— Мессэре живет не первый день, любезный. Не будем терять время на то, чтобы убедить друг друга в том, что и так всем известно. Двадцать пять золотых, целое состояние. Всего лишь за пару слов. — Здесь нет крыс, мессэре, — негромко ответили с дальнего стола. — Шли бы вы своей дорогой и не мешали добрым людям проводить вечер. Попытайте счастья в другом месте. — Мы не сумасшедшие, — сказал старик, который был здесь главным. — Никто не станет связываться с кинжалами стражей. Всему миру известно, что клинок, взятый у них, ведет к проклятию. Возможно, среди нас и попадаются отчаянные люди, но ненормальных нет. В его словах была доля истины. Часто случалось так, что человеку, завладевшему клинком, не везло, вплоть до смерти. И Братство само распространяло слухи и разжигало суеверия, которые столь сильно прижились среди людей, что порой с мертвого стража забирали все вплоть до сапог, но клинок с драгоценным сапфиром не трогали. — А по мне, вы настоящие сумасшедшие, — вклинился я в беседу. — Братство, Орден, власти города, клирики и много кто еще будут искать украденное. Все они придут к вам, как пришли мы. И испорчен будет не один ваш вечер, а очень много вечеров. — Мы ничего не знаем, мессэре, — терпеливо, словно говорил с неразумными детьми, произнес старик. — И они уйдут так же, как и вы, ничего не добившись и ничего не узнав. — Эти люди сидели вон за тем столом, их было четверо. Они ушли десять минут назад, воспользовавшись черным ходом, через кухню, — повторил я слова Милы. — Быть может, тут кто-то и был, но видели мы их впервые. Они пришли и ушли. Мы не можем вам помочь. Ди Трабиа тронул меня за рукав и показал, что нам лучше уйти. Мы так и сделали, провожаемые усмешками и легким шепотком. — Почему вы так быстро сдались? — ворчал Шуко. Мы вновь торчали в вонючей подворотне, ожидая чуда. — Потому что герцог дал мне двадцать пять флоринов. Это намного больше, чем тридцать серебряных монет. А среди тех, кто сидит в траттории, полно людей, продающих собственную мать за меньшие деньги. — Кажется, ди Трабиа ничто не могло смутить. — А вот и наш осведомитель… Прошло двадцать минут с тех пор, как мы ушли из «Королей», и человек, выскользнувший из траттории, теперь неуверенно озирался по сторонам, пытаясь разглядеть нас в густом мраке. Цыган тихо свистнул, привлекая его внимание, и мужчина, продолжая озираться, приблизился к подворотне. До этого он видел лишь двоих, так что наша четверка стала для него неприятным сюрпризом. — Не нервничай, — Шуко перекрыл ему путь к отступлению. — Никому ты не нужен. Нас интересует только кинжал. Знаешь, где он? — Знаю. Ди Трабиа уронил кошелек с монетами в руку стукача. — Улица Белых камней, дом, украшенный знаком циркуля, там, где аптека. Квартира под крышей. — Что еще можешь сказать? — Они не из наших, года полтора прибились, платят «Королям», чтобы их пускали. Ну ладно. Я пойду. — Не так быстро, — Шуко не собирался отступать в сторону и открывать ему дорогу. — Сперва покажешь нам их логово. — Мы так не договаривались, мессэре! — Его рука дернулась к оружию, но Натан перехватил ее, сжав так, что тот зашипел от боли. — Доверять тебе мы тоже не договаривались. Сможешь уйти с деньгами, как только твои слова подтвердятся, — «успокоил» я его, одновременно освобождая от стилета, найденного за поясом, — Мила, Проповедник, ваша помощь нам может понадобиться. Этот хмырь не обманул. В доме, на котором было изображение циркуля, на четвертом этаже горел свет. Мила довольно быстро проверила, кому не спится, и вернулась донельзя довольная: — Это они! — Свободен. — Шуко подтолкнул нашего сопровождающего в спину. Он не заставил себя долго просить и скрылся во мраке, испугав роющихся в мусоре крыс. — Их, как и тогда, четверо. Один спит, трое собираются накачаться вином. — Я не стану ждать, пока они напьются и не смогут отвечать. — Натан пошел первым. Лестница, ведущая на верхние этажи, старая и уставленная цветочными горшками с давно высохшими растениями, скрипела под ногами как проклятая. Впрочем, никого из живущих здесь такие вещи не смущали. Право, мы вели себя тихо по сравнению с тем, что порой случается в этом районе. Ни воплей, ни хрипов, ни богохульств, ни криков о помощи. Мила, несмотря на то, что была светлой душой, нашла в себе силы и вместе с Проповедником, пускай и с величайшим трудом, отодвинула щеколду на двери, открывая нам дорогу. Натан ворвался в квартиру первым, с уже обнаженной шпагой, и ударил ногой в грудь ближайшего из сидящих мужчин. Его сосед выхватил кинжал и тут же упал, воя и зажимая хлещущий кровью обрубок, когда фальчион Шуко отсек ему запястье. Ди Трабиа приставил острие шпаги к шее третьего. Четвертый, спавший на соломенном матрасе в углу комнаты, поднял руки. — Кто-нибудь перевяжет его? — Я указал на раненого. Шуко одним резким движением перерезал тому горло своей бритвой: — Все равно бинтов нет. Этот поступок цыгана не слишком напугал остальных, смотрели они на нас волками, и, когда Натаниэль отвлекся, тот, что сидел на матрасе, метнул в него нож. Бросок был так себе, я отбил его палашом, а ньюгортец, рассвирепев, взял человека за шкирку и от души впечатал в стенку: — Где мой кинжал, каналья?! Где клинок?! — Пошел ты! — огрызнулся тот. Натан оскалился, злой на них и на весь мир, легко подтащил человека к окну и бросил вниз, в последний момент схватив за ногу. Тот взвыл, а затем разразился ругательствами. Ди Трабиа и Шуко присматривали за другими пленниками, а я, сев на подоконник, глянул вниз, на черную мостовую узкого дворика. Там, скучая, шаталось Пугало, то и дело с любопытством поглядывая на нас. — Скажи моему другу, где кинжал, который вы украли сегодня днем, и тебе больше не придется пребывать в столь неудобном положении, — предложил я человеку. — Идите в ад! — огрызнулся тот. — Вы, дети шлюхи, как только я… Он не закончил, так как с воплем упал вниз. Удар получился смачный, кровь из разбитой головы хлестанула во все стороны, и Натаниэль, задумчиво посмотрев на сапог, оставшийся в его руке, выбросил тот вниз, к трупу. — Святые мученики! — Проповедник перегнулся через подоконник. — Какой ужас! У него от головы ничего не осталось! Пугало возле тела подняло вверх большой палец. Ему чертовски нравилось, как проходит эта ночь. Натан уже подскочил к следующему головорезу, прекратил его сопротивление ударом кулака в живот и потащил к окну. — Клянусь Богом, ты либо скажешь, где мой кинжал, либо научишься летать, либо сдохнешь, — сказал он, теперь для надежности держа того за пояс. Человек орал, звал на помощь, но никто не зажег свет в окнах соседних домов. Право, не происходило ничего экстраординарного, чтобы ради этого вставать с постели, не говоря уже о том, чтобы звать городскую стражу. — Кинжал! Говори или не соберешь костей! Пугало, бродящее внизу, очень надеялось, что человек продолжит упорствовать и окажется на брусчатке, как и его товарищ. — Говори! Потому что кроме тебя есть еще один, и мне нет резона оставлять жизнь двоим после того, как вы убили друга герцога! — Не знаю! Ничего не знаю! — Мы продали кинжал, мессэре! — неожиданно сказал тот, кому грозила шпага Ланцо ди Трабиа. Натан разжал пальцы. Вопль. Глухой удар. Радостный взмах Пугала. Оно требовало скинуть еще кого-нибудь, чтобы веселье продолжилось. — Чудесно, парень. — Натан подошел к последнему из них. — Ты явно умнее своих товарищей. Кому вы продали его? — Я не знаю. Эй! Стой! Постойте! — заорал он, когда ньюгортец под усмешку Шуко сгреб его за шкирку, намереваясь оттащить к окну. — Я, правда, не знаю! Нам предложили работу прошлым утром! Господин был в маске! Но он из благородных, жизнью клянусь! — Клятвы ворья и убийц ничего не стоят! Кто вас свел?! — Никто! Он сам нас нашел. Мы работали с ним еще три года назад, щедро платил. — Сколько?! — Пятьдесят флоринов! — Целое состояние для таких мерзавцев, как вы, — пробормотал Шуко. — Когда отдали кинжал? — Час назад. В «Королях». — Мила, Проповедник, вы видели кого-нибудь с ними в таверне? Проповедник, кричащий Пугалу о том, что оно кровожадное чудовище, отвлекся и отрицательно покачал головой. Мила, стоявшая возле распахнутой двери, ведущей на лестницу, ответила: — Они были одни, когда я их оставила. — От Проповедника толку не много, — сказал я. — Раз уж он их упустил, то и клиента не увидел. — Спасибо тебе за доверие, Людвиг, — обиделся старый пеликан. — Доверие надо заслужить, — возразил Шуко. — А сегодня ты был совершенно бесполезен.