– Мы должны знать, враги они нам или друзья, – сказал я. – Если враги, нам угрожает опасность, потому что, бродя по роще, они могут найти наши следы. Вы втроем оставайтесь здесь, а я подползу к ним и разузнаю, кто они. Женщины мне не возражали; они были очень храбры – моя сестра и обе старухи Медленно стал я пробираться вперед. Я полз очень осторожно, не задевая ни сучка, ни тростинки. Узкая полоса, поросшая ивами и кустами, отделяла большую тополевую рощу от реки Я пересек эту полосу и понял, что дальше ползти опасно, так как здесь кончался кустарник. Приподнявшись на локте, я раздвинул кусты и увидел отряд. Семь человек сидели вокруг костра и ели. У одного из них, сидевшего ко мне спиной, торчало в волосах одно-единственное орлиное перо, и по этому перу я узнал, что они – наши враги, кроу или ассинибойны. Долго размышлял я, как следует мне поступить, и наконец решил остаться там, где я был. Если кто-нибудь из них направится в мою сторону, я вскочу, выстрелю, побегу к реке, переправлюсь на другой берег и таким образом уведу их от того места, где прятались женщины. Они расположились на лужайке, и я отчетливо мог разглядеть всех сидевших у костра Их было семеро, восьмой остался караулить на вершине скалы Справа от меня жадно щипали траву лошади, которых они отняли у одного из племен, живущих по ту сторону гор Из восемнадцати лошадей четыре были стреножены, все они, за исключением одной маленькой гнедой лошадки, производили впечатление здоровых, сытых животных Две или три волочили по траве веревку Пощипывая траву, они медленно приближались к зарослям, где скрывались женщины. Я встревожился. Когда враги пойдут за лошадьми, наше убежище, несомненно, будет открыто Я твердо решил пристрелить первого, кто направится в мою сторону. Утолив голод, люди ближе придвинулись к костру и закурили трубку, переходившую от одного к другому. Потом все улеглись спать. Я понял, что они очень устали и, вероятно, будут спать до вечера, не потрудившись сменить караульного на скале. Долго смотрел я на них. Закутанные в одеяла, они лежали неподвижно, словно мертвые. Мне пришло в голову, что женщины будут обеспокоены моим долгим отсутствием и, чего доброго, отправятся на разведку, чтобы узнать, не попал ли я в беду. Тихонько пополз я назад. Лошади паслись очень близко от нас, и я не знал, что делать. Если я уговорю женщин спрятаться где-нибудь в другом месте, караульный их увидит, как только они выйдут из рощи. Тогда мелькнула у меня одна мысль, и как раз в эту минуту ко мне подползла сестра и шепнула: – Не угнать ли лошадей? Тогда они не найдут нас здесь. Об этом думал и я. – Слушайте внимательно, – обратился я к женщинам. – Враги откроют ваше убежище, как только начнут загонять лошадей. Я нашел способ спасти вас: я сам соберу лошадей и угоню их далеко отсюда Враги проснутся, бросятся за мной в погоню, и вы будете в безопасности. Как только они уйдут, переправьтесь на другой берег и поднимитесь на склон Столовой горы. Там вы спрячетесь среди каменных глыб и будете меня ждать. Ждите терпеливо. Быть может, я вернусь через два-три дня, а оленины вам хватит на несколько дней. – Но если ты не придешь… Нет, нет, об этом я говорить не буду, я знаю, что ты вернешься к нам, – сказала Сюйяки. – Не бойся! Конечно, я вернусь, – ответил я. – А теперь мне пора идти. Угнать лошадей будет нетрудно: видишь, некоторые волочат за собой веревку. Я встал, повесил ружье за плечи, вытащил нож и, подкравшись к одной из стреноженных лошадей, перерезал ремни. Подняв голову, я, к великой моей досаде, увидел, что моя сестра перерезает путы второй лошади Знаком приказал я ей вернуться к старухам и видел, как она поползла назад. Освободив двух других лошадей, я схватил конец одной из веревок, волочившихся по траве, и, перехватывая руками, потихоньку подошел к лошади. Она не испугалась меня, и мне никакого труда не стоило взнуздать ее веревкой. Через минуту я уже сидел верхом. Все время посматривал я в ту сторону, где спали враги. Потом я начал собирать лошадей, чтобы вывести их из рощи, как вдруг снова увидел сестру. Верхом на лошади она загоняла отбившихся в сторону животных. Я подъехал к ней. – Сойди с лошади! Не мешкай! И ступай к Сюйяки. Но в ответ она только покачала головой – Слушайся меня! Сойди с лошади и беги назад! – приказал я. Но она упрямо качала головой. – Тогда я сам тебя сниму, – сказал я, подъезжая к ней вплотную. – Если ты это сделаешь, – прошептала сестра, – я закричу. Оставь меня. Тебе нужна будет моя помощь. Не знаю, как бы я поступил, но как раз в эту минуту один из спящих проснулся и что-то крикнул своим товарищам. Нас заметили. Я видел, как человек побежал к нам, доставая стрелу из колчана. – Видишь! Один ты не справишься. Я помогу тебе угнать лошадей! – крикнула Питаки. И мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ней. Она была права: я действительно нуждался в ее помощи. Лошади жадно щипали траву и не хотели трогаться с места. Мы бросались от одной к другой, хлестали их веревками, кричали, а отряд врагов был на расстоянии ста шагов. Одна большая серая лошадь все время останавливалась. Я боялся оставить ее здесь, потому что верхом неприятель мог нас догнать. Я схватил ружье и пристрелил ее. Выстрел испугал остальных; они перешли в галоп как раз в ту минуту, когда в воздухе зажужжали стрелы. Стрела вонзилась в бок одной из лошадей. Раненое животное заржало от боли и рванулось вперед, испуганные лошади помчались быстрее. Мы выехали из рощи на берег реки. – Сестра, мы спасены – наши старухи и мы с тобой! – крикнул я. – Но не будь тебя, мне бы никогда не удалось загнать лошадей. – Ха! Я говорила, что тебе пригодится моя помощь, а ты мне не верил, – засмеялась Питаки. О, как я ею гордился! Хоть и была она девушкой, но ни одному воину не уступала в храбрости. Мы оглянулись. Враги уже выбежали из леса и продолжали преследовать нас, хотя ясно было, что погоня ни к чему не приведет. Караульный, делая огромные прыжки, бежал по тропе. – Спешить некуда, – сказал я Питаки, – но очень медленно тоже нельзя ехать. Как бы они не догадались, что мы стараемся увести их подальше от рощи. Я надеялся, что отряд врагов не вернется в рощу, и надежда меня не обманула. Когда караульный догнал воинов, они после краткого совещания пошли по нашим следам. Ясно было, что они думают проследить нас до самого лагеря, откуда мы, по их мнению, вышли. – Сестра, они вступили на тропу, конца которой никогда не увидят, – сказал я. Я знал, как следует нам поступить; от реки мы должны были свернуть в сторону и ехать по безводной равнине. Я объяснил сестре, куда мы поедем, и сказал, что и мы, и наши лошади будем страдать от жажды. На это она ответила « – Если тебя не страшит жажда, значит, и мне не страшно. Мы ехали по берегу, а на некотором расстоянии от нас следовали враги. Потом мы заставили лошадей войти в воду, и я сказал Питаки: – Пей побольше. До следующей ночи мы не увидим воды Пили мы долго, и наконец я почувствовал, что больше не могу сделать ни одного глотка. Тогда я заставил Питаки взять мое кожаное одеяло вместо седла; мы поднялись по склону равнины и погнали лошадей на восток. Враги, видя, что мы направляемся к прериям, тотчас же повернули и пошли за нами. Они не пили у реки, видимо не желая терять время.» Тем лучше! – подумал я. – Жажда начнет их мучить раньше, чем нас «. Солнце склонилось к западу, когда мы выехали на равнину. Спустилась ночь, и мы потеряли из виду отряд, но я знал, что при свете луны они найдут наши следы, и радовался этому: мне хотелось увести их подальше от реки. Всю ночь мы ехали по высокой равнине между реками Миссури и Титон, не позволяя нашим лошадям замедлять бег. Ночью раненая лошадь стала сильно хромать, и мне пришлось ее пристрелить. Когда рассвело, мы расположились на отдых. Лошади щипали траву, Питаки спала, а я караулил. Нигде не видно было ни бизонов, ни антилоп; они держались ближе к воде и до первого снегопада не покидали речных долин. Зимой они переселялись на равнины, потому что снег заменял им воду. Солнце стояло еще очень низко, когда я разбудил Питаки и сказал ей, что мы должны ехать дальше. Ей очень хотелось спать, и жажда начинала ее мучить, но ни одной жалобы я от нее не услышал. Она поймала свою лошадь, взнуздала и быстро вскочила на нее. – Питаки, – сказал я, – после полудня здесь пройдет отряд врагов. Они будут измучены, будут изнывать от жажды. Воины увидят, что тропа ведет дальше, в глубь этой безводной страны. Им придется свернуть с тропы, чтобы утолить жажду, а ближайшая отсюда река – Титон – находится на расстоянии одного дня ходьбы. Вернутся ли они сюда, когда утолят жажду? Не думаю. А если вернутся – их ждут новые страдания. Едем дальше. Долго ехали мы по направлению к реке Миссури, потом круто свернули к низовьям Солнечной реки. Мы объезжали все холмы и зорко всматривались по сторонам. Солнце поднималось все выше и выше, а усталые лошади все сильнее страдали от жажды. После полудня я почувствовал, что у меня распух язык. Мы с трудом могли говорить. Конечно, Питаки страдала сильнее, чем я, но она не жаловалась, и я дивился ее мужеству и выносливости. К вечеру мы подъехали к реке, и лошади, почуяв воду, помчались галопом. Мы растянулись на песчаном берегу и, пригоршнями черпая воду, долго пили. Утолив жажду, мы умылись, намочили волосы и засмеялись. – Я не чувствую больше усталости, – сказала Питаки, – но мне очень хочется есть. – Придется подождать до утра, – отозвался я. – Сейчас темно, и нельзя охотиться. По правде сказать, я не хотел стрелять из ружья, так как выстрел мог привлечь внимание какого-нибудь неприятельского отряда. Лошади, напившись, вышли из воды и стали щипать траву, а когда взошла луна, мы переправили табун на другой берег и, привязав четырех лошадей к колышкам, расположились на ночлег. Долго я думал, но не мог решить, что мне делать с лошадьми. Если я их оставлю, придется водить их на водопой, кормить, а на ночь привязывать или стреноживать; возни с ними будет много, а я хочу стать зазывателем бизонов и не должен терять время зря. Да и не безопасно скитаться с табуном по равнинам; табун не хуже, чем дым сигнального костра, может привлечь внимание неприятеля. В сущности мне самому лошади были не нужны, хотя, если прибавить к моему табуну эти шестнадцать голов, я бы стал одним из самых богатых воинов в нашем племени. Но я хотел подарить этих лошадей сестре. Она была достойна награды. Не будь со мной Питаки, я бы не мог угнать табун и бежать от вражеского отряда. После долгих размышлений я решил отвести лошадей к Столовой горе и поступить так, как посоветует мне Сюйяки. Приняв это решение, я заснул. Я обладаю способностью просыпаться в заранее определенный час. Открыв глаза, я посмотрел на небо и, отыскав Семерых13, увидел, что ночь на исходе. Как раз в этот час я и хотел проснуться. Я разбудил Питаки, спавшую под кустом, мы вскочили на лошадей и поскакали по холмистой равнине в сторону Столовой горы. Я хотел до рассвета покинуть долину реки, где пролегала тропа, ведущая через Спинной Хребет Мира, – излюбленная тропа всех военных отрядов. Лошади, сытые и отдохнувшие, бежали рысью; луна освещала нам путь. Мы были веселы и голодны. Нам попадались стада бизонов и антилоп, олени и лоси выбегали из леса, и вид всей этой дичи остро напоминал нам о голоде. Один раз Питаки попросила меня выстрелить в стадо бизонов, но, когда я сказал ей, что не хочу привлекать внимание неприятелей, она умолкла. Когда взошло солнце и, словно в огне, запылали горные вершины вдали, мы убедились, что находимся среди крупных холмов, глубоких ущелий и длинных каменных гряд. За эти несколько часов мы покрыли большую часть расстояния от реки до Столовой горы. Я ехал впереди, а Питаки гнала за мной лошадей. На дне ущелья увидел я двухгодовалого бизона, который щипал траву. Я сошел с лошади и убил его, а пока я сдирал с него шкуру, Питаки, достав кремень и трут, разложила костер в маленькой осиновой роще. Мы зажарили язык бизона и, разрезав его на две равные части, съели все, до последнего кусочка. – Я бы хотела, чтобы наша» почти мать»и Асанаки пировали вместе с нами, – сказала Питаки. – Скоро они будут угощаться ребрами и печенью, – отозвался я. – Лучшие куски туши мы навьючим на одну из лошадей. Сестра чуть слышно прошептала: – Быть может, мы не найдем их на склоне Столовой горы. Быть может, мы никогда их не увидим. Я разделял ее опасения, но вслух сказал: – Будь спокойна, скоро ты их увидишь. Мы поймали одну из лошадей и стали навьючивать на нее мясо. Сначала мы расстелили шкуру бизона шерстью вниз, покрыв ею лошадь с головы до хвоста. Потом мы связали вместе боковые ребра, горб бизона и самые жирные куски мяса, положили их на спину лошади и завернули в шкуру. Этот тюк мы крепко-накрепко привязали к лошади двумя длинными веревками. После этого мы отправились в путь. Снова я ехал впереди, а Питаки гнала за мной наш маленький табун. Дорога становилась все труднее, холмы все круче. Часто нашу тропу пересекали глубокие ущелья. Нам не терпелось увидеть нашу «почти мать», и мы понукали лошадей, медленно взбиравшихся на крутые склоны. Было уже после полудня, когда мы подъехали к склону Столовой горы. Склон был усеян голышами и каменными глыбами, а выше переходил в почти отвесную каменную стену. Здесь мы остановили измученных лошадей, и я, взяв свое кожаное одеяло, стал размахивать им, давая сигнал: «Идите к нам!» Тотчас из-за груды камней выскочили две женщины и побежали вниз по склону. Мы погнали лошадей им навстречу. Старухи плакали; плакала Питаки, да и я сам, радуясь, что вижу их целыми и невредимыми, с трудом удерживался от слез. Они сняли нас с лошадей и долго целовали и обнимали, шепча благодарственные молитвы Солнцу, сохранившему нам жизнь… – Садитесь, дети, здесь, на траве, – сказала нам Сюйяки, – и расскажите обо всем, что с вами было. – Нет, не сейчас, – возразил я. – Там, у подножия горы, мы оставили лошадь, на которой привезли вам жирное мясо бизона. Мы зажарим его и поедим, а потом будем держать совет. – Настоящая пища! Он нам привез настоящей пищи! – воскликнула Асанаки. – Да, да, устроим пир! Мы спустились к подножию горы, где остался наш табун, и расположились на отдых на берегу маленькой речонки, протекавшей к северу от Столовой горы. Пока женщины возились у костра, я рассказывал, как мы завлекли неприятеля в безводную страну. Сюйяки начала было бранить мою сестру за то, что та ослушалась и ускакала вместе со мной, но я прервал ее. – Вы должны радоваться, что Питаки поступила по-своему, – сказал я. – Не будь ее со мной, мы бы все четверо погибли. – Если бы вы видели, как мы бежали во всю прыть, когда отряд врагов покинул долину! – начала свой рассказ Сюйяки. – Мы переправились вброд через реку, а страх удесятерил наши силы. Шли мы, не останавливаясь, до вечера, а когда стемнело, улеглись спать в ущелье. Нам было страшно, всю ночь мы думали о вас обоих и не могли сомкнуть глаз. Сюда мы добрались только к вечеру следующего дня. Сначала мы думали, что здесь никакая опасность нам не угрожает, но, когда зашло солнце, увидели на склоне горы старую медведицу-гризли с двумя медвежатами; она бродила неподалеку от того места, где мы спрятались, и, перевертывая лапами камни, искала муравьев. Подняться выше мы не могли, так как за нами вставала неприступная скалистая стена. Бежать мы тоже не решались, опасаясь, что медведица за нами погонится. Спустилась ночь, а медведица все не уходила. Как мы боялись, что она поднимется выше и найдет нас. Конечно, мы не могли заснуть и всю ночь дрожали от страха и молились. Когда рассвело, мы убедились, что медведица ушла. Спустившись к ручью, мы утолили жажду, потом вернулись к подножию скалистой стены и днем спали по очереди. Пока одна спала, другая караулила. О, как мы обрадовались, когда увидели вас! Дети, Солнце и боги заботятся о нас! Великие опасности встают на нашем пути, и всегда удается нам их избежать. Услышав это, я вспомнил о своей находке, достал из кармана «камень бизона»и показал его Сюйяки. Я рассказал ей, как нашел его у своих ног, когда завязывал мокасин, и как стадо антилоп предупредило меня о близости врага. Обе женщины заявили, что эниским – великий талисман, и Сюйяки тотчас же привязала его к моему ожерелью из медвежьих когтей. – Всегда носи его на груди; он должен принести тебе счастье, – сказала она. Настал вечер. Я вбил в землю колышки и на ночь привязал четырех лошадей, а затем вчетвером мы построили вигвам из кольев и хвороста, чтобы заслонить пламя нашего костра. Когда все было готово, мы развели костер в вигваме и стали совещаться, как быть с лошадьми. Я подарил их всех сестре, а она отдала двух Сюйяки и двух Асанаки. Сюйяки отказалась принять подарок, заявив, что, если бы ей захотелось ехать на лошади, мы всегда позаботимся о том, чтобы она не шла пешком. Опасно было нам оставлять этих лошадей, но, раз они у нас были, не хотелось их терять. Мы решили стреножить и привязать их здесь, в этой узкой маленькой ложбине, а заботу о них взяли на себя женщины. Днем женщины должны были сидеть на склоне Столовой горы и караулить, а ночью спать в шалаше. Здесь, среди холмов и ущелий, вряд ли угрожала им опасность быть замеченными каким-нибудь неприятельским отрядом. Потом речь зашла обо мне. Мы говорили до поздней ночи, но наша беседа ни к чему не привела; я не знал, какой путь мне избрать, чтобы найти способ зазывать бизонов. Когда все заснули, я долго об этом думал. Все время вспоминалась мне древняя ловушка кроу. Наконец я заснул. Проснувшись утром, я стал припоминать, что мне снилось, но запомнилось только, как я блуждал по склону Столовой горы, а гигантская каменная стена, казалось, призывала меня, и голос звучал глухо и заунывно, как вой ветра: «Пук-си-пут! Пук-си-пут! Ман-и-ка-и, пук-си-пут!» («Приди! Приди! Юноша, приди!») Этот сон я рассказал женщинам, и Сюйяки воскликнула: – Ступай на зов! Поднимись на вершину горы и начни пост. Быть может, ты увидишь вещий сон. А мы будем ждать тебя здесь.