Гертруда помедлила и негромко произнесла: — Считается, что династию кузнецов основал тот, кто когда-то был учеником Христа, но не стал апостолом. Или же один из тех, кого обратил в веру Петр. Этот человек благодаря чуду получил умение создавать клинки, способные уничтожать темные сущности, и вручил кинжалы в руки людей с даром. Говорят, сейчас осталось лишь две семьи, создающие темную сталь, и они находятся под защитой церкви, чтобы больше никто не получил для себя запретный клинок. Раз в год, когда происходит выпуск новых стражей, магистры отдают вам заказ, а кто-то из святых отцов едет к кузнецам, и те куют клинки. Потом церковь передает готовое оружие Братству, а Орден Праведности проверяет кинжалы. — Что-нибудь еще? — поинтересовался капеллан. — До раскола Братства магистры сами ездили к кузнецам, но после случившегося мастера отказались с ними встречаться и перенесли свою кузницу. Где она, знают только в Риапано, ваше высокопреосвященство. — Многое из того, что вы рассказали, верно, — произнес капеллан. — Создатели кинжалов не желают, чтобы им докучали просьбами и угрозами простолюдины и дворяне, которые хотят пожить чуть дольше, чем им отпустил Господь в мудрости Своей. У таких просителей нет дара, они не видят душ, но все равно желают получить клинок, надеясь, что ритуалами или поклонением Сатане смогут оживить и подчинить металл, чтобы он служил так же, как служит вам, людям с даром видеть то, что не видят другие. Поэтому церковь защищает кузнецов и строго хранит секрет их местонахождения. — Даже от магистров, — проронил кардинал. — Раскол в Братстве показал, что стражи — лишь люди, и они подвластны грехам и желаниям. А если им дать волю, то Братство погрязнет в тщеславии, и тогда никто не спасет нас от темных душ. Сегодня Людвиг рассказал нам ценные сведения, о которых мы не знали. И они связаны с кузнецами. Где-то в мире появился некто, обладающий секретами, которые могут изменить устоявшееся положение вещей и принести зло в наш мир. И боюсь, что зло это будет очень серьезно. — Вы о том, что сказал маркграф Валентин, собиравший странную коллекцию? — нахмурился я. — Верно, сын мой. — Есть люди, способные выплавить из клинков души, которые те собрали, — повторил я слова моего тюремщика. — Маркграфу для этого требовалось двадцать пять кинжалов стражей. Он говорил, что благодаря им, сможет обрести долгую жизнь. Но каким образом? — С помощью еретического ритуала, разумеется. Раньше у меня были только догадки, но ты подтвердил их и, более того, назвал точную цифру — из двадцати пяти кинжалов можно выковать один новый. — Перековать клинок стража невозможно, — возразила Гертруда, и я машинально провел рукой по рукояти с сапфиром. — В прошлом такие попытки уже были и ни к чему не привели. Сталь можно сломать, но не нагреть и, тем более, не расплавить. — Покажи им, — негромко сказал кардинал, отхлебнув из кубка. Безымянный мужчина поставил на стол перед нами длинный футляр из черного лакированного дерева. — Взгляните на невозможное, — предложил мне кардинал. Гертруда подцепила защелку, двумя руками подняла крышку, и я уставился на кинжал, лежащий внутри. Его темное лезвие было сломано пополам, а в основании рукояти находился круглый черный минерал, совершенно непохожий на сапфир. Внутри, в черной бездне, медленно и лениво туда и обратно перетекало нечто, похожее на туман или молоко. Очень знакомый камень. Я уже видел такой. — Этому клинку уже много столетий, и мы храним его в наших архивах, — сказал капеллан надтреснутым голосом. — А вот этому, по нашему мнению, не больше десяти лет. Безымянный мужчина положил перед нами тряпицу и развернул ее, показав еще один кинжал, с клинком, разломанным на пять частей, чуть более крупной рукояткой, чем у прежнего оружия, и с точно таким же камнем. — Вы когда-нибудь видели такие? — негромко спросил кардинал. Я отрицательно покачал головой, хотя не далее как месяц назад держал в руках клинок, как две капли воды похожий на первый, найденный в тайнике Братства, и отправил его Мириам. — Нет, — ответила Гертруда. — Какой странный камень. Что это? Оникс? — Его называют глаз серафима, — после кивка его высокопреосвященства проронил капеллан. — В пустынях хагжитов он встречается, но нечасто. Имеет слишком дурную славу, чтобы стать чем-то дорогим. Такие вещи стараются не тревожить, так как у нехристей существует поверье, что если долго смотреть на камень, то ангел смерти обратит свое внимание на тебя и твою семью. — Вы считаете, что эти кинжалы выкованы из клинков стражей? — тут же спросил я. — Да. Мы так считаем. — Но для создания работающего клинка требуется сапфир. — Выходит, что нет. Гера хмуро сказала: — Получается, для их создания потребовалось пятьдесят кинжалов стражей. Конечно, какая-то часть стражей погибает, но Орден уничтожает их оружие сразу же. А те, кто гибнет без свидетелей, просто исчезают… таких немного. Чтобы собрать даже двадцать пять — требуется немало времени. — Гораздо больше, чем вы думаете. Мы считаем, что для появления на свет нового оружия требуются кинжалы опытных стражей, не новичков. И они должны собрать в себя очень много темных душ, прежде чем их отправят на перековку. — Что делает этот клинок? — Гертруда смотрела на сломанную сталь с отвращением. — Мы не знаем его возможностей. — Было непонятно, говорит ли кардинал правду. — Господин ван Нормайенн сказал нам сегодня о долгой жизни. Но так ли это — мы пока не ведаем. У Братства есть какие-нибудь сведения о новых клинках? — Я впервые увидела такой только сегодня. Среди стражей никогда ни о чем подобном не говорили. Если хотите, я доложу совету магистров о том, что мы здесь услышали. Быть может, кто-то что-нибудь знает. — Очень хочу. Для этого вы и здесь, госпожа фон Рюдигер. — Ваше высокопреосвященство, — произнеся. — Из всего вышесказанного получается, что кто-то создает клинки. Какой-то кузнец. И стражи находятся в опасности, раз ему нужны их кинжалы. Клирик посмотрел на меня пронзительным взглядом: — Вы всегда в опасности. Не думаю, что тот, кто их создает, охотится за вами, иначе бы мы все это заметили. Но благодаря таким людям, как маркграф Валентин, порой в руки мастера попадает нужный материал, и на свете появляется новый клинок с черным камнем. — Могу я задать вопрос, ваше высокопреосвященство? — спросила Гертруда. Ди Травинно благосклонно кивнул. — Как эти кинжалы попали к вам? — Один много веков хранился в монастыре Святого Кларина,[30] и его нашли, когда перевозили монастырскую библиотеку в архивы Риапано. Откуда он взялся в монастыре, никто из нас не знает. Второй кинжал три года назад привез отец Март, обнаружив его в сумке гонца, одержимого бесом. К сожалению, во время экзорцизма человек умер, и мы не смогли узнать, где он взял оружие и куда его вез. Мы уничтожили кинжал, как этого требовали правила, и люди, верные нам, пытались узнать хоть что-то про одержимого. Безымянный смотрел на нас без всякого выражения. Кардинал поставил на стол опустевший кубок и подал знак капеллану, чтобы тот рассказывал дальше. — Нам потребовался год, чтобы воссоздать путь гонца до того места, где его встретил отец Март. Единственное, чего мы смогли добиться, — один из свидетелей вспомнил, где частенько видел этого человека. В деревне возле замка Латка. — Он мог служить у маркграфа, — тут же сообразил я. — Мы тоже так подумали. И стали наблюдать. Думаю, дальше можно было не продолжать. Наверное, не понадобилось много времени, чтобы понять, что за коллекцию собирает его милость и каких гостей порой приводят в его замок. Церковники знали, куда пропадают стражи, но и не подумали сообщить об этом Братству или как-то помочь. — После некоторого времени наблюдений стало ясно, — продолжил капеллан, — что маркграф — лишь звено в цепи. Кто-то внушил ему мысль о сборе кинжалов. Нам оставалось лишь ждать, когда этот кто-то объявится. Да. Вот только для этого надо было, чтобы он собрал полный набор. Все двадцать пять клинков, о которых ему говорили. И все это время стражи должны были и дальше гостить в Латке. На мой взгляд, это слишком цинично. — Братство всегда сотрудничало с церковью, ваше высокопреосвященство, — сухо сказала Гертруда. — Но когда наши люди оказались похищены маркграфом, вы не стали помогать нам. — Мы не могли, госпожа фон Рюдигер, — тяжело вздохнул кардинал. — Во благо всего мира не могли. Его не тронули даже тогда, когда он совершил покушение на епископа, теперь уже кардинала Урбана. Потом он бы расплатился за все сполна, но лишь после того, как мы поймали того, кто приедет за кинжалами. — Зачем было так тянуть? — Я закрыл крышку футляра со сломанным оружием. — У святого официума отличные дознаватели. Маркграф рассказал бы все, что знает. — А если он знал слишком мало? Мы бы все испортили и ничего не добились. Они и так ничего не добились, потому что я убил Валентина Красивого до того, как он собрал нужное количество клинков. — Теперь мы вынуждены просить помощи у Братства. Это было смешно, особенно после того, что случилось, но Гертруда не собиралась показывать свою злопамятность: — Помощь какого рода? — Любая помощь. Все, что вы сможете рассказать о темных кинжалах. Если стражи начнут исчезать — сообщите нам. Хотя бы примерное место их исчезновения. Быть может, мы сумеем найти, спасти их и, если повезет, выйти на кузнеца. — Я ничего не могу обещать сейчас, ваше высокопреосвященство, — сказала Гера. — Но сообщу магистрам, и, уверена, мы поможем вам во всем, о чем вы просите. — Благодарю вас. И хочу предупредить, господин ван Нормайенн. Слухами земля полнится. То, что вы были в замке маркграфа, — не тайна. Как и то, что он несколько раз говорил с вами и умер, когда вы были поблизости. Никто не знает, что он сказал вам, и есть очень маленькая надежда, что тот, кто подал ему идею сбора кинжалов, захочет это узнать. На этом позвольте вас отпустить. Вам есть над чем подумать. Надо сказать, что я пребывал в некотором смятении чувств. Если кардинал прав, то Братство не может проигнорировать появившиеся клинки. Они — угроза для стражей. Те, кто оставил меня в Латке и по попустительству кого погибли несколько моих братьев и сестер, считают, что могут быть со мной откровенны. Вот только они не спрашивают меня — могу ли я быть откровенен с ними и готов ли разглашать все свои тайны. Нет. Не готов. Не в том случае, когда на карту поставлены жизни тех, кто путешествуют по трактам из города в город и освобождают мир от темных сущностей. На самом деле сейчас я был в ярости. Они полагали, что выбрали меньшее зло, чтобы победить большее. Вот только я не считаю, что в данном случае это правильно и можно закрыть глаза на тех, кто навсегда сгинул в подземельях Латки, вместо того чтобы спасти, возможно, сотни жизней. Гертруда, заметив выражение моего лица, когда за проводившим нас Иронимом закрылась дверь, мягко спросила: — О чем ты думаешь, Людвиг? — Я должен тебе сказать одну серьезную вещь, — шепотом произнес я. — Но не сейчас. Позже. Уверен, то, что произошло с клинком Натана, — не случайность. Поспешим, нам давно уже пора начать поиски. Но далеко уйти нам не удалось, так как в одном из залов мы столкнулись с пожилым мужчиной, волосы которого были белы, точно снег. На нем была расшитая державная стола, рочета, темно-красная, отделанная бархатом моцетта[31] с горностаевым мехом и все то, что так часто рисуют на литографиях, чтобы даже самый неграмотный из крестьян знал, как выглядит Episcopus Livettus, Vicarius Christi, Successor principis apostolorum, Caput universalis ecclesiae, Pontifex Maximus, Primatus Litaviae, Archiepiscopus ac metropolitanus provinciae ecclesiastieae Toverdae, Princeps sui iuris civitatis Riapano, Servus Servorum Dei.[32] — Ваше Святейшество, — Гертруда уже смотрела в пол, склоняясь в нижайшем поклоне. — Мы не хотели вас беспокоить. Я, поклонившись следом за ней, увидел, как он подходит и протягивает кольцо рыбака для поцелуя. Я сразу за Герой коснулся губами холодного золота. С Папой были четверо священников, судя по одежде — прелат, два епископа и префект Папского двора.