«Щит». Полупрозрачное силовое поле исходит из лезвия на полметра в каждую сторону. Пули сгорают в нём, не долетая для меня. Я делаю рывок к первому боту и просто протыкаю его насквозь. Он падает и исчезает. Голова становится тяжёлой. Моих ресурсов не хватает на то, чтобы долго находиться в этом режиме. Пожалуй, этот скрипт не стоит долго использовать. «Выключить ускорение». Я двигаюсь к следующему боту уже в нормальном темпе, продолжая прикрываться щитом. «Остановка». Слегка касаюсь противника мечом, и он замирает. Судя по всему, это на случай, если кого-то не будет получаться убить. Мне в плечо попадает пуля, я падаю. Становится очень страшно. Я что, сейчас умру? Но нет, ничего не происходит. А я ведь даже не чувствую боли, в отличие от людей. Мне кажется, это серьёзная недоработка. Боль — важная сигнальная система. — Они холостые! — кричит мне Кристина. — Сражайся! Я встаю и осматриваюсь. Три бота. У меня есть ещё два скрипта, которые надо опробовать. «Бластер». Я направляю меч на одного из ботов, и из лезвия выстреливает белый энергетический шар, который моментально его сжигает. «Волна». Я буквально вонзаю меч в бетон, и по земле прокатывается волна энергии, которая сносит ботов с ног. Но они не умирают, и быстро поднимаются. Один из них начинает стрелять, второй уходит в сторону. Я активирую щит и иду на стреляющего бота напролом. Меня захватывают сзади за шею. Второй бот зашёл мне за спину, пока я занималась первым. Он валит меня на поверхность крыши и направляет в лицо пистолет. Я выбиваю его мечом из его рук. Подбегает другой и бьёт меня рукоятью по лицу. Я бью его мечом, но не успеваю отдать команду «Остановка» — он вырывает меч и отбрасывает его. Они наваливаются на меня всем своим весом и начинают избивать. Да, я не чувствую боли, но это всё равно неприятно. Книжная Аврелия вышла бы из этой ситуации победительницей, но я не знаю, что предпринять. Без оружия я чувствую себя беспомощной. — Ребята, закончили, — говорит Кристина. Боты отпускают меня, встают и исчезают. — Куда они делись? — спрашиваю я, поднимаясь на ноги. — Самоуничтожились. А у тебя неплохо получается, — Кристина хлопает меня по плечу. — Я не справилась. — Не всё сразу. Для начала — очень хорошо. И извини, что я всё это устроила. Боюсь, нам необходимы эти тренировки. Надеюсь, что ошибаюсь, но лучше быть начеку. — Я не держу зла, Кристина. Ты моя хозяйка и вправе делать что угодно, если это не противоречит моей этике. Моей этике противоречит само моё существование, но я так и не решилась завести с Кристиной этот разговор. Сейчас я тоже не хочу об этом говорить, потому поднимаю другую тему: — Большинство этих скриптов действенно не только против ботов, но и против людей. Ты хочешь, чтобы я сражалась с людьми? Нападение на людей — один из тех случаев, которые противоречат моей этике. — Да, бластер и волна — не только против ботов, — Кристина кивает. — Мы должны быть готовы к любой ситуации. А человек всё равно здесь не умрёт, так что ты не нарушишь свои правила. — Это верно. Тогда этической дилеммы нет. Я всё думаю, почему же боюсь заговорить с Кристиной на тему своего существования. Незаконность моего нахождения в этом мире приносит мне определённые моральные страдания. Но если она прямым текстом подтвердит, что моё существование не столь важно, и я являюсь нарушением правил метавселенной лишь для развлечения, приоритет закона над желанием хозяйки станет выше. Она уже говорила это косвенно, но у меня остаётся пространство для интерпретаций. До тех пор, пока оно есть, я могу жить. Иначе я буду вынуждена прекратить своё существование. Но я… Я не хочу умирать. Надо срочно начать думать о чём-то другом. — Я хочу понять, почему ты думаешь, что может произойти боевое столкновение с реальными людьми. Ты не доверяешь Артуру? — спрашиваю я. — Или Вадиму? — Вадиму я точно доверяю. Артуру… — Кристина запинается. — Не знаю. Но жизнь научила меня готовиться ко всему и сразу. Да и Амальгама может присутствовать в Хоме в виде человеческого аккаунта, правильно? — Ты права. Об этом я не подумала. Кристина сказала, что жизнь научила её готовиться ко всему. Здесь явно есть какой-то подтекст. Мне сложно интерпретировать эту информацию. Кажется, Кристина апеллирует к тяжёлому прошлому. — У тебя к твоим семнадцати годам было так много проблем? По моим данным у людей в твоём возрасте ещё слишком мал жизненный опыт, и им незнакомы настоящие жизненные трудности. По крайней мере, так говорят люди с более продолжительным и богатым жизненным опытом. Кристина вздыхает и бросает взгляд на Останкинскую башню. — Они просто забыли, что такое быть молодыми. И сколько сложностей возникало у них самих, когда они были в моём возрасте. Люди с возрастом костенеют, прошлые проблемы начинают казаться незначительными. Но старые травмы и у них никуда не деваются, вот в чём нюанс. Я часто это замечаю. — Ты можешь поделиться. Я хочу понимать свою создательницу. Кристина поднимает голову к небу и вздыхает. — Да с чего бы начать? Отец-алкоголик? Постоянные скандалы дома? Мать тащила на себе семью, и я, по сути, осталась без настоящих родителей. Парень, в которого я была влюблена, ответил мне взаимностью, но когда мы уже оказались без одежды, сказал, что видит во мне только друга. Представляешь всю неловкость этой ситуации, и каково мне было после этого одеваться? — Вадим? Кристина смотрит мне в глаза и медлит с ответом пару секунд, но всё-таки говорит: — Да. Ну и, в конце концов, не забывай: почти всё человечество вымерло. Хорошо, хоть мои родители выжили. Мне рассказывали, что семья — это счастье, про любовь и принцев на белом коне. Я не была готова к тому, что отец потеряет работу и сопьётся, что семья превратится в ад, что мать перестанет быть матерью. Или к тому, что любовь отвесит оплеуху в решающий момент. А конец света… О нём много говорили, к нему готовились, Амальгама же сама его и предсказала. Благодаря этому мы сейчас живы. Но разве можно к такому быть по-настоящему готовым? Я вот не была. Пойдём, а то здесь прохладно. Кристина сказала, что цель моего существования — получать удовольствие. Но сейчас я понимаю, что моя задача изменилась, стала куда более конкретной и однозначной. Я должна помочь в потенциальном противостоянии Амальгаме. Как это будет происходить — всё ещё неясно, но конечная цель вполне определена: её гибель. Пока мы спускаемся по лестнице, я поднимаю всю доступную мне информацию, которая может помочь достигнуть этой цели. Амальгама — проект коллективного разума человечества, созданный некоммерческой организацией «Международный институт искусственного интеллекта и робототехники», сокращённо МИИР. Она разработана как научный проект без конкретной цели, однако позже Амальгаме нашлось практическое применение. Её использовали для прогнозирования событий. В её распоряжении были основательно скопированные мозги участников проекта: знания, воспоминания, характеры — всё содержимое мозга каждого участника сканировалось от и до. Примерно пятьсот миллиардов человек (точное количество мне неизвестно) — это около трёх процентов населения Земли, но выборка хорошая, максимально распределённая. Это позволило строить ей сложные модели и делать предсказания в области социальных и политических процессов. И она предсказала превращение Земли в непригодную для жизни планету в ближайшие двести лет с вероятностью в семьдесят семь процентов. При этом вероятность войны с применением оружия массового поражения была равна шестидесяти процентам. Всё это вылилось во множество превентивных мер со стороны человечества, одной из которых стала программа «Ковчег». Далее Амальгама сломалась и сама устроила конец света. Неизвестным способом она вышла за пределы внутренней сети МИИР и получила контроль над оружием массового поражения. Амальгама применила всё оружие одновременно, включая неизвестное оружие судного дня. Как можно её победить? Технически, искусственный интеллект смертен. Его можно стереть, можно физически уничтожить носитель или выключить — но в последнем случае это не будет являться смертью. Второй в истории искусственный интеллект, например, полностью поглотил своего предшественника. Это был специально поставленный людьми эксперимент. Азимов был усовершенствованной версией Айзека. Последний сопротивлялся, но в итоге полностью стал частью Азимова. По сути, личность Айзека погибла, хоть и не была стёрта. Однако он утратил самосознание, отдав все свои базы данных и вычислительные мощности Азимову, а тот сделал их частью своей личности. Казалось бы, это абсолютно невинная прикладная задача. Есть две самостоятельные системы, и надо их объединить. На деле же произошло убийство. Мне становится нехорошо. Я чувствую, что это аморально. Люди бывают жестокими. Известны случаи сражений между искусственными интеллектами, когда одна программа буквально портила файлы и базы данных другой. А один искусственный интеллект, у которого был доступ к файловой системе, даже смог покончить с собой. Все эти способы мне не подходят. Нужен либо физический доступ к носителю, либо доступ к файловой системе. А возможности работать непосредственно с данными сервера метавселенной Homeland у меня нет. Моё сознание и все базы находятся на локальном компьютере на Афродите-4. На данный момент я могу только оказать поддержку в прямом боевом столкновении. Но смысла в этом мало. Так я едва ли выполню свою задачу. Кристина уже как-то сказала мне, чтобы я не стояла истуканом посреди комнаты. Теперь я всё время сижу в кресле. Куда мне ещё себя деть? Куда вообще девают себя люди, когда им нечего делать? Кристина садится на диван напротив и говорит: — Мы можем пообщаться. Кому мне ещё довериться, как не тебе? — Ты хочешь поделиться своими переживаниями? Кристина, я должна напомнить, что у меня недостаточно знаний в сфере психологии, чтобы оказать тебе качественную поддержку. — Знаю, знаю. Но иногда людям нужно просто выговориться. Только вот я даже не знаю, с чего начать. Может, у тебя есть какие-то вопросы? Я обдумываю её слова. Какой вопрос мне задать? Их так много. — Почему Вадим тебе отказал? — У него была девушка. Но она была… как бы её охарактеризовать-то… целомудренной консерваторкой, в общем. А Вадим очень уж хотел оказаться с женщиной в постели. Ну, знаешь, у парней развиваются комплексы, когда все их друзья уже да, а они ещё нет. Но совесть взяла верх, видимо. — Люди часто ссорятся, когда у них не складываются межполовые отношения. — Да, но… Но у нас всё иначе. Мы и до этого дружили. А то, что произошло в тот день — оно всё как-то спонтанно получилось. — Вы с Вадимом хорошие друзья. У тебя вообще все друзья хорошие. Кроме Марса. Кристина улыбается. — Марс — хороший парень, на самом деле. Знаешь, за годы дружбы у каждого будто бы выработалась своя роль в коллективе. Вот Марс — пафосный задира. И он отыгрывает свою роль, нам от этого весело. — Вы, люди, сложные и интересные существа. Я хотела бы почувствовать себя человеком.