– Чуть было не забыл, Ингви. С днем рождения тебя! Долгих лет жизни! Надеюсь, мне никогда больше не придется тебя хоронить. Полицейский автомобиль несет нас по кольцевой дороге к западному выезду из Москвы, и посреди зеленого поля уже виднеется белое здание энергостанции. Там работал Радислав… Туда выведавший у него что-то посредством пыток убийца мог добраться за десять минут… (Ровно за столько дотуда от злополучного дома доедет наш автомобиль, судя по цифрам на дисплее. И это днем, при оживленном движении. Ночью наверняка и того быстрее.) Туда он мог проникнуть при помощи импланта Радислава в его отрезанной руке, украсть там что-то, а затем – за те же десять минут – вернуться обратно к дому и выбросить руку в мусорный контейнер… Смерть, по словам криминалиста, наступила в час двадцать. А это означает, что всё вышеперечисленное убийца спокойно мог успеть проделать до двух. И поскольку из квартиры Радислава ничего не пропало – об этом с уверенностью заявил Денис, поручивший Красимире тщательно осмотреть всё, пока я в андроиде искал свидетелей, – то не заглянуть на энергостанцию было бы просто глупо. Не сидеть же сложа руки и не ждать целых два часа, пока мы получим зрительный образ! – Давай-ка глянем, кем Радислав был в той жизни, – предлагает вдруг Денис. – Зачем? – Может быть, всё сразу прояснится. Ты, например, в курсе, сколько раз у нас тут Гитлера убивали? – Нет. А кто это? – Скажем так, крупнейший говнюк из моего времени. Ну, почти из моего. А ты что, совсем что ли историей не интересовался, когда тебя воскресили? Я чувствую себя пристыженным. – Впрочем, не суть, – говорит Денис. – Говнюк он и есть говнюк. Тиран, короче. Так его аж четыре раза Архив-Службе воскрешать приходилось! Представляешь, сколько человек на него зуб имели? Все убивавшие его были, конечно же, новичками на Ремотусе. Воскрес какой-нибудь немецкий еврей, семью которого этот говнюк сгноил в концлагере, пожил денек-другой в Германском Штате, еще толком не адаптировался, не изжил все свои психологические травмы – и тут, бац, встречает на улице жизнерадостного такого и улыбающегося Гитлера, идущего по своим делам… И как только его не убивали! Последний раз, помнится, человек отодрал железный прут из ограждения, повалил этого говнюка на землю и бил по голове, пока все мозги не разлетелись по сторонам. После этого инцидента Гитлер сам попросил о смене внешности и имени. – Ты что, полагаешь, Радислав тоже был каким-нибудь царем-засранцем? – Вот сейчас и проверю. Одну секунду. Автомобиль уже припарковался возле главного входа в энергостанцию, и я – оставляя напарника за бортовым компьютером проверять по полицейской базе данных эту дурацкую версию, – выхожу из машины и направляюсь к двери. Когда она открывается, без вопросов отреагировав на полицейский жетон, Денис уже догоняет меня: – Он был на Руси обычным торгашом. Из твоего времени. Ничего примечательного. – Ясно. Но всё равно хорошо, что ты посмотрел, – утешаю я. – Одной гипотезой меньше. На пути у нас возникает турникет, и из будки выскакивает взволнованная охранница. Из-за короткой стрижки я даже не сразу понял, что это девушка. – С Радиславом что-то случилось? – переводит она беспокойный взгляд с меня на Дениса и обратно. – Его смена началась уже полтора часа назад, а его всё нет. Не выходит на связь. Я уже собиралась сообщить в полицию! – Он умер, – отвечаю я. – Будет воскрешен приблизительно в два часа дня. Скажите, пожалуйста, этой ночью на станции происходило что-нибудь странное? Возможно, проникновение посторонних или попытка проникновения? – Ночной охранник, передавая мне утром вахту, ни о чем таком не сообщал. – А сколько всего человек работали здесь ночью? – Двое. Охранник и техник. Так всегда в ночную смену. Днем работают трое – главный техник, техник и охрана. А что, собственно, случилось? Я делаю Денису знак, и он вводит охранницу в курс дела, пока я осматриваю ее будку. – Это ваше видеонаблюдение, – показываю я на дисплеи, на которых видно, что сейчас происходит во всех уголках станции, – оно автономно или вы подключены к мониторингу Западного квартала? – Подключены к мониторингу. – Понятно… – Может быть, – предлагает охранница, – вам лучше поговорить с главным техником? Он заступил на дневную смену полтора часа назад – в девять ноль-ноль, как и положено. Если за ночь и правда произошло что-то необычное, он наверняка это заметил. Спустя минуту мы с Денисом, проследовав по длинному коридору в диспетчерскую и поделившись с главным техником нашими опасениями, слышим его заверения: – Самое главное на месте, ребята. Не беспокойтесь. Он подходит к едва заметному люку в стене и, приложив к нему правую руку, набирает код. – Вот, убедитесь сами. – Что это? – спрашиваю я, когда дверца люка открывается и перед нами на выдвижной панели предстает желтый с черными полосками ящичек. – Батарея. Больше тут красть злоумышленникам нечего. Да и то если красть, то уж сразу на пяти станциях. – Стоп, стоп, стоп, – обрываю я. – Нельзя ли всё по порядку? Для чего батарея? Почему пять станций? В глазах техника явственно читается мысль: «О боже, еще один недавно воскрешенный болван». – Хорошо, посмотрите вон туда. – Он показывает рукой на стеклянную стену, отделяющую диспетчерскую от соседнего помещения. – Видите там такую же точно батарею, подсоединенную к куче кабелей? – Вижу, – киваю я. – Именно из нее в эту самую минуту получает энергию весь Западный квартал Москвы. Вы представляете себе, сколько гигаджоулей ежесекундно сжирают все эти атомные синтезаторы, автомобили, иллюминация мегаполиса и еще черт знает что? А, не представляете, конечно… – машет он рукой. – В общем, другие три квартала сосут энергию из своих энергостанций, из таких же точно батарей. И аналогичным образом все устроено в любом городе по всему Ремотусу. – А первая батарея? – все равно не понимаю я. – Та, которую вы извлекли из люка. Она-то для чего? – Резервная. Доставляется на энергостанцию ровно за сутки до того, как, согласно компьютерному прогнозу, запас энергии в рабочей батарее будет исчерпан. Мы получили ее вчера вечером. И сегодня, ближе к полуночи, должны произвести замену. – Энергию по-прежнему из звезд качают? – интересуется Денис. Похоже, он более в теме, чем я. – Да, пока что ничего более эффективного человечество не изобрело, – заметно оживляется техник. – И начинка в батареях все та же. В космосе рядом с десятком звезд, – поясняет он, повернувшись ко мне, – размещены огромные, многокилометровые в диаметре, светочувствительные батареи, которые и добывают энергию. Затем полученную энергию… как бы вам это подоходчивей объяснить-то… ну, скажем так, расфасовывают по таким вот ящичкам-батареям для использования на энергостанциях. Понятно? И одной батареи хватает где-то на год. – Всего на год? – удивляюсь я. – А почему не «расфасовывать» по батареям, которые были бы раз в сто больше? Место здесь, я смотрю, для этого найдется. Ну, в крайнем случае строили бы энергостанции покрупнее. И тогда не нужно было бы каждый год производить замену рабочей батареи. – Это очень интересный вопрос, – кивает техник, по-видимому, уже не считающий меня полным болваном. – Разумеется, так бы и сделали. Но все дело в свойствах вещества, которым заполнена батарея. Это вещество было создано физиками специально для хранения огромного количества энергии в малых объемах. И математические модели, когда данное вещество еще только задумывалось, показали одну очень странную вещь… Вы знаете? – спрашивает он, переводя взгляд на Дениса. – Ну да, – не задумываясь, отвечает напарник. – Если эта дрянь внутри батареек будет превышать некое критическое количество, то при хранении в ней энергии начнутся энергопотери. Что невыгодно. Вроде бы так. – Энергопотери? Это вы где-то так и прочитали: энергопотери? – Техник хватается за живот и разражается гомерическим хохотом. Минуту-другую он не может прийти в себя, хохоча так, что по лицу его обильно текут слезы, и повторяя снова и снова: «Энергопотери!» Наконец он берет себя в руки: – Прошу прощения, не хотел вас обидеть. Я просто обожаю эту официальную версию! Энергопотери… Ну, можно, конечно, и так это назвать, – ухмыляется он и продолжает уже с абсолютно серьезным лицом: – Математические модели показали, что если взять данное вещество в критическом количестве и закачать в него до отказа энергию, то произойдет неконтролируемый выброс всей закачанной энергии. Другими словами: взрыв, превосходящий по мощности миллионы ядерных взрывов. – Что за критическое количество? – спрашивает Денис. – Как в пяти батареях? – догадываюсь я, вспомнив слова техника: «Да и то, если красть, то уж сразу на пяти станциях». – Совершенно верно. По крайней мере, по слухам. Поймите правильно, – техник разводит руками, – я же не физик. Да и не уверен, что каждый физик получит доступ к такой информации. Но версию с другим количеством я не слышал. – То есть, если я правильно понял, – подытоживаю я, – существует теоретическая вероятность, что, раздобыв пять таких резервных батарей, кто-то сложит их содержимое вместе и отправит всю планету к чертям собачьим? – Грубо говоря, да, – соглашается техник. – Но все, конечно же, не так просто. Ведь неизвестно еще, что за оборудование потребовалось бы для осуществления такого плана… не голыми же руками содержимое батарей вычерпывать. Полагаю, вероятность того, что злоумышленники превратятся в пепел в момент вскрытия одного такого ящичка, в разы превышает вероятность каких-либо более серьезных последствий для человечества. Да и вообще… ни на одной станции ничего ведь не пропало, не так ли? Так к чему все эти беспокойства? Поблагодарив техника за информацию, мы обещаем больше не отвлекать его. А если он вдруг все-таки заметит что-то странное, то, в свою очередь, обязуется немедленно сообщить нам. На выходе из станции Денис задерживается возле атомного синтезатора, соседствующего с будкой охраны. – Заказать тебе что-нибудь поесть? – бросает он мне вслед. Я мотаю головой. Может, все-таки сообщить в Агентство Безопасности? Терроризм – это вообще-то по их части. Но с другой стороны… на станции ведь ничего не пропало. И вообще тут не происходило абсолютно ничего странного. Зачем же зря дергать людей? Как же хорошо, что я нашел свидетеля! Очень скоро все прояснится. – Странные дела. – Денис забирается в машину с куском пиццы и стаканом колы. – Я просмотрел список последних заказов в синтезаторе. Ну, чисто по привычке. Интересно же, вдруг в каталогах появилось что-нибудь новенькое из съестного? Короче… кто-то в час и двадцать пять минут ночи заказывал морфедон. – Это еда или напиток?