— Бугай с мячом — мой! — с восторгом крикнул Шуко. Инананци белых разделились, здоровенный детина, судя по всему кузнец, швырнул мяч своему невысокому черноволосому товарищу и замахнулся огромным кулаком на цыгана, но тот ловко юркнул в сторону и провел бросок через бедро. Черноволосый между тем подпрыгнул, принимая мяч на грудь, схватил его, оказавшись почти рядом со мной, рывком бросился вправо и уже почти обошел меня, но я что есть силы ударил его по голени, и он, закричав, споткнулся и упал на песок. Я прыгнул ему на спину, блокировав удар локтя своим локтем, затем, когда он попытался извернуться и едва меня не скинул, дал кулаком под ребра, чтобы остудить пыл. Оказавшийся рядом Птенчик, глаз которого был подбит, подхватил мяч, на ходу крикнув: — Хорошая работа, страж! Спустя двадцать минут, когда губы и костяшки пальцев у меня оказались разбитыми, а гром сухо гремел уже над Ливеттой, вот-вот грозя дождем, мы едва не добились победы, но нас отбросили к центру поля. Семеро наших больше не могли продолжать игру, их унесли на носилках под аплодисменты толпы. Белые потеряли лишь пятерых. Нам приходилось туго, атаки прыгали с фланга на фланг, двоих наших кулаков выбили, и нас с Шуко поставили вместо них, переведя двух нападающих на наше место. Натан улучил момент в период затишья, подбежал и сказал: — Тот парень, которому ты дал по ребрам, законник. — Гертруда вряд ли скажет мне за это спасибо. — А что тебе еще было делать? — спросил Шуко, на котором до сих пор не было ни царапины. — Уступить этому ублюдку дорогу и украсить ее цветами? Но впредь ты будь, конечно, осторожнее. Через минуту он забыл о своих словах и сбил представителя Ордена Праведности, вырвал из его рук мяч, саданул им человека по лицу и возглавил острие нашей атаки. Его опрокинули уже на границе поля, не дав добежать всего каких-то шести шагов до победной линии. Белые перегруппировались, атакуя ударным отрядом. Меризи, оказавшийся рядом с ними первым, упал нападающему в ноги, сбивая того. Герцог подхватил выпавший мяч, кинул мне, и я едва успел поймать набитый песком шар в тот момент, когда Натан и ди Трабиа остановили двух бросившихся ко мне скочатори противника. Через пятнадцать шагов меня все-таки повалили, да еще и взяли ногу в болевой захват так, что я взвыл, не имея возможности дотянуться до обидчика. — Людвиг! — окликнул меня Проповедник. — Мне не до тебя! — крикнул я. Внезапно меня отпустили, так как сидевшего на мне человека снес Шуко, одним ударом сломав тому нос. — Это важно! — Черт тебя забери! Не сейчас, старина! — Я выплюнул песок, разглядывая рассыпавшихся по полю красно-белых игроков. — Ты не понимаешь… Я отмахнулся, спеша на помощь попавшему в переплет Птенчику, и в этот момент с неба ливанул дождь… Трибуны неистовствовали. Ревели, гудели, били в барабаны и, не обращая внимания на хлещущий ливень, махали вымокшими флагами. Я без сил сел на влажный, остывший песок. Чертова игра, в конце концов, превратилась в кабацкую драку, с той лишь разницей, что здесь не надо было ждать удара ножом. Проповедник, так жаждущий поговорить со мной, куда-то свалил. — Ну, хоть повеселились, — сказал Натан, улыбаясь щербато и по-разбойничьи. — Дурацкое веселье! — окрысился Шуко. — Мы продули! — Их оставалось больше, чем нас. — Птенчик, благодаривший аплодисментами зрителей, стоял тут же. — К тому же стоит признать, белые чертовски хороши. Но мы их здорово потрепали. Натаниэль протянул мне руку, помогая встать. — Хорошо, что здесь нет таких правил, как в южных городах, — пробормотал Шуко. — Там следует целоваться с противниками. Если бы меня облобызал законник, меня бы стошнило прямо на его белые панталоны. А вот и он, легок на помине. Мессэре Клаудио Маркетте, несмотря на разбитое лицо, был доволен жизнью и улыбался, радуясь победе. Когда мы проходили мимо, он сказал нам: — Вполне неплохо для стражей и новичков, мессэре. Натан не дал Шуко ничего сказать, ловко оттеснив того плечом в сторону. — Надеюсь, он умрет от счастья, — зло произнес цыган, когда мы уже покинули арену. — Отличная игра, мессэре! — крикнул нам герцог, сидя на лавке и запрокинув голову, пока его придворный лекарь хлопотал вокруг него, пытаясь остановить кровь из разбитого носа. — Мой доктор в вашем распоряжении. Всех приглашаю в тратторию! Стражи, вы, надеюсь, к нам присоединитесь? — спросил он у нас. — С радостью прополощем горло, — сказал Шуко. — Отлично! Я в вас не сомневался! Хватит, Доменико. Хватит! — Он оттолкнул руку врача. Перед тратторией следовало переодеться. Наши вещи оставались в больших апартаментах, снятых его светлостью в доме рядом с площадью Вороватых. Когда мы вошли туда, обсуждение игры тут же затихло. — Птенчик, позови стражу. Живо! — злым тоном сказал ди Козиро. — Кто-то заплатит мне за то, что случилось. В комнатах нас ждали лишь трупы. Пятеро слуг его милости в парадных ливреях были застрелены из арбалетов или проткнуты шпагами. Мессэре Джанни, дворянин, которого вчера мы видели в «Апельсине» и который отказался от игры в пользу Шуко, сидел возле окровавленной стены, глядя на нас остекленевшими глазами. — Меризи, проверь остальные комнаты. Шуко, взяв со стола тяжелый бронзовый подсвечник, пошел следом за художником. Побледневший Натан ринулся к балкону, где стоял шкаф с распахнутыми дверцами: — Чтобы вас дьявол побрал! Они забрали все оружие! — Ну и черт с ним, — отмахнулся герцог. — Куплю вам новую шпагу, сколько бы она ни стоила! — Сдалась мне эта шпага! Там был мой кинжал! Натан сидел за столом, закрыв лицо большими ладонями, и желал умереть. Я понимал его состояние, потерять кинжал — это все равно, что лишиться руки или верного друга. Шуко хмурился и тяжело молчал. Гертруда толкнула дверь, вошла стремительно, с суровым лицом, обняла Натаниэля за плечи: — Мы найдем клинок. Обещаю. Натан поднял голову, невесело улыбнулся, как и все мы, понимая, что Ливетта огромна, а следов убийцы и грабители не оставили. Все, кто видел их, — мертвы. — Я сделаю что смогу, — Гера говорила решительно и жестко, — но сейчас мне надо проводить Людвига на аудиенцию. — Сейчас? — изумился я. — После всего случившегося?! — Князья церкви не привыкли ждать. Надо покончить с разговорами как можно быстрее и заняться делом. — Часом больше, часом меньше, неважно. Делайте что нужно, — сказал Натан. — Его милость отправил на поиски своих людей, хотя не думаю, что это принесет пользу. — Гера, нам нельзя мешкать! — не согласился с ним Шуко. — И что ты сделаешь? — Она нахмурилась. — Что? Будешь ходить по улицам, спрашивая, не пробегал ли тут кто, размахивая кинжалом стража? Или разыскивать клинок в оружейных лавках? Или допрашивать скупщиков краденого? Ты знаешь, где найти именно того, кто нам нужен, не переполошив все городское дно? Лишь потеряешь время и будешь далеко, когда придет время. Я поговорю с клириками, они могут помочь. — Чудо нам не помешает, — сказал я ей. В зал арсенала, где мы сидели, вошел мессэре Клаудио Маркетте. — Что он тут делает? — с нескрываемой ненавистью к законнику спросил Шуко. — Я известила Орден о наших проблемах. Так требуют правила. — Ты магистр. Тебе виднее. Она действительно следовала правилам. При утрате клинка Братство обязано заявить об этом в Орден. — Господа, я сожалею о вашей потере, — сказал Маркетте, и лицо у Шуко стало таким, что всем было понятно, куда он мысленно желает засунуть законнику это сожаление. — Что вы предприняли? — Все, от нас зависящее, госпожа фон Рюдигер. Если клинок где-нибудь появится или пойдет слух о нем, наши люди тут же сообщат вам. Городская стража предупреждена и также ведет поиск. Они ищут того, кому это было выгодно. У меня нет сомнений, что пришли именно за кинжалом. — Ну, кому это выгодно, и так понятно, — глядя в потолок, с нехорошей усмешкой сказал цыган. — Не надо намеков, мессэре. Скажите прямо. — Извольте… мессэре. Выгоднее всего это Ордену. Насолить Братству вы всегда горазды.