А может, он просто глуп? Может, вот она, причина, по которой эта серия адаптов была снята с производства? Графенвельдер решает, что рано сдаваться. Пленник не желает сотрудничать? Попробуем его убедить. Смотрителям поручается варьировать параметры окружающей среды – температуру и химический состав, чтобы доставить адапту неудобства. Пищи не давать, но брать новые пробы на биопсию. Очень хорошо видно, что пленнику не по нраву эти процедуры. Но он по-прежнему не говорит, разве что повторяет простые требования: покормить, подогреть воду. Терпение Графенвельдера уже на пределе. Зато адапт, по словам смотрителей, крепчает, его все труднее подчинять. Разгневанный, он сопровождает техников, когда те в очередной раз забираются в аквариум. Их четверо, они в усиленных глубоководных скафандрах, и чтобы прижимать адапта к стене, нужны усилия троих. Когда существу удается на миг освободиться, на эластичной рукавице хозяина остаются глубокие разрывы. По возвращении Графенвельдер рассматривает поврежденную деталь экипировки и с содроганием представляет, что сделали бы эти зубы с незащищенной плотью. Лютая зверюга, что и говорить. Возможно, она не единственная, возможно, слаба умом. Но все-таки нет ощущения, что деньги потрачены зря. Что бы ни представлял собой адапт, он заслуживает места в бестиарии. Причем в бестиарии Графенвельдера, а не в чьем-нибудь чужом. Графенвельдер распускает слух, что в его коллекции появилась новинка. По примеру Урсулы Гудгласс предлагает гостям посетить бестиарий в любое удобное для них время. Публика не должна догадываться о том, что демонстрироваться будет адапт. Просто очередное приобретение, никаких подробностей. Лишь через три дня приглашение получает отклик. Первыми прибывают Лайсендер Кэрроуэй и ее муж. И вид у них такой скучный, будто этот визит – не более чем дань вежливости. Но все меняется, когда перед ними предстает адапт. Графенвельдер постарался довести его до нужной кондиции, на многие часы лишив пищи и комфорта. И вот вспыхивают прожектора, являя взорам людей сгусток безумной ярости. Адапт рвется прикончить стоящих по ту сторону стекла, шкрябает по непробиваемой стене когтями и зубами, бьется об нее в кровь. Гости в ужасе отшатываются от неистового выходца с Европы. Отличный эффект. Это вам не на безобидные останки доктора Тринтиньяна глазеть. – Да, перед вами адапт, – говорит Графенвельдер, пока смотрители занимаются травмами пленника. – По достоверным сведениям, последний в своем роде. – Где вы его раздобыли? Графенвельдер повторяет услышанную от Рифуджио ложь. – Вы же знаете, что у ультра есть обычай держать на борту зверушек. Вряд ли они поняли, кого истязали все эти годы. – А можно с ним поговорить? Я слышала, адапты способны к речи. – Мой не способен. Боюсь, это заблуждение, что большинство адаптов могли общаться с людьми, – им это было просто без надобности. Что же до немногих владевших языком, то они, похоже, вымерли лет сто назад все до одного. – А может, этим осилившим язык хватило ума держаться подальше от ультра? – задумчиво произносит Лайсендер. – Кто умеет разговаривать, тот умеет торговать, заключать сделки. Особенно если знает, как причинять вред людям. – Ну, что может знать адапт о причинении вреда кому бы то ни было? – пренебрежительно цедит Графенвельдер. – Для тех, кто их создавал, это могло иметь какой-то смысл, – продолжает Кэрроуэй. – Особенно в тогдашние времена. Графенвельдер отрицательно качает головой: – Ох, сомневаюсь. Даже умевшие говорить были не настолько умны. Им полагалось выполнять приказы и пользоваться инструментами. Чтобы строить козни, нужно обладать довольно сложным абстрактным мышлением. – Откуда вам знать? – спрашивает Кэрроуэй. – Или, может, встречались с такой особью? В этом вопросе нет подвоха, но к уходу Кэрроуэев у Графенвельдера уже испорчено настроение, и он неуклюже пытается это маскировать любезностями кольцевого политеса. Ну почему эта парочка не желает признать, что адапт достаточно ценен сам по себе? К чему эти догадки насчет его возможностей? Разве появление хищной химеры, рыбочеловека, не заслуживает статуса громчайшей сенсации? И тем не менее Кэрроуэи явно впечатлены – всю следующую неделю Графенвельдер не может пожаловаться на слабый приток гостей. До коллекционеров дошел слух, что в бестиарии появился адапт, но многим не очень-то верится. Снова и снова Графенвельдер вершит ритуал пугающего знакомства с пленником, только теперь это делается эффектнее. Стеклянная стена по-прежнему надежна, но внутри аквариума – ложная оболочка, которая с легкостью покрывается трещинами. Адапту в горло имплантировали микрофон, чтобы от его рева у зрителей леденела кровь в жилах. А поскольку для этой операции понадобилось усыпить существо, Графенвельдер решил заодно ввести электрод в то место, где, по мнению смотрителей, находится болевой центр. Идею он беззастенчиво сплагиатил у леди Гудгласс, но об этом никто не знает, а электрод позволяет доводить адапта, особенно предварительно покормленного, до крайнего неистовства. Конечно, делать выводы пока рано, но бродящие по Кольцу слухи позволяют предположить, что интерес к Тринтиньяну идет на спад. Графенвельдер все еще завидует Урсуле Гудгласс, сделавшей очень удачный ход, однако чувствует, что снова одерживает верх. Он уже редко вспоминает о том, как его обманул Рифуджио. Рассказанная Графенвельдером история о приобретении адапта у ультра повторялась так часто, что он и сам уже почти поверил в нее. Да и не в диковинку ему твердить одну и ту же ложь, пока она не становится практически неотличимой от правды. Когда к нему приходят смотрители и докладывают, что более тщательный анализ ДНК адапта дал статистическое сходство с геномом типичной гиперсвиньи, он отказывается верить ушам. Это что же они хотят сказать? Что адапт ненастоящий? Что это генетическая подделка, состряпанная из гиперсвиньи? Что на фетальной стадии в нее были сплайсированы характеристики адапта? И все это на голову Графенвельдера сваливается в тот момент, когда он уже в шаге от победы? Последние гости – Урсула Гудгласс и ее муж. Они выдержали длинный, но не сказать что совсем невежливый промежуток времени, прежде чем почтили бестиарий своим посещением. Графенвельдер чинно шествует перед паланкином, стараясь выглядеть невозмутимым. – Карл, я слышала, у вас есть адапт. Если это правда, примите мои сердечные поздравления. Уже давно в Кольце не появлялось ничего сравнимого. – Она кокетливо смотрит на Графенвельдера. – А это правда адапт? Мы не склонны верить слухам, но когда все твердят одно и то же… – Это адапт, – отвечает Графенвельдер так мрачно, словно сказанное Урсулой – окончательный приговор. Впрочем, учитывая нынешний статус Урсулы в Кольце, вполне возможно, что так оно и есть. – Желаете взглянуть? – Ну разумеется, желаем, – трубит паланкин голосом ее мужа. Графенвельдер подводит супругов к неосвещенному аквариуму и вручает Урсуле спецназовские очки, полагая, что паланкин оснащен инфравизором. Потом дает гостям поглазеть на смутный движущийся силуэт – это часть представления. – А он меньше, чем я ожидала, – заключает леди Гудгласс. – Все они невелики, – объясняет Графенвельдер. – Предназначались для работы в стесненных условиях. Но пусть его внешность вас не обманывает. Он расшвыряет троих мужчин в усиленных скафандрах. – И вы абсолютно уверены в его подлинности? Проделали весь комплекс необходимых тестов? – У меня нет ни малейших сомнений. – И Графенвельдер торопливо добавляет: – Если хотите, покажу вам результаты. – Не нужно, мне достаточно вашего слова. Вы так долго охотились за этим существом – уж конечно, не приобрели бы его без надлежащей проверки. Графенвельдер позволяет себе микроскопическую насупленность: – Вот уж не знал, что вам было известно о моем интересе к приобретению адапта. – Помилуйте, Карл, вы же протянули щупальца во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Хотя, конечно, старались действовать скрытно, насколько позволяли обстоятельства. – И она добавляет с фальшивой улыбкой: – Я рада вашему успеху, Карл. Каково это в ощущениях, а? Завершен великий поиск, предмет вожделения в ваших руках. Восхитительно, да? – Да, – отвечает он. – Именно так. Тут заговаривает паланкин: – А можно спросить, что в этом адапте было для вас самым интригующим? Графенвельдер пожимает плечами, ожидая, что ответ легко придет на ум. Не тут-то было – требуется волевое усилие, как будто вдруг застопорился мыслительный процесс. – Наверное, его уникальность, Эдрик. – Но разве мало на свете уникальных вещей? – трубит паланкин с легкой ноткой недоумения. – Зачем идти на такую крайность, как поиск адапта, о чьем существовании даже нет достоверных сведений? И чью подлинность невозможно доказать стопроцентно? – А может, как раз потому, что это было так непросто? Я люблю трудные задачи. Разве нашлась бы задача потрудней, чем эта? – Пожалуй, что нет, – отвечает паланкин. – Просто мне любопытно: а не было ли у вас более глубокой мотивации, не столь явной? – Вы решили именно меня об этом спросить? Кругом столько коллекционеров – поинтересуйтесь у них, почему каждый увлечен своим хобби. – Дорогой, Карл совершенно прав. – Урсула скупо улыбается в окошко паланкина. – Это мутная тема, не стоит зарываться в нее слишком глубоко. – Признаю свою ошибку. – И паланкин чуть отъезжает от массивной стеклянной стены. А вот теперь, решает Графенвельдер, самый подходящий момент, чтобы включить прожекторы и взъярить адапта. Он нажимает в кармане кнопку дистанционного пульта, пускает ток в мозг существа. Лучи света пронизывают водную толщу, выхватывают пловца из тьмы. Адапт взрыкивает и устремляется к стене, в глазах – пламя ненависти, видимое даже в сиянии ламп. Он врезается в слабую внутреннюю оболочку и разбивает стекло. Такое впечатление, что весь огромный аквариум вот-вот пойдет трещинами и развалится. – Мы в полной безопасности, – заявляет Графенвельдер, не сомневавшийся, что леди Гудгласс в страхе отскочит от стены. Но она остается на месте. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. – Вы правы, – комментирует она, – это хорошая добыча. Все же интересно, он и впрямь такой опасный, как выглядит? – Поверьте, он опаснее стократ. Едва не прокусил мою перчатку, а ведь на мне был самый прочный скафандр. – Может, ему не по нраву условия содержания? Не похоже, что он обрадовался, когда вы зажгли свет. – Урсула, это экспонат. Ему и не должно здесь нравиться. Пускай спасибо скажет за то, что жив. Леди Гудгласс смотрит на Графенвельдера заинтересованно, как будто он изрек нечто глубокомысленное. – Карл, вы в самом деле так считаете? – Да, именно так. Она снова поворачивается к аквариуму. Экспонат висит сразу за стенкой, заякорившись пальцами и хвостовым плавником. Трещины в стекле разбежались во все стороны, и кажется, что адапт замерз в огромной снежинке. Урсула снимает перчатку и касается рукой гладкой, невредимой внешней стены, как раз напротив перепончатой кисти адапта. И тут Графенвельдер замечает клинышки бледной кожной ткани между пальцами женщины. Эта молочная полупрозрачность – точно такая же, как у пленника. Урсула распрямляет ладонь, прижимает ее к стеклу, и адапт копирует движение. Кажется, в бестиарии внезапно воцарилась стужа. Мгновение контакта растягивается в минуты, часы, века. Графенвельдер смотрит в полнейшем ступоре, не в силах осмыслить увиденное. Когда женщина ведет ладонью по стеклу, адапт подражает с точностью опытного мима. Она делает шаг вперед, касается холодной поверхности щекой. Адапт прижимается к расколотой внутренней стене, поза – точь в точь как у Урсулы. И кажется, будто их лица слились. Леди Гудгласс отстраняется от стены и с улыбкой смотрит на адапта. Тот пытается имитировать ее мину, с усилием растягивает рот. Улыбка выходит скорее пугающей, чем успокаивающей, но нет сомнений, что пленник действует осознанно. Наконец к Графенвельдеру возвращается способность говорить. Голос звучит неестественно, как будто доносится из соседнего помещения. – Что вы делаете? – Здороваюсь с другом, – отвечает Урсула, повернувшись к нему. – А вы что подумали?