, что женщина испугалась. Так повторялось снова и снова, пока в конце концов молодая жена в отчаянии не отправилась к пещере целительницы, которая жила на окраине деревни. – Мой муж вернулся с войны сам не свой, – сказала женщина. – Он постоянно зол и ничего не ест. Не заходит в дом и не живет со мной, как раньше. Нет ли у вас какого-нибудь снадобья, чтобы он стал нежным и любящим супругом? – Я могу его сделать, – пообещала целительница, – только для него необходима особая составляющая. К сожалению, у меня вышел запас шерсти лунного медведя. Так что придется тебе забраться на гору, найти черного медведя и принести мне волосок из белой отметины в форме лунного серпа, что у него на шее. Тогда я дам тебе снадобье, и все у вас наладится. Некоторых женщин такая задача испугала бы. Некоторые сочли бы ее невыполнимой. Но только не эта, потому что она любила своего мужа. – Я вам очень благодарна, – сказала она. – Какое это счастье – знать, что есть выход! Женщина собралась в дорогу и на следующее же утро отправилась на гору. Она шла и пела: Аригато дзайсё! – Так приветствуют гору, говоря ей: "Спасибо, что позволяешь мне подниматься по твоему телу!" Она миновала подножье горы, покрытое валунами величиной с большой каравай хлеба, поднялась на плато, поросшее лесом. У деревьев были длинные плакучие ветви, а листья походили на звезды. – Аригато дзайсё! – пела женщина. Так благодарят деревья за то, что они приподнимают свои косы, чтобы можно было пройти. Она пробралась через лес и стала подниматься выше. Теперь идти стало труднее. На горе росли колючки, которые цеплялись за подол кимоно, а камни царапали ее нежные руки. Когда спустились сумерки, налетели незнакомые темные птицы и испугали женщину. Она поняла, что это муэн-ботокэ, духи умерших, у которых нет родных, и пропела им молитву: "Я буду вам родственницей, я помогу вам упокоиться". Женщина взбиралась все выше, потому что ей помогала любовь. Так она карабкалась, пока не увидела снег на горных вершинах. Скоро ноги у нее промокли и озябли, но она поднималась все выше, потому что ей помогала любовь. Началась буря, снег слепил глаза, забивался в уши. Ничего не видя перед собой, она карабкалась все выше. А когда снег прекратился, женщина запела: Аригато дзайсё! – благодаря ветер за то, что он перестал слепить ей глаза. Ночь она провела в маленькой пещерке, в которую с трудом заползла. Хотя у нее была с собой еда, она не стала есть, а зарылась в листья и уснула. Утро выдалось спокойное, из-под снега кое-где проглядывали зеленые побеги. "Ну вот, – подумала женщина, – пора искать лунного медведя". Она бродила целый день, а к вечеру наткнулась на кучи медвежьего помета. Ее поискам пришел конец: по снежному полю шел вперевалку огромный черный медведь, оставляя позади глубокие следы. Лунный медведь грозно заревел и забрался в берлогу. Женщина достала еду и положила в миску. Потом поставила миску у входа в берлогу, а сама спряталась в пещере и притаилась. Медведь учуял съестное и неуклюже вылез из берлоги, рыча так громко, что камешки катились по склону. Он походил вокруг миски, понюхал воздух, а потом в один присест проглотил всю еду. Затем попятился, снова понюхал воздух и исчез в берлоге. На следующий вечер женщина снова выставила еду, но на этот раз не стала прятаться в пещере, а осталась стоять на полпути. Медведь учуял съестное, вылез из берлоги, заревел так, что звезды чуть не попадали с небес, походил вокруг миски, долго нюхал воздух, но в конце концов проглотил еду и заполз обратно в берлогу. Так продолжалось много дней подряд, пока однажды темной ночью женщина не отважилась совсем близко подойти к медвежьему логову. Она поставила миску с едой у входа в берлогу, а сама осталась стоять рядом. Когда медведь, учуяв пищу, выбрался из берлоги, он увидел не только обычную порцию еды, но и пару маленьких человечьих ног. Он стал крутить головой и реветь так громко, что его рев отдавался у женщины в костях. Она дрожала, но не трогалась с места. Медведь встал на задние лапы, широко разинул пасть и заревел так, что женщина увидела его темно-красную глотку. Но она не убежала. Медведь заревел еще громче и протянул лапы, будто собирался ее схватить, так что его десять когтей как десять ножей нависли у нее над головой. Женщина дрожала как осиновый лист, но стояла на месте. – Милый, хороший мишка, – взмолилась она, – я пришла сюда, потому что моему мужу нужно лекарство. Медведь опустил передние лапы, вздыбив снежный вихрь, и уставился в испуганное лицо женщины. На миг ей показалось, что в его старых как мир глазах отражаются все горные хребты, долины, реки и деревни. На нее снизошел глубокий покой, и она перестала дрожать. – Милый мишка, я кормила тебя столько дней. Можно мне взять один волосок из лунного серпа на твоей шее? Медведь медлил. Эта маленькая женщина могла бы стать легкой добычей. И вдруг он пожалел ее. – Твоя правда, – молвил он. – Ты была ко мне добра. Возьми волосок, только быстро, а потом убирайся восвояси. Медведь поднял тяжелую голову, так что показался белый полумесяц на шее. И женщина увидела, как в этом месте сильно бьется медвежья кровь. Женщина положила одну руку медведю на шею, а другой ухватила блестящий белый волосок и резко дернула. Медведь попятился и заревел, будто его ранили, а потом сердито заворчал. – Благодарю тебя, лунный медведь! – Женщина принялась кланяться, но зверь зарычал и сделал шаг вперед. Он заревел, и в его реве женщине слышались слова, которых она не понимала и в то же время откуда-то знала всю свою жизнь. Она повернулась и бросилась бежать вниз по склону что было сил. Она бежала под деревьями, листья которых походили на звезды, и всю дорогу кричала: Аригато дзайсё! – благодаря деревья за то, что приподняли ветви, давая ей пройти. Она спотыкалась о валуны, которые походили на большие караваи хлеба, и кричала: Аригато дзайсё! – благодаря гору за то, что позволила спускаться по ее телу. Одежда ее изорвалась, волосы растрепались, лицо потемнело от грязи, но она как на крыльях летела по каменным ступеням, которые вели к ее деревне, по дороге, через деревню, к хижине, где сидела у огня старая целительница. – Смотрите, смотрите! Я достала его, я принесла его – волос с шеи лунного медведя! – Вот и славно, – улыбнулась старая целительница. Она пристально посмотрела на женщину, взяла у нее белый волос и стала рассматривать на свет. Потом взвесила длинный белый волос на ладони, измерила пальцами и воскликнула: – Да, это настоящий волос лунного медведя! – И вдруг бросила его в огонь. Волосок вспыхнул, затрещал и сгорел ярким золотым пламенем. – Ох! – вскрикнула молодая женщина. – Что же ты наделала?! – Не волнуйся, все в порядке, все будет хорошо, – успокоила ее целительница. – Помнишь каждый свой шаг, когда ты взбиралась на гору? Помнишь каждый свой шаг, когда ты старалась завоевать доверие лунного медведя? Помнишь все, что видела, слышала, чувствовала? – Да, – ответила женщина, – прекрасно помню. Старая целительница ласково улыбнулась ей и сказала: – А теперь, дочка, ступай домой и, вооружившись новыми знаниями, проделай все то же самое со своим мужем. Ярость как учитель Центральный мотив этой сказки – поиск волшебного предмета – распространен во всем мире. Иногда путешествие предпринимает мужчина, иногда женщина. Волшебным предметом может быть ресница, волосок из носа, зуб, кольцо, перо или другой материальный объект. Вариации того же мотива, где искомым сокровищем является шкура или часть тела животного, можно встретить в Корее, в Германии и на Урале. В Китае таким животным часто бывает тигр, а в Японии – медведь или лиса. В России герой должен принести бороду медведя, а в одной сказке, которая передается у нас в роду, волос нужно вырвать из подбородка самой Бабы Яги. Сказка "Лунный медведь" принадлежит к категории, которую я называю сказками-щёлками. Такие сказки позволяют заглянуть в их скрытые целительные структуры, увидеть глубокий смысл, а не только внешнее содержание. Эта сказка повествует о том, что совладать с гневом помогает терпение, но она передает и нечто более важное: наставление о том, что должна делать женщина, чтобы исцелить свое злое Я и таким образом восстановить порядок в собственной душе. В сказках-щёлках мы имеем дело не с утверждениями, а с предположениями. В сказке о лунном медведе глубинная структура раскрывает всю модель общения со страхом и исцеления от него: нужно найти мудрую и спокойную целительную силу (обращение к целительнице), согласиться выполнить трудное задание – проникнуть в неизведанную область души (путешествие на гору), распознать заблуждения (поведение при преодолении валунов и зарослей), успокоить свои застарелые навязчивые мысли и чувства (встреча с муэн-ботокэ, беспокойными духами, у которых нет родных, чтобы их похоронить), войти в доверие к великой сострадательной Самости (терпеливое кормление медведя и его ответная доброта), осознать бурную сторону сострадательной души (понимание, что медведь, сострадательная Самость, – не ручной). Эта сказка повествует, как важно принести это психологическое знание обратно на землю, в реальную жизнь (спуск с горы и путь в родную деревню), узнать, что целительство – это вопрос поисков и практики, а не только теории (уничтожение волоса). Суть сказки заключена в словах: "Обращайся так же со своей яростью, и все будет хорошо" (совет целительницы вернуться домой и воспользоваться усвоенными навыками).