Подрыв истребителей и эти сообщения вызвали большой переполох. Одновременно три или даже четыре подлодки на таком небольшом участке моря, да еще и непосредственно перед приходом флота из северных вод! Это было похоже на хорошо организованную засаду. В этот момент сигнальщики «Токивы» заметили подозрительный предмет на воде. Крейсер тут же отвернул от него влево, сообщив сигналом на остальные корабли отряда о подводной лодке справа по борту. Противоминная артиллерия открыла частую пальбу в воду. Вскоре стреляли уже со всех крейсеров, на оба борта и во все стороны, так как всем теперь мерещились перископы и следы торпед. Строй рассыпался. О дальнейшем продвижении к Мозампо или Фузану уже не могло быть и речи. С трудом восстановив некоторое подобие боевых порядков, японцы несколькими группами начали отход на юг, в Сасебо. Чтобы дать экипажам прийти в себя от внезапного нападения из-под воды и для поднятия боевого духа, командующий флотом контр-адмирал Като приказал обстрелять укрепления Цусима-зунда. Тем временем береговая оборона бухты Чинхе нашла на месте погружения виденной ими лодки бензиновое пятно на поверхности воды. Преследовавшие субмарину катера обнаружили его по запаху и характерным разводам. Вскоре увидели несколько всплывших небольших предметов, принятых за мины. Их сразу расстреляли из пулеметов, не рискнув приближаться, после чего они затонули. Дальнейшие поиски и траление подозрительного места ничего не дали, кроме новых бензиновых пятен, из чего был сделан вывод, что субмарину удалось потопить, тем более что команды катеров в один голос утверждали, что видели множество прямых попаданий в корпус лодки еще до того, как она погрузилась. Это была уже вторая лодка, «потопленная» японцами в этот день. * * * Получив секретную почту, Рожественский закрылся у себя в каюте, занявшись ее изучением. Из всей корреспонденции самой важной была «Аналитическая записка Главного морского штаба о военной и политической ситуации». В ней сообщалось о беспорядках, набирающих силу в стране, а также о планах американского и английского правительств резко усилить корабельные группировки в Тихом океане. В связи с этим, по мнению стратегов из-под «шпица», уже через два, максимум три месяца все передвижения коммерческих пароходов могут стать охраняемыми вплоть до Шанхая и других китайских, корейских и японских портов. Имелись сведения, что контр-адмирал Трен в Маниле уже получил приказ разработать соответствующие мероприятия, в которых будут задействованы броненосцы и крейсера, дополнительно выделяемые ему из состава Южно-Атлантической эскадры и даже флота в Атлантике. Далее до сведения наместника доводилось, что нестабильная внутриполитическая ситуация и вполне возможное явное наращивание военного присутствия третьих стран на театре военных действий, по мнению высшего руководства страны, диктуют необходимость срочного принятия всех возможных мер для скорейшего склонения Японской империи к подписанию мирного договора и окончанию войны. Наиболее коротким путем к победе из Санкт-Петербурга виделся морской, поскольку Япония – островное государство. Считалось, что поражение ее армий в Маньчжурии окажется лишь одним из факторов, в то время как разгром на море и полная блокада – решающим. Причем желательно покончить с этим еще до наступления холодов и замерзания гавани Владивостока. На Дальний Восток отправлена представительная делегация для организации взаимодействия армейского и флотского командования. Но верховным командующим всеми морскими и сухопутными силами на театре боевых действий по-прежнему остается наместник, то есть Рожественский, в чьем подчинении и будут действовать все прочие, невзирая на чины и происхождение! Соответствующие документы, подтверждающие полномочия, уже отправлены с нарочным. Но взамен лично на НАМЕСТНИКА ИМПЕРАТОРА возлагается ответственность за успешное завершение кампании. Выражалась уверенность, что Зиновий Петрович «сумеет оправдать оказанное ему ВЫСОЧАЙШЕЕ доверие и с Божьей помощью одолеет наконец вероломного врага». По линии МИДа также начата работа в этом направлении. Из дальнейших пояснений стало ясно, что имелась в виду неудавшаяся попытка начала мирных переговоров, о которой уже было известно из донесения, доставленного на днях Ростамовичем. Также высказывались уверения, что все заявки Рожественского по части отправки войск и вооружений отныне исполняются в кратчайшие сроки и в максимально полном объеме. Сообщалось также, что в данный момент активно ведутся секретные переговоры с германской стороной на уровне ГМШ с нашей стороны и Адмираль Штаба с немецкой, об оказании действенной помощи Тихоокеанскому флоту и спешащей ему на подмогу эскадре Дубасова. Никакой конкретики по этому поводу не сообщалось, но между строк угадывалось, что эта помощь будет распространяться гораздо далее проявляемого до сих пор «сверхдружественного нейтралитета». В частности, русские корабли уже сейчас могут рассчитывать на услуги портовых мастерских и угольных станций в островных германских колониях, правда, при желательном сохранении в тайне их визита. Имелась также инструкция касаемо рекомендованной политики в отношении этого нового тайного союзника и телеграфные коды для установления прямых контактов с военным губернатором Кяо-Чао капитаном-цур-зее Труппелем, что позволит без задержек передавать и получать нужную информацию по немецким каналам из любого нейтрального порта. Про эскадру Дубасова известно было только, что она где-то в пути. Где конкретно, никто не знал даже в Петербурге, так как, покинув Красное море, на связь она более не выходила. Опасаясь диверсий со стороны англичан, Дубасов со своими броненосцами, крейсерами, миноносцами и транспортами растворился в Индийском океане, ведя с собой также четыре германских угольных парохода и пять ропитовских[2] судов с углем и прочим снабжением. Время его прибытия невозможно было определить пока даже примерно, но сообщалось, что о максимально возможной благосклонности германских колониальных властей в Тихом океане он извещен. Все прочие телеграммы являлись, по сути, подтверждающими сообщениями об отправленных военных грузах, доставки которых уже давно добивалось командование Тихоокеанского флота, а также докладами коменданта крепости и комфлота об атаке японскими крейсерами Владивостока и поселка Посьет и принятых мерах по устранению ее последствий и недопущению повторения подобного впредь. Будучи изрядно ошарашенным предписаниями из столицы, Рожественский просмотрел владивостокскую почту вскользь, только отметив для себя, что серьезным образом боеспособность базы не пострадала. Еще какое-то время он снова и снова перечитывал полученные распоряжения, после чего велел созвать расширенное совещание. Когда собрался штаб и прибыли все вызванные старшие офицеры с эскадры, он зачитал общие пункты «Аналитической записки» и предложил всем присутствующим изложить соображения, каким образом можно исполнить то, о чем в ней говорилось. Довольно долго все молчали, переваривая услышанное. Это было даже хлеще, чем приказ об овладении морем, полученный на Мадагаскаре несколько месяцев назад! Из петербургских дворцовых кабинетов оно, конечно, виднее! Только вот каким образом это провернуть здесь, на месте?!.. Несмотря на последние успехи, именно теперь со всей очевидностью такая задача была еще более неосуществима. Во многих головах появилась мысль, что флот толкают на убой. Только совершенно непонятно, с какой целью. Никаких явных выгод для кого-то конкретно это не давало. Да и размах для подковерных интриг слишком широк. Но столь сжатые сроки на добивание противника, когда добивать его уже нечем, оставляли лишь один вариант – решительный бой «стенка на стенку». Но даже и в этом случае на успех можно было надеяться, только если сыны Ямато позволят себя таранить, что было более чем маловероятно. Депеша очень смахивала на подлог и происки японских шпионов, но в ее подлинности, учитывая способ получения и прочие косвенные признаки, сомневаться не приходилось. А поскольку там напрямую упоминалось о «ВЫСОЧАЙШЕМ доверии», требовалось исполнить, о чем в ней говорилось. К тому же еще и оговорка «…невзирая на происхождение…»! Только делегации представителей царствующей фамилии со всеми их прихлебателями непосредственно на театре боевых действий для полного счастья не хватало! Наконец начали высказывать хоть какие-то соображения, сразу обсуждая их со всех сторон. Все понимали, что устраивать генеральное сражение с заранее предсказуемым результатом сейчас непозволительная роскошь. Однозначным итогом этого мероприятия станет потеря боеспособности нашего флота, что позволит возобновить японские перевозки в интересах как армий маршала Оямы, так и Японской империи в целом, что являлось категорически недопустимым. К тому же наши морские пути снабжения тогда практически лишатся какой-либо защиты. Идея крейсерской войны, как решающего аргумента принуждения к капитуляции, доказала свою несостоятельность, но это все же оставалось действенным фактором давления. Поэтому полностью отказываться от ее дальнейшего продолжения не стоило, хотя средства для проведения чисто крейсерских операций теперь следовало подбирать по остаточному принципу, а участие в этом немногочисленных боеспособных сил флота вообще признавалось стрельбой из пушек по воробьям. К тому же и люди и техника уже давно были на пределе, что делало рискованными любые дальние и длительные переходы. Требовался заводской ремонт хотя бы главных механизмов и наиболее изношенных или поврежденных в боях пушек, не говоря уже о нормальном отдыхе для экипажей. Но одновременно совершенно очевидным признавалось, что затягивание тактической паузы опасно и явно не приносит нам пользы, в отличие от противника. Совершенно однозначно следовало продолжать наступательные действия. Но, учитывая все факторы, это казалось невозможным. В итоге, исходя из складывающейся ситуации, пришли к выводу, что никакие классические схемы не решат всех проблем. Оставалось попытаться добиться нарушения судоходства между метрополией и японской армией на материке путем продолжения разрушения портовой сети противника непосредственно на театре боевых действий, то есть в районах, примыкающих к Японскому морю и Цусимским проливам. После атаки залива Вакаса, оккупации Цусимы, погрома в Модзи и Симоносеки и набега на Нагасаки обслуживание судов на всем своем западном побережье стало для японцев довольно непростым, а порой и рискованным делом. Это привело к почти полному прекращению крупнотоннажного судоходства между проливами Цугару и Симоносеки. Их судам, двигавшимся из Внутреннего Японского моря и Токийского залива, теперь приходилось огибать Кюсю с юга. Из-за чего они не могли достичь портов на западном побережье Кореи или в оккупированном Китае без промежуточной бункеровки. По этой причине значительная часть перевозок между метрополией и пунктами снабжения воюющей в Маньчжурии армии осуществлялась сейчас через Сасебо. Он оставался также и единственной военно-морской базой непосредственно на театре боевых действий. Исходя из чего для нарушения снабжения требовалось предпринять атаку именно на эту крепость. Риск потери значительной части современных кораблей при этом был огромный. Но с другой стороны, стоя без движения на якорях в пределах хорошо защищенной стоянки в Озаки, шансы полной потери боеспособности по естественным причинам в течение уже самого ближайшего времени для них были не много ниже. В то же время разрушение Сасебо резко осложнило бы противнику снабжение оказавшейся сейчас почти в окружении передовой базы Мозампо, недостаточно оснащенной и обеспеченной, значительно облегчая нам подвоз всего необходимого не только для Цусимских островов, но и всей русской армии на Корейском побережье. После уничтожения или по крайней мере серьезного повреждения этого важного пункта базирования угроза нашим коммуникациям в южной части Японского моря однозначно снизится. Но надеяться на успех такого предприятия можно было только в случае отсутствия в момент нападения крупных японских боевых кораблей не только в базе, но даже вблизи нее, а также молниеносности исполнения. Иначе был риск увязнуть в боях и понести непозволительно тяжелые потери. Принцип избегать боя флота с флотом никто не отменял. Этого предполагалось добиться, либо выманив флот противника, либо дождавшись, когда он сам уйдет, охраняя очередной конвой. Но для этого были крайне нужны своевременные сведения об основных передвижениях в интересующем нас районе, для чего требовалось послать незаметную разведку, причем как можно скорее. Лучше всего для этого подходили, естественно, подлодки. Из всех имевшихся на Цусиме субмарин, две проходили ремонт, а третья – «Сом» – на момент совещания еще не вернулась с минной постановки у Мозампо. Причина ее задержки тогда еще не была известна. Ремонт остальных уже подходил к концу. На «Касатке» меняли поврежденные штормом листы обшивки надстройки, а «Граф Шереметев» заканчивал переборку бензомотора. Требовалось еще четыре, максимум шесть дней. Однако Рожественский, учитывая обстановку, потребовал, чтобы к рассвету 24 июля у него уже были «глаза» у Сасебо. Вызванных командиров лодок сразу озадачили, снабдили всем необходимым для планирования и разместили в отдельном помещении, чтобы им не мешали. Вскоре они доложили свои соображения по поводу способов ведения наблюдения и передачи полученных сведений. Дело было рискованным, но шансы на успех имелись. Для непосредственной разведки пароходных стоянок и подходов к базе в итоге решили использовать субмарины, действующие парами. Так было надежнее, на случай если с одной что-то случится, как со «Скатом». Первыми пойдут «Касатка» и «Шереметев». С возвращением «Сома», а также с окончанием послепоходового ремонта «Дельфина» и «Налима», можно будет сформировать вторую пару разведчиков, имея еще одну лодку в резерве. Конечно, это на грани или даже за гранью выносливости людей и техники, но выбора в данный момент не имелось совершенно. Информация из района Сасебо, причем самая свежая, требовалась как воздух, а никаким другим способом быстро узнать что-либо и не встревожить противника было невозможно. Для обеспечения снабжения и оперативной связи этой разведки с базой планировалось использовать миноносцы цусимского гарнизона и истребители Матусевича. Они должны будут доставлять бензин и провизию, а также забирать пакеты с информацией от подводников каждую ночь у западного побережья Готских островов в заранее обусловленных точках, не далеко от побережья. В район встречи лодки будут приходить поочередно, чтобы не оставлять без контроля Сасебо. Тут же начали разрабатывать примерный план самого штурма, учитывая как карты с «Малазиен», так и последние сведения, доставленные крейсерами Добротворского и истребителями Матусевича. Нашлось много интересного и среди добытых на перехваченных судах бумаг, уже обработанных аналитиками штаба. К сожалению, главный вывод состоял в том, что японцы, со свойственным им трудолюбием и усердием, гораздо лучше готовились к этой войне, чем мы и чем считали в Петербурге. По обрывкам сведений удалось установить, что еще за год или даже два до ее начала ими был разработан некий документ, описывающий Желтое и Японское моря и Корейские проливы с точки зрения возможного театра боевых действий[3]. В нем назывались пять подходящих для снабжения армии портов на западном побережье Кореи. Кроме уже известных Чемульпо и Нампхо в этом списке значились еще Дадингоу, Анчжю, Цинампо и Кунзан. Учитывая то, как основательно японцы располагаются в Корее с самого начала войны, все эти порты сейчас могли активно использоваться для снабжения войск. Находясь в глубине шхер за островами и речными барами, они имели довольно мощную природную защиту, так что каких-либо береговых укреплений там сейчас могло и не быть вовсе, а вот транспорты с военными грузами вполне даже возможно найти. Если еще принять в расчет тот факт, что японцы теперь стараются избегать ходить открытым морем, вполне логичным и наиболее вероятным казалось, что они должны попытаться наладить приемку грузов в этих уже проверенных и, судя по всему, хорошо освоенных гаванях. Следовательно, любое движение нашего флота в Желтое море воспримут как угрозу для судов, возможно, там уже находящихся. При этом игнорировать такую угрозу они не смогут, на чем и можно попытаться их подловить, имея в виду, в первую очередь, атаку Сасебо. Аналитиков «напрягли» дополнительно, озадачив пересмотром всех предыдущих донесений с самого начала войны о пунктах возможной приемки армейских транспортов в Корее. В ходе этой кропотливой работы всплыли названия японских управлений, обеспечивавших выгрузку войск, такие, как «Оцу», Тэй», «Хэй» и так далее, не вносивших дополнительной ясности в возможно складывающуюся новую схему грузоперевозок. Но отыскался и еще один потенциальный объект для нападения – порт Хеджу, который японские морские и армейские офицеры обследовали и планировали использовать еще в январе – феврале прошлого года[4]. Изначально не имея достаточных сведений о навигационных и прочих особенностях тех вод, используя лишь трофейные карты, лоции и прочую документацию, прорабатывались максимально простые, быстрые и безопасные способы проникновения небольших разведывательных отрядов на все намеченные стоянки. Только так можно было обеспечить полный охват интересующих нас объектов с имеющимися скудными силами. Но это должны были быть только отвлекающие действия. Помимо их детального планирования предстояло всерьез подумать и о способах подавления системы обороны столь мощной крепости, как Сасебо. Требовалось учесть, что за прошедшее с начала активных действий время противник вполне мог приспособиться к нашей уже вполне сформировавшейся тактике и разработать контрмеры. Кроме того, вызывали обоснованную тревогу обнаруженные на Осиме строящиеся новые скорострельные батареи, весьма опасные, учитывая их расположение и общую географию прилегающих к Сасебскому заливу вод. Особенно, имея в виду, что штурмовать примитивно в лоб, идя напролом, мы себе позволить никак не могли. Требовалось отыскать изящное, но в то же время надежное решение. При разработке связанных с этим планов штабу также пришлось перелопатить массу трофейных документов, наших рапортов и докладных записок, постоянно поступавших от командиров ходивших в море кораблей. Попутно выяснились подробности рейда цусимских миноносцев и миноносок, предпринятого еще в начале июля. Эти подробности показались сначала совершенно невероятными. Было даже непонятно, как такое могло проскочить мимо штаба без дополнительного анализа и перепроверки. Чтобы максимально быстро прояснить абсолютно все, решили выслушать непосредственных исполнителей той авантюры. С этой целью с позиций в дозоре у входа в пролив были вызваны миноноски №№ 47 и 18, чьи командиры, мичманы Хладовский и Черкашин, вместе с другими ходили в тот рейд, но отличились больше прочих. Ознакомившись с их рапортом о скрытном проникновении почти к самому Сасебо, выуженным штабом из общей кучи документов, Рожественский решил лично поговорить с ними. Посланный за офицерами адмиральский катер вернулся через час. В ходе беседы, помимо самих обстоятельств вылазки, командующий с удивлением узнал, что еще во Владивостоке, по опыту плавания в заливе Петра Великого, часть миноносок, направлявшихся на Цусиму, оборудовали легкими ходовыми мостиками, поднятыми на стойках над палубой. Это, хотя и несколько увеличивало заметность, позволяло гораздо увереннее управлять судном. Их устаревшее вооружение из шестовых, метательных и прочих древних мин, весивших изрядно, но уже не представлявших реальной боевой ценности, так же как и револьверные пушки, полностью демонтировали и заменили двумя современными одноствольными 47-миллиметровками. Это заметно разгрузило кораблики и позволило провести еще ряд необходимых работ. Пушки поставили на слегка возвышенных над палубой легких банкетах с площадками для расчетов, размещенными перед мостиком и позади дымовой трубы, также ставшей выше на четыре фута, и обнесли парусиновыми обвесами. Это хоть как-то защищало прислугу орудий от брызг и небольших волн. При необходимости можно было быстро установить поворотный аппарат для метательных мин в носу или принять по три мины заграждения на рельсы в корме. Но это все уже в перегруз и только при спокойном состоянии моря. Кроме того, были усилены корпуса, заделаны все «лишние» отверстия и люки в палубе, увеличены и подняты много выше раструбы вентиляторов котельного и машинного отделения, что резко улучшило условия работы механизмов. Оборудован кубрик для экипажа, перед баковой пушкой установлены высокие волноотводы и смонтированы приспособления для быстрой заводки тралов на юте и устройства для механического сброса вешек, оснащенных донными якорями по принципу минных, только гораздо меньше и легче. Инициатором и контролером всех работ, проведенных преимущественно силами новых миноносных мастерских в бухте Уллис и самих команд с активным участием плавмастерской «Ксения», был лейтенант Н. И. Богданов с «Князя Суворова». Будучи временно списанным из действующего состава флота по причине открывшейся болезни легких после отравления шимозным дымом, он категорически отказался ехать на лечение и таким образом использовал появившееся у него «свободное время» после процедур и микстур. Занимавшийся после Цусимы только главными вопросами, Рожественский был приятно удивлен этой инициативой, исходившей снизу и успешно воплощенной в металле. Радовало и то, что от организованных вдогонку, с явным опозданием, мастерских по сборке миноносцев непосредственно на театре военных действий удалось получить дополнительную пользу еще до окончания войны, кроме максимального использования завезенных туда материалов и оборудования. Шансов раньше следующей весны дождаться вступления в строй истребителей «Твердый», «Тревожный» и «Точный» уже устаревшего типа «Сокол», постройки фирмы «Крейтон», которые предполагалось собирать там из привозимых с Балтики по железной дороге частей, не было никаких. И это прекрасно понимали все, ведь работы на них начали всего за две недели до прихода эскадры. Однако решение о заимствовании большей части из уже доставленных частей их корпусов и механизмов для нужд аврально восстанавливавшегося после перехода и боя флота тогда было принято в штыки и явно многократно обжаловано по всем инстанциям. На фоне непрекращавшихся споров по этому поводу совершенно незамеченным осталось, что такие «вандальные» меры позволили решить стоявшие в тот момент первоочередные проблемы, конечно, ценой фактического срыва, пусть и гипотетического, относительно скорого ввода в строй еще трех единиц миноносного мореходного флота. Ревизия показала, что после столь вопиющего раскомплектования вряд ли стоит достраивать те миноносцы. С учетом полного срыва поставок от Крейтона из-за возросшей нагрузки на железную дорогу, а также того факта, что последнее из привозимого сразу «усваивалось» не по назначению, из них троих даже одного корпуса собрать не получится, не говоря о машинах, котлах и вооружении. Получив изначальное «добро», считай с самого верха, «железо» со складов тех мастерских тащили и приспосабливали буквально всюду. К примеру, динамо-машина «Тревожного» обеспечивала электричеством передовой пункт базирования в заливе Стрелок и размещенную там его же станцию беспроволочного телеграфа. Многое использовали для доведения до нужных кондиций москитного флота. Зато теперь командиры модернизированных миноносок, уже успевшие немало повоевать в цусимских водах, высоко оценивали все доработки, отмечая, что намного улучшилась обитаемость и управляемость кораблей, ставших, по сути, базовыми сторожевиками. Смещение вооружения и мостика к середине корпуса разгрузило оконечности и заметно повысило мореходность. Теперь стали возможны даже короткие морские переходы при обеспечении выходов в море и встреч своих подводных лодок. Внимательно выслушав доклад мичманов о самом рейде, командующий спросил: «Как же это им удалось провернуть такую авантюру?» На что получил короткий ответ: «Повезло!» «Мда-а-а! Чтоб так везло, изрядно постараться надо! Благодарю за службу!» И обнял обоих. А начальнику штаба приказал писать представления на внеочередные звания и ордена.