Анчар прошёл через рамки, которые тревожно запищали. Жующий жвачку охранник лениво провёл по детективу металлоискателем и вопросительно на него посмотрел. Тогда Анчар снял пальто, отцепил прищепку с галстука, достал из кармана цепочку, металлические монеты и складной визор, и охранник лениво кивнул. И Анчар отправился дальше. С кольтом сорок пятого калибра, запасным магазином и ножом. Они поднялись на лифте на пятидесятый этаж и нашли нужную дверь. Толстая секретарша была морфом; большие уши посажены так низко, словно норовили сползти на шею, а зеленоватые пятна на коже напоминали трупные. Тем не менее, держалась она как подобает пиджачкам: сохраняла прямую осанку, добродушно улыбалась и даже предложила им с Кристиной кофе. Они отказались. Освальд Гаатс принял их через десять минут ожидания, после того как из его кабинета вышел грузный мужчина в тактической форме и имплантом вместо глаза. Боец корпорации, отметил Анчар. — Проходите, — приглашающе сказал Освальд, задержав взгляд на детективе. Это был темноволосый мужчина в дорогом синем костюме, в очках, с аккуратной бородкой. Ровесник Анчара или совсем немного моложе. Пара нейропроводов почти незаметно выглядывали из-под кожи головы. — Вы по делу Лары Нэвё? — Почему вы так решили? — Полиция была у меня пару дней назад. Они дали знать, что ко мне ещё заявятся. К тому же мои клиенты приходят ко мне исключительно без оружия, чего нельзя сказать о вас. — Он посмотрел Анчару чуть ниже подмышки. Анчар носил пиджаки, сшитые специально под заказ так, чтобы не было заметно кобуры. Значит, Освальд просканировал их ещё через камеры, пока они ожидали. — Это талисман, — ответил он. — Отпугивает недоброжелателей. — Охотно верю, — засмеялся Освальд. — Вы из убойного отдела? — Я частный детектив Анчар Крой, нанятый для расследования. Вы военный психолог? — уточнил Анчар. — Ни в коем случае, — брезгливо ответил Освальд. — Я занимаюсь исключительно психиатрией, а ту псевдонауку, которую вы упомянули, предпочту оставить уличным шарлатанам и домочадцам, которые не умеют иначе зарабатывать на жизнь. Если, конечно, речь не о медицинских клинических психологах. — Вы не верите в психологию? — с легким удивлением спросила Кристина, разместившись в кресле. — Я не оперирую понятиями веры. Готов поспорить, пушка у вашего коллеги не спрашивает, верит в неё кто-то или нет. Она просто работает, и это помогает вам делать свою работу. Анчару был близок такой подход. Не то чтобы он не любил психологов, но тоже полагался на объективно работающие вещи, а не заумь для утешения, срабатывающую по принципу стреляющей раз в год палки. — Но даже пушки иногда не стреляют, — возразила Кристина. — И имеют на то ясные причины. Вы можете не знать, как работает электричество, но стоит хоть раз в это вникнуть, и вы обнаружите, что природа электричества подчиняется физико-химическим процессам — одинаковым в любой точке мира, в любое время, с бесконечным количеством повторяемых экспериментов. Это сухая математика, которая на вопрос «как?» не отвечает «так», а предоставляет вам самостоятельно убедиться в природе того или иного явления. Это научный подход. На нём вырос мир. Утешительный же аргумент «некоторым помогло, у некоторых сработало» к науке не имеет никакого отношения. — Но ведь не всё в этом мире изучено, — не сдалась Кристина, словно обидели некоего конкретного психолога, которого она посещает. — Можете ли вы с той же лёгкостью убедиться в работе законов магии? — Магия пришла к нам всего шестьдесят лет назад, но даже она получила достаточно научного обоснования, чтобы мы могли управлять ею, как рабочим механизмом. А если бы борцы за «опасность магии» не запрещали всё подряд, мир продвинулся бы гораздо дальше. Что же до остального… Надежда на то, что скрытая сила психологии до сих пор недоступна науке — сродни веры в микроскопических тараканов, управляющих вашим сознанием. — Брехня, — махнул рукой Анчар. — Эти твари давно от меня сбежали. — И да, я военный психиатр «Фарм протекшен», — продолжил Освальд. — Как вы наверняка знаете, щит и меч корпораций должны быть психически здоровы. Но то, с чем порой им приходится сталкиваться в нашем чертовски несправедливом мире, нередко их ломает. Вот тогда-то и нужен я. Чинить механизмы. Или списывать отработанный материал. — Нэвё не похожа на наёмника или бойца системы безопасности. — Да, и она не одна такая. Дело в том, что я очень люблю деньги. Может, не так, как их любят акулы-корпораты, но всё же не отказываюсь от сеансов на стороне. Тем более что я официально получил добро на приёмы от верхов «Фарм протекшен». — Нэвё нуждалась в психиатрическом лечении? — Могу сказать, в чём она не нуждалась. А именно в походах к так называемым психологам ради мнимого надуманного результата. Я не из тех, кто по первому писку назначает гору антидепрессантов, нейролептиков или ставит страшные диагнозы. Нет, Лара была достаточно здорова, если не считать сильного гормонального сбоя, который она ошибочно принимала за депрессию. У неё также было тревожное расстройство, но приём витаминов и нормализация гормонов решила и эту проблему. Тем не менее, большинство моих пациентов не ограничиваются парой сеансов. Я помогаю им искать разумные методики, позволяющие преодолевать трудности в социуме. Например, с помощью декогнитивной обходной коммуникации. — Вы знаете, что с ней стало? — спросил Анчар. — Если честно, до сих пор в шоке. Возможно, внешне по мне незаметно — профессия обязывает владеть собой — тем не менее, я испытываю вину за то, что не удостоверился, что она вернулась домой в тот вечер. — Во сколько она ушла? Освальд нажал несколько кнопок на дисплее, встроенном в стол, и ответил: — В двадцать два семнадцать. — Вы не помните, какого цвета были у неё глаза? Психиатр усмехнулся: — Я знаю этот приём. Проверить, не слишком ли хорошо человек знает жертву, с которой не имел близкого контакта, я прав? Анчар не ответил. Это было именно так. — Но я действительно помню её глаза: в обычное время зелёные, а стоило ей скастовать пару заклинаний, как они превращались в ярко-фиалковые. Она слишком часто позволяла себе колдовать. — Вы знали, на чём она поехала домой? — Обычно это было такси либо её подвозили друзья. — А чем вы занимались в тот вечер? — У меня был ещё один сеанс, — ответил Освальд. — Но клиент не смог приехать, пришлось провести видеозвонок. Потом поехал домой. — Вы ужинали, Освальд? — Так поздно я не ем. — А во сколько вы обычно ужинаете? — Успеваю до восьми. Потом могу себе позволить разве что выпить. — Во сколько вы были дома в тот вечер? — Между одиннадцатью и двенадцатью часами. — Мы можем это проверить? — Да, более чем! Правда, вы меня несколько разочаровываете, если пытаетесь проверить моё алиби таким способом. — Это ещё почему? — А вы подумайте. Поставьте себя на место человека, задумавшего такое. Вы серьёзно считаете, что он лично отправится кого-то похищать и убивать? Боже упаси, у нас даже главы криминальных группировок никого не убивают. Они предоставляют это малолетним преступникам или тем, кто пляшет под их дудку. Будь я на вашем месте… Он сделал паузу. — То что? — недоверчиво спросил Анчар. — Я бы копал наверх. В моём случае верхушку «Фарм протекшен». В башне найдётся немало высоких чинов, которые с удовольствием выпнули бы меня с работы — некоторые до сих пор злятся за поставленные им не самые приятные диагнозы. Так что сводку камер наблюдения, фиксации приходов и уходов с рабочего места и всё остальное получить не составит труда. Более того, я настоятельно рекомендую вам это сделать. Не только здесь. — Мы проверим, — сказал Анчар. — Почему вы не явились на вчерашний опрос в МетаТехе? — Я предупреждал полицию, вчера был загруженный день. Если честно, я только спустя полдня увидел сообщение. Все вопросы к нашему начальству. — В чём выражалась эта загруженность? — Одна из боевых групп «Фарм протекшен» переходит в «Ресивити». Для них это билет в будущее, но… цена будет высока, если в распоряжение «Ресивити» перейдут недообследованные парни. Некоторым из них довелось недавно противостоять инферналам, которых, судя по всему, призвали конкуренты. Они могли получить сильный травматический опыт. — У вас были другие посетители из МетаТеха? — Разумеется. Мне нравится работать со студентами. В отличие от прожжённых жизнью вояк, в них горит надежда. Недаром меня приглашают в их университет читать лекции по психотерапии. — Знаете кого-нибудь из них? Анчар раскрыл на коммуте подборку фотографий. Среди них были четыре других пропавших девушки, три случайных студентки и одна — бывшая пациентка Освальда. — Давайте посмотрим. Нет, нет, эту… черты лица знакомые, но не припомню. А вот эта — моя клиентка, да. Неужели она тоже?.. — Нет, с ней всё в порядке. Больше никого? — Не припоминаю. Есть ощущение, что я мог видеть их, когда читал лекции. Почему вы показали мне фото моей… — Как вела себя Нэвё в тот вечер? — оборвал его Анчар. — Как обычно. Она не чувствовала себя уставшей, более того, у неё были большие планы, которыми она с радостью делилась. — Что за планы? — Она хотела перевестись в МКУ, сдав недостающие дисциплины. Я сказал ей, что МетаТех откроет ей куда больше дверей, когда она выпустится. Но это было моё субъективное мнение. Разный жизненный опыт накладывает на людей разное видение объективной действительности — тут нет правильного и неправильного. Естественно, я её не отговаривал. К тому же у неё были сложные отношения с родителями, и она категорически не хотела идти по их стопам. — Она упоминала кого-нибудь подозрительного из её окружения? Может, настойчивые соседи по общежитию. — Насколько знаю, у неё не было таких проблем, иначе она бы поделилась со мной. Разве что её не любили преподаватели МетаТеха за прогулы, но это было взаимно. — Спасибо, Освальд. Думаю, мы с вами ещё пообщаемся, но позже. — Разумеется. Я очень… Если вам нужна будет какая-то помощь, Анчар, я готов её оказать. Не хотелось бы, чтобы до такого доходило, но если что — возможно, я смогу выпросить у «Фарм протекшен» людей и некоторые ресурсы. Хотя бы в последний раз я смогу немного помочь Ларе и её родителям.