— Так прямо и сказал! Если бы не Аня, говорить было бы не о чем, я бы все, что надо, сделал. Но я ей обещание дал и не нарушу до тех пор, пока она сама не освободит меня от его оков. Сережа налил себе еще вина. — Я Аню знал, когда она еще в университете училась, — продолжал он, сделав пару глотков. — Красивая девчонка была! Пока ее не довели. Ух, я бы их всех! — Он погрозил кулаком невидимому противнику и возобновил монолог: — Я ей часто говорил: «Давай, Ань, покончим со всей ботвой! Новую жизнь начнешь!» А она — в отказку. Сердцем она добрая. — Если вы не можете помочь ей сами, может, позволите это сделать нам? Сергей отрицательно покачал головой. — Нет. Знали бы вы, как мне тошно! Я когда пацаном был — во всякую ботву верил. Это — хорошо, то — плохо, так, короче, рассуждал. А теперь смотрю и вижу: это — дерьмо и то — тоже дерьмо. — О чем вы? — Так, выговориться хотелось. Не люблю тех, кто людям жить мешает! — Это вы про милицию? — Не только. Про всех. Я же говорю: это — дерьмо и то — тоже дерьмо. Везде дерьмо! А Аня, короче, хорошая. Таких мало сейчас. И таким хуже всех. Несправедливо мир устроен! — Но вы помочь торжеству справедливости не спешите, — заметила Соня. Сергей отмахнулся. — Ане угрожает опасность со стороны ее мужа, — внезапно заявил он. — И боюсь, теперь — не меньше, чем раньше. — Что-то угрожает ее жизни? — Боюсь, что и такое возможно. Она обращалась ко мне за помощью не так давно. Я ей помог. Но не так, как хотелось. А то… Моими методами… Знаете, мне бы, чтобы ваше расследование помогло справедливость… это… восстановить, короче. Мне очень хочется вам помочь. Но я не могу. Моя работа… Ну, вы понимаете, чем я занимаюсь. — Понимаю, — опечаленно кивнула Соня. — Когда-то, давным-давно, на зоне, я видел одну ботву, короче, — сказал Сережа. — Среди нас завелась сука. Ну — стукач. Мы долго его вычисляли. Вычислили наконец. Парнишка один догадался все хитроумно подстроить, так что сука сама себя и выдала. А раньше этот предатель уважением пользовался. Ну, мы его, естественно, того — в петушатник. А сука была — любимейшая у кума. И был у меня тогда кореш. Я с ним всем сокровенным делился, и он со мной — тоже. Это было на следующий день после той ботвы. Я с прогулки шел. Водили нас маршировать кругами на так называемом свежем воздухе. Вижу, у входа во двор мой кореш стоит. С кумом что-то перетирает. Ну, мало ли что, думаю. И со мной иногда кум беседу иметь желал. Прохожу и слышу, как кум говорит тихо-тихо: «Спасибо, Володь. Скончается от сердечного приступа». Володя — это так кореша звали. Кум хотел так, чтобы никто не услышал, сказать, а вот не получилось. Я бы и забыл: мало ли что, да только парнишку того, что так ловко суку выявил, отвели в тот же день куда-то. Три дня его не было, а потом нам сказали: скончался от сердечного приступа. Мол, у него скрытый порок сердца был, да никто об этом не знал. А я думаю: рассказать о том, что я видел и слышал, зэкам? Мой кореш — уголовник со стажем. Четыре ходки имеет. Авторитетом пользуется. А я так, пацан желторотый на птичьих правах. Кому поверят — мне или ему? Тем более за мной косячок мелкий был, по глупости сотворил. Да еще и вот что меня беспокоило: если всеми уважаемый человек оказался сукой и если мой кореш, которому я верил без оглядки, оказался сукой, то сколько их еще? Поделюсь с кем-нибудь, а вдруг он тоже? И задал я себе вопрос: может, стоит промолчать, только взять себе на заметку? Я молодой тогда совсем был. Будь постарше, может, что и придумал бы… Короче, решил я держать язык за зубами. И так мне тошно было, так совесть мучила! Стучал ведь, сукин сын! Я-то понимал, как это делается! А кому довериться? Доверюсь, а вдруг он действительно — тоже… — И что, так и стучал этот Володя? — Так и стучал. Потом на волю вышел. В преуспевающие бизнесмены заделался. Правда, сколько веревочке ни виться, а конец будет. Накосячил он на воле. Тут за ним и старые грешки всплыли. В общем, бывшие кореша его грохнули… — По заслугам, — поддержала девушка. — Да, но тот случай засел мне в душу, как заноза. И потом, на воле, я везде наблюдал то же самое. Суки, козлы, крысы — в разных обличьях, но по сути все те же, заправляют жизнью, диктуют свои порядки. Иногда маскируют замыслы свои, а иногда, короче, прямо заявляют: так — правильно. И таким, блин, тоном, что у людей больше нет сомнений: да, так правильно, так и нужно, это мы где-то ошиблись, накосячили; по глупости никак не дойдет, почему правильно, но, видно, раз авторитетное мнение — значит, так оно и есть. А мне от этого — тошно! Может, сейчас я говорю все это не к месту, но именно сейчас я в который раз наблюдаю то же самое. Вокруг меня — одни суки, а я, короче, пляши под их дудочку! — Почему же не к месту? По-моему, вы все правильно говорите. — Иногда мне хочется все бросить, взять в руки автомат и стрелять по паскудам, которых я знаю, пока не пристрелят меня… Возможно, когда-нибудь я так и сделаю. — Агрессия с налетом мазохизма, — заметила Соня. Сережа пожал плечами. Наверное, он не знал, что это такое, но решил не уточнять, а просто продолжил: — Я особенно хочу расправиться с теми, кто превращает в ад жизнь Ани. Только обещание сдерживает меня. Сонечка смотрела на этого человека широко открытыми глазами. Откровенная вульгарность и косноязычие загадочным образом сочетались в нем с утонченной чувствительностью и умением размышлять на сложные темы. — Вы очень странный человек, — заметила она. — Но, не буду врать, мне приятно было с вами пообщаться. — Взаимно. — Может, вы передумаете и согласитесь помочь? — Если передумаю, то помогу. А пока — не те обстоятельства. И тут Соня решилась показать Сергею письмо. — Послушайте, это писала Анна Викторовна? Вы ведь должны знать ее почерк! Сергей взял в руки письмо, повертел в руках. — Нет, — сказал он. — Точно не помогу! Это не Аня писала. Точно. Я ее почерк знаю. — А вы не обманываете? — Посмотрите мне в глаза и сами ответьте на этот вопрос. — По-моему, нет. — Вот то-то и оно! Но почему такой запах от этого письма? — Неважно. Улики добывать не всегда оказывается простым делом. Сергей ухмыльнулся. — Я этим не занимаюсь. Соне стало грустно-грустно. Расследование вновь повернуло в тупик. — Это не она, — повторил симпатичный рецидивист. — Я испытываю благодарность по отношению к вам за то, что вы вызволили Аню из плена. Но это не она, отвечаю за базар! — последние слова Сергей произнес особо громко и торжественно, так что у Сони разом отпали всякие сомнения относительно того, что он говорит правду. — Вы проводите меня до дома? — спросила Соня. — Конечно! В этот момент Соня увидела за одним из столиков знакомую физиономию. Это был Цереберов. Похоже, он следил за ней. Майор подмигнул. Соня отвернулась. Этот человек вызывал в ней отвращение. — Пойдемте, — сказала она Сергею. Цереберов оставался на месте. На его лице по неизвестным причинам продолжала сиять торжествующая улыбка. Когда Соня оказалась дома, Маргарита Ярополковна сокрушенно качала головой. — Ай-яй-яй, Соня! — переживала она. — К тебе уже такие люди приходят! Не доведет это все до хорошего! Другое дело — Рыбак! Соня принялась терпеливо объяснять маме, что Сергей — не такой уж и плохой человек, при этом она размышляла также о том, что он в какой-то степени даже более галантный кавалер, чем Олег, но вслух этого не сказала. Глава 9 На следующий день Соня переговорила со Светлинским. Владимир был мрачен. Оказывается, его тоже вызывал на допрос Цереберов, и, по всей видимости, он вот-вот найдет повод, чтобы можно было отправить несчастного за решетку. — У меня подозрение, что наш глубокоуважаемый психиатр соврал, — заявила Софья. — Конечно, этому Сереже тоже сложно безоговорочно верить на слово, но я все же склонна думать, что письмо писала не Исаева. — Быть может, и соврал, — уныло протянул Владимир. — Мне от этого как-то не легче. — Но если это так, у него наверняка были причины. Он наверняка что-то скрывает! — воскликнула актриса, поразившись этой своей блестящей догадке, честно сказать, только что пришедшей ей в голову. — Может, профессиональная этика? — предположил Владимир. — Все может быть, конечно, но, мне кажется, дело не только в этом. — Ну, наверное, он решил отмахнуться от вас хоть бы чем, думал, что вы эту Исаеву все равно не достанете, поскольку муж ее — человек настолько влиятельный, что связываться с этим семейством себе дороже. Соня пожала плечами. — Мутный он тип, на мой взгляд. Как бы из него еще выбить сведения? — А если этот ваш приятель, Олег, явится к нему в служебной форме и потребует официального объяснения? — предложил Светлинский. — А вот это мысль! — сказала Соня.