Говорил только самый молодой мужчина. Другие два следили за разговором, словно это был теннисный матч. Лука наблюдал, как они смотрят этот воображаемый теннис. – Тогда сегодня мы уже не успеем, – сказала Мами. – Вы можете заночевать с нами в лагере. – Мужчина ухмыльнулся. – Поедете завтра, сеньора. Его тело извивалось, словно кусочек вареной лапши. Предложение прозвучало грубо и двусмысленно. Тогда Лука шагнул вперед и встал между мужчинами и матерью – не потому, что хотел пожертвовать собой, но потому, что давно подметил: иногда присутствие ребенка мешает людям вести себя дурно. Лука потянул Мами за руку, и они пошли прочь. Вернувшись на станцию Лечерия, они сели в поезд, который ехал на север в Куаутитлан. По прибытии Мами решила потратиться на комнату в дешевом мотеле. И сказала Луке, что после этого они еще очень долго не смогут останавливаться в отелях. Утром Лидия разбудила его с первыми лучами солнца, и вместе они отправились в Уэуэтоку – не для того, чтобы найти убежище мигрантов, но чтобы найти хоть каких-то мигрантов. Куаутитлан был конечной остановкой на линии пригородного сообщения, хотя железнодорожные пути там не кончались. Между улицей и путями стоял новый дорогущий забор: его построили в рамках Programa Frontera Sur – государственной программы, по большей части финансировавшейся США, которая имела целью очистить грузовые поезда от мигрантов. Из-за ограждения они больше не могли запрыгивать на поезда с платформы; спустя примерно милю забор неожиданно кончался, поэтому Лука и Лидия пошли вдоль него по небольшой травяной обочине. Мальчик не понимал, почему им приходится идти пешком. Он знал, что у Мами достаточно денег на билет. Ему хотелось бы задать ей вопрос, но голос его намертво застрял где-то в груди. Лука прыгал со шпалы на шпалу, а Лидия время от времени оглядывалась, чтобы убедиться, что за ними нет поезда. Со вчерашнего дня у Луки в кармане остался билет на электричку от Лечерии до Куаутитлана. Несмотря на то что прикладывать его пришлось дважды, первый раз – когда они садились в поезд, и второй – когда сходили, – Мами доверила его сыну в самостоятельное пользование. Пошарив рукой в кармане, Лука достал карточку и потянул мать за рукав. Когда та посмотрела на него, мальчик помахал билетом. И Мами сразу поняла, чего он от нее хочет, просто потому, что она все и всегда понимала. – На эти поезда не продают билетов, – объяснила она. – Мы вышли на конечной. Лука нахмурился, и на его лбу проступила небольшая складочка. Склонив голову набок, он прищурился. Вот же она, железная дорога. Закинув руку в воздух, он провел пальцами вдоль линии поездов, которую видел на своей воображаемой карте. – Эта дорога идет далеко-далеко, – подтвердила Мами. – До самого севера. Лука широко распахнул глаза. Он почти чувствовал ногами железную дорогу, простиравшуюся под сводами дневных и ночных небес на многие, многие мили вперед, до самого Техаса. Так почему же они не могли просто купить билет? – Отсюда на север ходят только товарные поезда. Не для людей, – объяснила Мами. С огромным усилием Лука выдавил из себя одно-единственное слово: – Почему? – Не знаю, милый. – Лидия покачала головой. Этот вопрос прозвучал так просто. Почему? Ведь было же время, когда из Мексики ходили пассажирские поезда. У нее осталось смутное воспоминание из детства, когда местные пейзажи рассекали не только товарные составы. Она помнила, как люди с чемоданами стояли на платформах и как радостно гудел паровой свисток. Но пассажиры перестали ездить на поездах целую вечность назад. Лидия перебирала скудные воспоминания, но без толку: она не знала почему, да и, в конце концов, какая разница. Рядом с ней Лука по-прежнему шагал со шпалы на шпалу. Он наблюдал, как мыски его голубых кроссовок упираются в деревяшки. И тогда Лидия поняла: иногда сын спрашивал почему просто из-за того, что так устроены все дети. Ему не так уж важно, даст ли она точный ответ, главное – ответить хоть что-то. – Но некоторые люди все равно ездят на поездах. – Она покосилась на Луку. – Даже без билетов, даже без сидений. Взглянув на мать, Лука внимательно изучил ее лицо. Он ничего не ответил, но глаза его округлились. – Они забираются на крышу. Представляешь? Мальчик не мог этого себе представить. Думая о текущих успехах, Лидия немного приободрилась. Ей нравилось, что дистанция между ними и Хавьером все увеличивается, но все же перебираться из громадного Мехико в более скромные районы было страшно; она чувствовала, как постепенно рассеивается городской туман, скрывавший их от вражеских глаз. Трудно не привлекать к себе внимания, когда ты – чужак в маленьком городке. Поэтому Лидия старалась не высовываться и держать ухо востро. Шагали они быстро, но Лука не жаловался – даже когда, проходя мимо крошечной веломастерской, он захотел потрогать руль велосипеда, стоявшего у входа. Велосипед был зеленый, с позолоченным звонком, и мальчику показалось, что по размеру тот как раз пришелся бы ему впору. Но они с матерью продолжали идти, и примерно через час у железной дороги им попалась группа молодых мигрантов. Их было человек двадцать пять, все мужчины; стояли они на небольшой полянке за складским помещением – там, где городская застройка постепенно сходит на нет и отовсюду начинает вылезать дикая природа. Клочок между двумя мирами. У большинства мужчин были угрюмые лица. За спиной у них висели рюкзаки. Они провели в дороге уже много недель, уехав за много миль от Тегусигальпы, Сан-Сальвадора, гватемальских гор. Раньше они жили в городах, в деревнях или в лос кампос – полевых поселениях. Некоторые из них говорили на индейских языках: киче, ишильском, мамском или науатль. Луке нравилось, как звучит иностранная речь, как подскакивают и перекатываются в воздухе непонятные слова. Ему нравилось, что во всех языках человеческие голоса звучат одинаково и, если настроить слух так, чтобы слушать не слова, а интонации, эти звуки можно наделить своим собственным смыслом. Многие из собравшихся знали и английский. Но здесь, в пригороде Мехико, ожидая поезда, который отвезет их на север, все мужчины говорили по-испански. Почти все они были католиками и вверили свою жизнь в руки Господа; к Богу они взывали горячо и часто. Они молили о благословении Его сына и всех святых. За два дня не появилось ни одного поезда, и мужчин вымотало ожидание. Неподалеку какая-то женщина продавала еду. Перед ней на тележке стояли две огромные бадьи: из одной она брала тортильи, а потом наполняла их фасолью из другой. Обслуживая покупателей, она не улыбалась и ничего не говорила. Купив у нее завтрак, Лука и Лидия нашли пологое местечко в тени высокого дерева. Расстелив пестрый плед, который Мами купила в Ла-Сьюдадела, мать с сыном уселись на землю. По соседству с ними, устроившись головами на рюкзаках, лежали двое молодых ребят. Один из них приподнялся на локте и посмотрел на Лидию. – Buen día, hermana, y que Dios la bendiga en su camino[46], – поздоровался он. – Спасибо, – отозвалась она. – Да благословит Господь и вас в вашем путешествии. Парень снова откинулся на свой рюкзак, а Лидия с сыном принялись за еду. Вскоре незнакомец снова заговорил: – Вы, похоже, совсем недавно в пути. Еще полны сил. А вот мы с братом уже четырнадцать дней в дороге. – Откуда едете? – Из Гондураса. Меня зовут Нандо. – Очень приятно, Нандо, – отозвалась Лидия, но не представилась в ответ. Молодой человек не стал допытываться. – Нандо, могу я задать вам один вопрос? Юноша опять приподнялся на локте. – Скажите, а где же все? – В смысле? – Где все остальные мигранты? Я думала, на эти поезда собирается куда больше народа. – Ну, после того как в Лечерии закрыли пристанище и понаставили заборов… Думаю, большинство мигрантов тут теперь не задерживается. Так что теперь этот путь – только для молодых, сестра. Для спортсменов. – ¡Los olímpicos![47] – вставил брат Нандо, не поднимая головы и не раскрывая глаз. Второй юноша был довольно тощим, но с округлым брюшком, и Лука не видел в нем никакого сходства с олимпийцами. Чтобы не обгореть на солнце, он прятал лицо под шляпой. – Вы серьезно? Дело в этом заборе? – Лидия с трудом верила, что подобное и вправду могло кого-то отпугнуть. – Дело не только в этом заборе. А во всех заборах на всех станциях. – Везде-везде? – Почти везде. – Парень пожал плечами. – По крайней мере, на юге. – И все эти дорогостоящие заборы ставят только для того, чтобы люди не ездили на поездах? – Да, вроде как ради нашей же безопасности. Но вот ведь какое дело, ограждают только те участки дороги, где поезд делает остановку. С этими словами Нандо указал на рельсы, в ту сторону, откуда чуть раньше пришли Лука и его мать. Лидия помнила то место, где металлическая сетка обрывалась, снова открывая доступ к путям. Там же неподалеку стояли фургоны мигрантской службы, сотрудники которой следили за пешим шествием вдоль путей. – На нашем участке поезд уже разгоняется, – продолжал Нандо. – Поэтому запрыгивать в него придется на ходу. Лука ахнул, обратив на себя взгляды взрослых, и тут же сосредоточенно уставился на свою тортилью с фасолью. – А вам не попадались объявления вдоль забора? Там говорится: «Безопасность прежде всего!» – Нандо рассмеялся. – А что же ты, сестра? Собираешься прыгать на поезд? – Может, нет, – нахмурилась Лидия. – А может, и да. Подогнув ноги, молодой человек скрестил их перед собой и обратился к Луке: – А что насчет тебя, малец? Будешь прыгать на Зверя? Как на родео, когда ковбой прыгает на быка? Лука никогда не видел родео и даже не был уверен, что ему когда-нибудь встречались ковбои. Он молча пожал плечами. – Так что же, – продолжала Мами, – они понастроили заборов и теперь люди больше не ездят на север? – Кто сказал, что не ездят? Из моей страны сейчас бежит больше людей, чем когда-либо. И их число постоянно растет. – Но если не на поезде, то как же? Нандо пожал плечами: – Чаще всего с койотами, прямо от Гондураса. Из одного укрытия в другое и так далее. У них целая сеть, до самого севера. Но получается дорого, а койоты порой ничуть не лучше бандитов. Кто не может заплатить койотам или не доверяет им, те приходят к «Ла-Бестиа». – А когда они упираются в забор? Когда понимают, что на поезд им не попасть? Сорвав с земли засохшую травинку, Нандо прикусил ее зубами. – Ох, сестра, даже не знаю, как тебе сказать. Они идут пешком. Лидия засомневалась: – Идут пешком от Гондураса до Штатов? Лука произвел в уме кое-какие расчеты. Даже если эти гондурасцы доходят только до самой южной точки на границе с США, они преодолевают порядка тысячи шестисот миль. Мальчик не был уверен, что человек вообще способен столько пройти пешком. – Если только по пути им не встретится la migra[48] – тогда их сразу отправят домой, – заметил Нандо. – Они немного отдохнут. Прокатятся обратно на автобусе с работающим кондиционером. Ну а потом начнут все сначала. Лидия закинула в рот последний кусочек тортильи. – А вы сами не боитесь la migra? – спросила она, смахнув с губ крошки. – Не-а. – Нандо улыбнулся. – Мне совсем не обязательно гоняться с ними наперегонки. Достаточно бежать чуть-чуть быстрее брата. У меня все схвачено. – Эй ты, толстяк, мечтать не вредно, – отозвался второй брат.