– Узнаешь. На Балу Огня. Взял мою руку, мягкими движениями пальцев успокаивая боль от ожога, и несколько театрально поцеловал тыльную сторону ладони. – До завтра, Деллин Шторм. Не забудь о тренировке и надень что-нибудь облегающее. Хоть какое-то удовольствие от занятий с тобой. Специально для него за ночь найду самый дурацкий тренировочный костюм. Через дорогу от отеля был какой-то магазинчик, который постоянно рекламировала ростовая кукла гуся. У него была самая дебильная рожа на свете, а еще он неуклюже перетаптывался с ноги на ногу и порой бился клювом о рекламный щит. Мне срочно нужен портал на Землю! Почему Акорион не может прислать мне костюм гуся? Это что, так сложно – понять, что девушка, которая тебе нравится, хочет быть плюшевой птицей? Во всяком случае, это менее унизительно, чем быть Деллин, над которой завтра целый час тренировки будет издеваться огненный король. Самое противное, что я и вправду пойду сейчас к Кейману. И если Бастиану в голову придет светлая мысль за мной проследить, я вряд ли доживу до сессии. Что хуже: навлечь на себя гнев директора или стать врагом и предателем номер один в глазах Бастиана ди Файра? Вопрос риторический. Хочется верить, меня не станут привязывать голой в столовке. Ну или хотя бы ананас дадут – им и отобьюсь. Я шла к Кейману как настоящий шпион. Оглядывалась, пряталась, если слышала чьи-то шаги, и на всякий случай держала в руках учебник по артефакторике. Мол, заниматься иду, никак не спится. Но, похоже, в кои-то веки школа спала. Никто не шатался по ночным коридорам, не пил в часовне Кроста, не совращал невинных огненных принцесс. Почти идиллия… которую вероломно нарушала только я. – Ты опоздала, – сообщил Кейман, не поднимая головы от бумаг. – Я… мм-м… воспитывала Бастиана. – А алкоголь – часть воспитания? Ты на личном примере показывала, как вредно пить? – Я чуть-чуть. В целях спасения пяти человек от неконтролируемого всплеска магии. – Постарайся в следующий раз использовать более традиционные способы. – Хорошо. – Ложись. У меня открылся рот. И забыл закрыться, потому что, инстинктивно обернувшись к дивану, я увидела там вполне милые подушку и одеяло. – А… – Сейчас мы будем учить тебя контролировать сны и видения. Ты ляжешь на диван и будешь стараться уснуть. Я введу тебя в транс, схожий с тем, что возникает во время твоих снов, – и будешь учиться их контролировать и из них выходить. – А как? – Увидишь. Ложись. Пришлось разуться, снять пиджак и забраться под одеяло. Я мысленно посетовала, что не захватила пижамку: спать в платье было неудобно и как-то странно. Да и вообще кабинет директора не располагал к расслаблению. – Я не могу уснуть. – Старайся. – А если не получится? – Значит, будешь вечно бродить во сне по лесу и натыкаться на елки. Если будешь со мной болтать, ничего не получится совершенно точно. Отвернись и спи. Насупившись, я уткнулась носом в спинку дивана. Постаралась думать о самых скучных вещах на свете: закончившихся чернилах, задании по зельеведению, подарках на зимний праздник. Но в голову, словно назло, лез Бастиан со своим обещанием показать кузькину мать на балу Огня, Брина с ее страданиями. Почему она боится брата? Что в нем изменилось настолько сильно? Потом мысли переключились на Акориона, и я сама не заметила, как вполне логичные и стройные рассуждения превратились в мешанину бреда и обрывочных образов. А потом… Потом я вдруг оказалась в длинном светлом коридоре. Отчасти происходящее вокруг напоминало непрогрузившуюся локацию в компьютерной игре: постепенно обстановка обрастала деталями, появлялись люди, стены словно двигались, меняясь, превращаясь из коридора в небольшую больничную палату. – Где мы? – услышала я голос Кеймана. Он с интересом рассматривал больничный интерьер. – Это сон? – спросила я. – Транс. Но твои сны той же природы. Чтобы контролировать их, нужно понять две вещи. Первая: эмоции во сне – первый шаг к неприятным последствиям. Вторая: нужно понимать, почему ты видишь тот или иной сон. Вне зависимости, кошмар это от недосыпа перед сессией или наведенные образы от Акориона. Итак, где мы? Пришлось признаться, потому что место я узнала сразу, едва очутилась в нем. Оно и раньше мне снилось, правда, сны о Тааре вытеснили эти воспоминания. Пожалуй, я была этому даже рада. – В больнице. На Земле. – Есть идеи, почему ты здесь? – Да, здесь мама… лежала перед смертью. Я была рядом с ней. Словно услышав меня, сон начал меняться, и пустая прежде палата обросла деталями. Столик у окна с одинокой ромашкой – на большой букет у меня не нашлось денег, да и ромашку я сорвала по пути в больницу, украдкой. Шкаф, кресло, зеркало с умывальником. Я с ужасом ждала, когда появится больничная койка, и, когда это произошло, закрыла глаза. – Деллин… Мамин голос резал наживую. – Не хочу, – вырвалось у меня. Развернувшись, я почти выскочила из палаты – удержал Кейман. – Нельзя. – Это мой сон! В нем можно все! – Тогда ты проиграла. И сейчас в реальном мире встаешь с постели и несешься куда глаза глядят. Это сон, Деллин, это прошло. – Вот именно, прошло! Почему я должна снова это переживать?! – Деллин, детка, ну зачем ты так рано пришла? В школе, наверное, еще уроки… Крост силой развернул меня обратно к койке. Пришлось взглянуть – и снова окунуться в ужасы тех месяцев. Когда казалось, что будущего просто нет, что пока мама жива, я улыбаюсь и дышу, а потом не захочу оставаться одна, исчезну вместе с ней – и так будет лучше. Зачем миру необразованная девочка, не умеющая читать? – Привет, мам. – Как у тебя дела, дорогая? У тебя есть покушать? Ты хорошо питаешься? – Все хорошо, мама, миссис Данвелл присматривает за мной. Не волнуйся. – Такой день хороший. Погуляй немного, ты бледная. Плохо спишь? – Уроков много. Пишу реферат по холодной войне. – Какая ты у меня умница. Она закашлялась, и я инстинктивно потянулась к тумбочке за стаканом с водой. Прошло столько лет, а реакция сохранилась. – Так странно… – Ее взгляд затуманился. – Умирать в этом мире… я бы очень хотела увидеть, как ты взрослеешь… – Увидишь, мам. Тебе сделают операцию. И все будет хорошо. – Не сдавайся, Делли. Ни за что не сдавайся, что бы ни случилось. Я всегда буду рядом. Даже если меня не станет, я буду с тобой… в каждой крупице… К черту! Я не могу снова это слышать, особенно теперь, когда слова мамы не кажутся лихорадочным бредом, когда они имеют смысл. Откуда только силы взялись: отпихнула Кеймана с прохода и вылетела в коридор. Секунда – из белоснежного он превратился в жуткий тоннель с хлюпающей под ногами грязью. А затем снова стал больницей. Я брела вперед, не разбирая дороги из-за слез на глазах. Так нельзя. Нельзя без предупреждения выбрасывать меня в прошлое, ставить на место себя же и снова прокручивать все кошмары, сбывшиеся наяву. Возле кабинета врача я остановилась. Кажется, в тот день я тоже к нему зашла, а он с кем-то разговаривал. И я сидела почти час в коридоре, на скамейке, рассматривая черные полосы на кроссовках, думая, что раньше мама бы убила за это и как же мне хотелось получить нагоняй! За кроссовки, за сломанный телефон, за подгоревшую яичницу… снова стать девчонкой, у которой одна ответственность: пытаться более-менее сносно учиться, насколько позволяет диагноз. Тогда я не слышала, с кем и о чем говорит врач, а сейчас подошла поближе. – Шансы невелики. Боюсь, мисс Шторм недолго осталось. Вы выбрасываете деньги на ветер, мистер Даркхолд. – Я озвучил вам свою позицию. Они обратились в фонд, фонд обратился ко мне. И я готов оплатить операцию мисс Шторм. На условиях полной анонимности, разумеется. – Что ж, это ваше право, Дэвид. Мы отправим вам счета на оплату. Ее дочке повезло, что вы наткнулись на их обращение. – Да. Везучая девочка. Услышав шаги, я обернулась. Показалось, Кейман смотрел с сочувствием, и стало тошно. – Это правда? Он оплатил операцию? – Не знаю. Это твое подсознание, а не мое. Может, ты что-то слышала, но не поняла, ибо не знала об Акорионе. Может, все наложилось и ты придумала этот эпизод. Я не знаю, Деллин, на этот вопрос при всем желании не отвечу. – Ее операцию действительно кто-то оплатил. Анонимность – нормальная практика. Я не надеялась, когда обращалась в фонд, но кто-то оплатил все счета. Правда, операция только отсрочила все на пару месяцев… – Она молодец. Сбежала с тобой в другой мир, выжила там, вырастила тебя так, как не смог бы вырастить я.